Индульгенции

Черта с два я пойду на сделку с этим уродом. Да, немного денег у меня отложено. Вот только нужны они Коленьке и Анне, этой продажной твари, которая пока еще все равно нужна, чтобы заботиться о моем сыне, но не каким-то скотам. Кирилл давно дал мне понять, что колония поселения и погашенная судимость – не конец света. И никто меня больше не нагнет, потому что я…

Анна

…и мы уже все закончили, – я замолкаю, чтобы у него было время все понять.

Он упирается взглядом в стол и долго молчит.

– Знаешь, я думала, как жить дальше. И мне просто… просто не найти, что делать. Наверное, нужно найти работу, чем-то заняться, но…

Я снова замолкаю. Леша накрывает лицо руками. Возможно, он плачет, хотя я никогда не видела, чтобы он плакал. Я выдавливаю из себя каждое слово, чтобы он понимал, что я рядом, и что у нас общее горе, и я все также хочу ему помочь. Но я не знаю, слышит ли он меня.

– У меня просто ничего больше нет. Я даже не хочу идти домой. Осталась бы здесь. Я так устала.

Он поднимает лицо, и я вижу, что у него дрожат скулы. Почему это? Так переживает? Или что-то еще?

– Натрахалась? – выдает он.

Меня шокирует этот вопрос, и я замираю с открытым ртом.

– Натрахалась, ну? – повторяет он.

В голове – словно свет потушили.

– О чем ты?

– Я знаю все. Ты не за ребенком следила. Ты со своим хахалем отдыхала. Потому-то так и вышло.

– Каким…

– Иди отсюда по-хорошему, – с нескрываемой злобой в глазах и голосе говорит Леша. – Меня один раз уже заперли, и терять мне нечего.

– Ты не можешь со мной так. Я не знаю, кто тебе и что наговорил…

– Да я и так должен был догадаться. Ничего, ничего мне больше не нужно! – кричит Леша так, что у меня звенит в ушах, и я их закрываю.

Дверь открывается, и заходит охранник.

– Уведи меня уже, – заявляет ему Леша, но снова поворачивается ко мне. – Самое худшее то, что ты делала это на глазах у Коленьки.

– Такого не было! – уже со слезами на глазах кричу в ответ я.

– Даже если он был рядом, – уже подставляя руки под наручники, отвечает Леша. – Ты о чем думала, ну?

Я ничего не могу сказать в ответ. Слишком много разных слов и мыслей роются в голове, и я пытаюсь во всем этом разобраться одним махом, но не могу. Мне предлагают покинуть комнату для переговоров, и я выхожу на улицу и сажусь в первом попавшемся кафе.

Кто ему мог сказать? И зачем? Что теперь будет с тем, что еще недавно было нашей семьей? Коленьки больше нет, и я не знаю, зачем нужно было жертвовать чем-либо, раз Леша узнал о моих приключениях. Господи, что же я натворила?

Но если Антон сделает все, как мы договаривались, то Лешу выпустят, и тогда-то он уж точно поймет, что я все делала только для него и Коленьки.

Звонит Кирилл. Он взбудоражен, и я прошу его сразу начать рассказывать по существу, а не расспрашивать, как у меня дела, ведь дела-то у меня – как сажа бела.

– Я получил файл, вроде как видеозапись. С комментарием, для чего это использовать – как улику для дела Леши. Но запись не открывается. Не читается ничем.

– Как так? – мне в лицо бьет жар, потому что я-то знаю, откуда эта запись.

– Я попробовал отдать знакомому специалисту, и он сказал, что этот файл вряд ли смогут восстановить.

– И что теперь делать?

– Я попробую подать ходатайство, через экспертизу. Буду заверять, что это имеет смысл рассмотреть. Но если суд решит, что мы просто тянем время, то ничего не выйдет.

– Как так-то, а?

– Слушай, источник улики некомпетентен, и файл поврежден, но независимая экспертиза может помочь – у них оборудование лучше, они могут разобраться. Если что-то выйдет – приобщим запись. Если от нее вообще будет польза.

– Должна быть. Точно.

– Ты знаешь, откуда это?

– Нет. Не знаю. Но что-то там должно быть. Я верю.

Кирилл скомкано прощается, ссылаясь на занятость, а я продолжаю сидеть в кафе, ничего не заказывая и не понимая, как такое может быть. Антон не мог так поступить – кинуть какую-то фальшивку, и на этом успокоиться. Он должен был что-то еще сделать. Но он не берет трубку после нескольких звонков, и я перестаю набирать его номер и просто жду – может, он и перезвонит. Моя единственная надежда – на него, потому что я видела эту запись, и она могла бы…

Кирилл

…но не смог забрать машину из этого чертова сервиса, и теперь бегаю весь день, как в задницу ужаленный.

Константинов выходит, наконец, в коридор, и это мой единственный на сегодня шанс отловить его.

– Евгений Андреич, Можно к Вам на минутку? – зная, как он любит официоз, напрашиваюсь я.

– Ну, попробуй, – ухмыляется Константинов и оставляет дверь своего кабинета открытой.

– Что с файлом, который я просил приобщить?

– Пока рассматривают. Там что-то по технике. Решение экспертизы будет к четвергу. У судьи и узнаешь

– То есть, ничего?

– Всякое может быть.

Константинов, узнаю. Сдержанный, кабинетно-пиджачный номенклатурный ублюдок. Не проронит ни единого лишнего слова, а все, что скажет, окажется пустым звуком.

– К тебе напрямую поступали улики? Я знаю, что Сафронов наверняка все решил. Мне уже звонили, дважды. Но у мужика ребенок умер, жена с ума сходит, здесь надо разобраться.

– И в чем конкретно дело?

– Сделка. Условный срок. Что угодно, что помирит тебя, меня и Сафронова.