– Удобно как.
Счетоводы кайзера, возможно, примут поломанные рёбра как убедительный повод для трат, но если есть вариант совсем не возбуждать их любопытство…
– Не боись, пока на ноги не станешь – я пригляжу за всем.
Ренато замер у подножья лестницы.
– Я справлюсь.
Ганс засопел и попытался мягко подтолкнуть к первой ступени, но он не пошевелился – лишь слепо обратил живое ухо к голосу Йохана:
– Бёльсова Мгла, ты же без подпорки не держишься!
– Мне и не надо. Зато тебе надо день и ночь пасти наши вложения в Гвардию.
– Я могу тебя нести, – деликатно ввернул здоровяк, согнутый в двусмысленной позе посреди узкого прохода.
Язва не стал препираться, и старший агент, мотнув головой, первым подался вперёд.
– А если патриции заставят капитана башку мне открутить?
– Не открутит. Пока не получит остатки денег и хоть одну свою услугу.
– Если только останется капитанить до утра…
– Останется, – хмыкнул Ганс, пока Ренато одуревшим глазом пытался посчитать ступени на следующем пролёте. – Гвардию за ночь не перетряхнёшь. Не станут они бардак разводить, когда под боком ткачи и Трефы с оружием.
– Ага. Или решат-таки устроить встряску под шумок, – проворчал Язва, но в его тоне наметилась слабина.
Хороший он мужик, и агент прекрасный – все непрекрасные уже выбыли, – так что сделает всё, как следует. Сделал бы, даже будь риск втрое больше.
Но агенту побухтеть – всё равно, что попу причаститься.
Ровно этим же занялся и мессер старший шпик, едва порог отделил его от проклятой лестницы в проклятые подземелья баронской твердыни.
– Я предлагал донести, – трезво отозвался Ганс.
– Ничего, дальше уже только вниз с холма, – «утешил» Йохан.
– Едрить меня! – охнул ещё кто-то.
Штифт прищурился. К тусклой лампаде Язвы присоединился солидный фонарь в руках одного из новых хозяев. Чересчур много света для едва выбравшегося оттуда, где солнце не светит.
– Это…
– Да вижу, – буркнул Ренато.
Шлем, напузник, булава и пистолет за поясом; после пересчёта железных причиндалов голова загудела и пошла кругом. Ну какая к Бёльсу разница, кто это такой? Один из многих, ждущих карающего подзатыльника вот-вот, с минуты на минуту.
– Что за караул почётный?
Штифт мотнул головой вглубь тронного зала Даголо. Путь, которым провели его в цепях двадцать-тридцать приёмчиков назад, теперь отмечали жирные кровавые разводы. Так бывает, если полдня таскать по дорогущим плиточным полам много-много трупов, а после символически тирануть их мокрой тряпкой. Знать, у Короля Треф и впрямь забот невпроворот.
– Гёц велел стеречь до утра… модников, – нехотя выдавил ночной сторож.
И в самом деле, если хорошенько посмотреть, очень похоже на парочку тел. Что-то изнутри заколотилось о грудь с той стороны, что не успели подпалить.
– Ладно, Штифт, если отдышался… – на плечо мягко опустилась рука Язвы.
– Глянем.
– На жмуров, что ли?
Штифт молча развернулся от выхода к кровавой дорожке, шагнул нетвёрдо вперёд, когда шагнула его верная опора. Странное дело, но каждый фут давался легче и легче – едва ли даже измученный подмастерье движется так в кабак прочь от тирана-мастера.
– Поглазеть стоит грош, – с ленцой бросил второй вооружённый типус на табурете у тел.
Ну, точно Трефы.
Язва выступил вперёд и процедил, воздевая обвинительный перст:
– Один его пытал, а другой велел пытать. Это чего-то стоит?
Предприимчивый малый посмотрел сперва на Штифта, потом на трупы, потом снова на Штифта. Штифт собрал в кулак, что ещё мог собирать, и браво оскалился.
– Ах, ну раз так…
Ганс подвёл его ближе, но ноги отяжелели – по фунту за всякий пройденный шаг.
И в самом деле, если хорошенько посмотреть, всего лишь жмуры. Шикарно одетые жмуры, правда, даже после того, как их слегка поободрали.
Паренёк и Тихий совсем в другом виде преставились.
– По Тиллю и могила, – мрачно ответил Ганс.
– Проклятье, не могу никакую назидательность припомнить, – вздохнул Язва. – Паренька сюда б. Сказал бы что-то из Хорошей Книжки. Что-то вроде «грех потрошит грешника Бёльсу на прокорм».
– Дагмаром его звали.
Ренато наклонился и сплюнул точно меж голов отца и сына. Вот так. И хватит одного на двоих.
– Эй, дядя, ну-ка! – второй сторож подскочил с табурета, сложил руки на груди, насупился: – Ты пострадал и всё такое, но на модников сморкаться не моги!
– Мы уже уходим, – Йохан встал между ними и примирительно поднял руки, потом покосился назад: – Штифт, нам правда пора. Мой лекарь всю ночь штаны протирать не будет.
– Угу, – и так довольно сил потрачено на всякий вздор.
Шпион отвернулся от дурацких шляп и сосредоточился на своих ногах: быть может, их хватит ещё на одну затяжную прогулку? Быть может, в конце пути его ждёт настоящая постель и хорошее одеяло – быть может, даже без вшей. Потом миска жидкой похлёбки для лежачих стариков и блаженное забытье где-то на денёк, пока служба опять не выпихнёт с койки в очередной многозначительный разговор. Воистину, ради такого можно вытерпеть хоть тысячу приёмчиков.