Индульгенции

– Как знать.

– Послушай, Женя…

– Мы с тобой на одном поле не срали, Кирюша. Ты много себе позволяешь для вчерашнего гражданского адвоката с армией и проваленной секцией бокса за плечами. Ничего не решено. С моей подачи суд уже подал запись на экспертизу. А мог и не подавать – файл, который даже просмотреть нельзя, – за явной незначительностью. Я не препятствую работе защиты, а действую в рамках правового поля. А вот ты одним фактом своего присутствия здесь уже пытаешься давить на следствие. Это совсем не хорошо.

– Хм. Я консультируюсь…

– Да нет, это совсем не так называется. Я проверю, нет ли еще каких улик, и тогда свяжусь с вами. С тобой и с женой обвиняемого, раз она в поверенных. И с потерпевшей стороной, кстати – она тоже есть, если ты не забыл. Это все?

– Пожалуй, да.

– Всего хорошего, Кирилл.

Я подхожу к метро, докуривая одноразовый вейп. События последних дней окончательно добили меня. Но только сегодня, после разговора с Константиновым я ощутил потрясающее облегчение от понимания того, что я сделал все, что от меня зависело. Даже больше. Я не знаю, кто и что хотел мне прислать, и как в этом замешана Анна. Возможно, все это бред и блеф. Это изначально было проигранное дело, но Анна так умоляла меня помочь и настолько нуждалась в поддержке, что я просто обязан был что-то предпринять. Но теперь с меня хватит. Я могу даже не брать денег у Адама после того, как объясню всю суть ситуации. Мне просто нужно отдохнуть. И я уже даже знаю, куда улечу через неделю, когда закрою последнее из заседаний на этот месяц. Иначе зима меня доканает.

Сломаться морально и отказаться от этой защиты – однозначно лучше, чем сломаться физически после третьего предупреждения.

В вагоне метро мое внимание приковывает к себе потрясающая девушка. Я довольно редко езжу общественным транспортом и скорее принадлежу к тем, кто насмехается над неудачниками, знакомящимися в метро. Но с этой девушкой что-то не так. Она словно вырезана из другой картинки и вставлена в этот вагон. На ней желтое платье и поверх него – меховой жилет. У нее шикарная фигура, выразительная грудь и идеальные ноги. И, черт возьми, эта родинка на ее безупречном, миловидном лице – я чувствую, как мое сердце трясется в панике от того, что я могу даже не попытаться и никогда не прикоснусь к ней. Но это явно одна из девиц, к которым так просто не подойти. Но какого черта? Если сегодня я снова не решусь хоть что-то наладить в своей жизни, то какой из меня мужик?

Девять из десяти, что она меня пошлет в самом начале. Но вот я подсаживаюсь, и вот я уже знаю, что ее зовут Алена, а она знает, как зовут меня. И я не слышу презрения или желания послать в ее голосе. Что-то тут не так.

– Вы так прекрасны, но так печальны. Почему это?

– Меня подвел близкий человек, – вздыхает она. – И вообще, трудное время. Вот я решила Вам поплакаться. Вы не против?

– Я как раз специализируюсь на решении проблем путем выслушивания.

Господи ты боже, удочка заброшена, и поплавок уже дергается. Ну, есть же еще место в жизни для безумства?

– И надолго Вас хватает?

– Смотря, на какой теме мы сейчас.

Она смеется и слегка краснеет. Я думал, так бывает только в романтическом кино. Но я просто взял и попробовал. И это сработало.

– Угостите даму кофе?

– Только об этом и мечтаю. Кстати, а Вы бывали на Крите?

…

Константинов

…потому что я долго не мог прекратить смеяться после визита едва не расплакавшегося прямо здесь Кирилла. Я звоню тому странному пареньку еще раз, чтобы уточнить ставки. Нужно разложить все по полочкам, чтобы каждый в моем окружении выполнял свою задачу. Все должно быть прекрасно – и дело, и приговор. И я обеспечиваю себя душевным спокойствием – это обязательное условие каждого дела.

Моим долгом было, по крайней мере, спросить этого несчастного мужика, есть ли у него воля к свободе. Дать ему шанс. Он отказался. И это очистило мою совесть, чтобы спокойно реализовывать другие договоренности. На самом деле, ничего бы не поменялось, но так просто легче. Многие вещи делаются за деньги, но для того, чтобы совершить некоторые из них, нужно еще и слово. Иногда это слово, записанное с помощью встроенного в телефон диктофона. Ведь любые отношения должны оставаться в рамках правового поля. Иначе нам не выжить. Нам, людям тонкого склада ума.

Заседание назначено на середину февраля. И к этому времени мы все будем готовы. Каждый примет свою участь, что уж там лицемерить, да и…

Леша

…все это похоже на комедию абсурда, так я скажу. Кирилл просто разводит руками. Он предлагал приобщить какую-то запись, но сейчас судья сообщает, что по результатам экспертизы этого сделать нельзя.

– А что там вообще было-то? – шепотом спрашиваю Кирилла, но тот снова просто разводит руками.

Анна что-то лепечет, обращая на себя внимание всего зала. Судья переспрашивает, что там у нее на уме, и она несет какую-то несвязную чушь про то, что видела или не видела – я не понимаю до конца. Кирилл встает и просит ее успокоиться, но она кричит, что это все из-за него, и ее придерживает ее двоюродная сестра, пришедшая вроде как ее поддержать. Тем не менее, Анна вырывается и пытается убежать из зала суда, но не доходя несколько шагов до пристава, дежурящего у двери, падает в обморок.

– Объявляется перерыв, – громогласно заявляет судья.

Кирилл убегает, чтобы помочь поднять Анну.

– Редкостная ты дура, Аня, – качаю я головой.

Конечно же, я сам виноват во многом, но вот с уликами – история совсем мутная. Я не знаю, кому еще верить, и создается такое ощущение, что уже некому. Только один мой кореш, узнавший про мою беду и согласившийся оплатить все расходы, вызывает у меня доверие. Но проблема в том, что адвокат, которому эти деньги предполагается платить, перестал подавать признаки жизни. Правда, он как-то хитро договорился насчет охранника, которому я расколотил хохотальник, но за ту мразь я бы и сесть не поленился.

Короче, суть такая, что надо распланировать ближайшие пару лет на зоне, а для этого…

Антон

…и вот – перед моими глазами – Анна, беспомощно смотрящая на меня, затем обращающаяся вроде как к судье с невнятной просьбой. Она бормочет, что видела эту запись, и я сохраняю ледяное спокойствие внешне, но такой же ледяной душ падает на мою спину. Если она покажет на меня пальцем, то я окажусь в еще большем проигрыше. Константинов не заявил никаких вновь обнаруженных улик и как только объявили перерыв, куда-то исчез – словно его и не было.

Родственница Анны помогает усадить ее и требует нашатыря, а затем атакует Кирилла, ставшего для меня за какие-то несколько минут темной лошадкой, если не серым кардиналом этого процесса.

– Что нам делать дальше?

– Я думаю, можно готовить апелляцию, – потирая висок, отвечает Кирилл. – Другого выхода не вижу. Но мы должны дождаться приговора. И вообще – дождаться, не появятся ли улики у обвинения.

– Какие улики? – лепечет очнувшаяся и уже внимательно слушающая речь Кирилла Анна.

– Бог его знает, – пожимает тот плечами.

Я хотел бы прямо поговорить с ним, но не могу. Любая связь с этим делом – пропасть для меня в будущем. И почему на «газель» вскочила именно Настя Сафронова? Неужто, какой-нибудь гопницы было не найти?

Да и какой смысл мне что-то объяснять адвокатишке? Что-то пошло не так с загрузкой файла, и Кирилл получил нечитаемый огрызок, а копии у меня на руках не оставалось, поскольку лишние улики на моем макбуке мне были ни к чему. Долбанная «Рамблер-почта» не годится даже для одноразовых отправок. И это лишь первая версия произошедшего. А вот вторая куда как интереснее. В каком-то плане, слова Константинова оказались пророческими. Урод, судя по всему, кинул меня – это почти наверняка. Но он намекал и на нечистых на руку адвокатов. И не факт, что дело не в работе этого Кирилла. Подсказать сейчас что-либо Анне в плане общения с адвокатом – тоже не вариант. Я тереблю похолодевшими пальцами пропуск журналиста и быстро покидаю зал заседания, на ходу вызывая такси с уточнением «довезти с ветерком».

Меня пугает то, что искривленное испуганное лицо Ани застряло где-то у меня на подкорке. Меня раздражал даже случайный взгляд на нее, а теперь она смотрит на меня изнутри. И от этого нужно куда-то быстро деться. Я делаю дозу припасенного в маленьком кармашке джинсов порошка – так тихо, как только могу, – но водитель явно замечает это, и когда я поднимаю глаза с расширенными зрачками, он расстроено качает головой – я вижу это в зеркале заднего вида.

– Не рассыпал, надеюсь? – угрюмо бормочет таксист.

– Нет, – мотаю головой явно слишком быстро, но лишь потому, что мне сейчас все нужно делать быстро. – Нет, ничего. Все в норме.

– Ты не в норме.

– Чушь.

– Как знаешь, – пожимает плечами.

– Двойной тариф, если ты молчишь и ничего не видишь, кроме дороги.