Индульгенции

– «А Германа все нет», – понимающе декламирую и, ощущая легкое приятное головокружение, добавляю внутрь себя еще пару глотков головокружителя.

– Погляди, какой красавец, – поджав губы и заметно напрягшись, бормочет Стас.

– Уже с новой бабой, – усмехается Лена.

Я вижу на другом конце зала молодого подтянутого парня и не отступающую от него ни на шаг девицу в коротком платье. Девица – стройная брюнетка, причем стройная настолько, что прямо нечем похвастаться. А черты парня я никак не могу рассмотреть и запомнить, потому что меня отвлекает его взгляд – туманный, устремленный куда-то вдаль, загадочный. Он говорит с кем-то, быстро кивает, уходит дальше, а я все еще не могу в него всмотреться, потому что его лицо и этот взгляд занимают все мое внимание, и его взгляд словно поглощает все окружающее.

– Кто это вообще? – немного смущенно интересуюсь у Лены.

– Сын Елисеева, – с легкой усмешкой отвечает она и после многозначительной паузы добавляет. – Антон.

– И что он, интересно, тут делает. На нашей быдло-вечеринке, – Стас с кислым видом допивает виски и шумно отставляет стакан на столик.

– Да брось ты. Он нормальный парень, – пожимает плечами Лена и потирает свои пунцовые, как всегда бывает у нее уже после второго бокала, щеки. – Ну, пожил человек в Европе, не понравилось. Теперь вернулся. Что такого?

– Не люблю мажоров, всего-то, – в откровенно защитной манере скрещивает руки на груди Стас.

– Золотой ребенок? – пытаюсь вписаться в эту беседу людей, которые явно понимают, о чем говорят, в отличие от меня.

– А что ему, отца сменить? – качает головой Лена. – Его мать передознулась героином, и он заключил с Елисеевым соглашение по закрытию долгов нескольких компаний наследственными активами. Между прочим, если бы не это, мы бы тут все давно на улице были. Или на бирже.

– Чушь, – фыркает Стас. – Я бы не был. Я в комнату для мальчиков.

– Счастливого пути, – едко, но едва слышно цедит Лена.

– Что-то ты его прям не щадишь, – улыбаюсь, пытаясь сгладить напряжение, буквально разогревшее воздух в радиусе пары метров от Лены и Стаса, которых, насколько я знаю, объединяет не только общий кабинет и общий отдел в фирме.

– Просто не люблю, когда начинают по пьяни много на себя брать. Всяких полномочий и прав, например.

Понимающе киваю, хотя я лично от всех этих разборок далека, как Ксюша Собчак от трудов Канта.

– А он это делает каждый раз, – добавляет Лена. – Поэтому его я тоже не люблю. Как бы ему этого ни хотелось, судя по его слюнявым тошнотворным домогательствам в «ватсапе». Очень херовым, кстати, как по грамотности, так и по лиричности. Тот парень, говорят, ей стихи писал, между прочим.

– Ой, большей чуши не слышала, – усмехаюсь. – Кто в наше время и в наших офисных клетках с кучей бездарных клерков может таким заниматься? Те, кто пишут дамам сердца стихи, в офисах не работают и трубами не торгуют.

– Ну, может, и врут, – вздыхает Лена. – А я бы хотела, чтобы мне хоть два слова красиво сказали. А предлагают только перепих – хорошо, если на даче, а не за гаражами.

Мы обе прыскаем со смеху и решаем сместить позицию в направлении полуразрушенного шведского стола. Прихватив по паре корзиночек с лососем, мы снова осматриваемся в поиске жертв для сплетничества, но находим только странного мужика в мерзкого зеленого цвета жилетке и столь же отвратительной застиранной рубашке под ней, торопливо – так, что крошки плотно облепили весь его рот, – уплетающего бутерброды с икрой и ветчиной попеременно и рассказывающего какую-то странную историю двум девочкам из Москвы.

– Олег Иванович? – громко окликает мужика Лена. – Вы ли это?

Мужик едва не давится очередным бутербродом, сжимает крепче тарелку и с хтоническим ужасом в глазах таращится на Лену, но спустя пару секунд ослабляет хватку, видимо, заметив, что у Лены тарелка тоже есть, и у него не отберут его прелесть.

– Леночка, так ведь? – делает пару жевательных движений. – Я Вас сразу заметил, это же Cacharel, да? Вам так идет!

– Боже, Вы так наблюдательны, – Лена явно кривляется, но мужику это льстит, и он быстро становится таким же розовощеким, как сама Лена. – Знакомься, Ирочка – это Олег Иванович, он из снабжения нашего филиала на севере, недавно у нас, но уже покорил мое сердце своей наблюдательностью.

– Очень приятно, – улыбаюсь так тускло, как только возможно, чтобы не подавать впечатлительному мужичку никаких лишних знаков.

– О чем вы рассказываете нашим гостям, поделитесь? – решает взять быка за рога Лена, и я едва сдерживаюсь от того, чтобы не накрыть лицо рукой от стыда, смешанного с отвращением.

– О, это очень печальная история, еще печальнее, чем перейти с Molecule на Paco Rabanne, поверьте мне, – качает головой Олег. – У меня ведь пару дет назад пропала жена, представьте себе.

– Как это пропала? Ушла от Вас? Как она могла? – кудахчет уже явно развеселившаяся от одного вида этого щекастого украшенного теперь еще большим количеством крошек мужичка Лена.

– Нет, я верю, что она не могла так поступить, – едва не всхлипывает Олег, и мне даже на миг становится его жаль. – Она просто пропала в один прекрасный день, когда пошла за лекарствами для меня.

– А какими лекарствами? – зачем-то спрашивает девочка из Москвы.

– Ну, я бы хотел это оставить без комментариев, если позволите, – Олег краснеет еще сильнее, и кажется, что на обоих его висках вот-вот произойдет детонация в венах и разнесет его многострадальный череп на весь банкетный зал. – Она ушла, а я сидел дома и ждал, и она пропала со связи, представляете? Я сразу же написал заявление, на полиция и пальцем не пошевелила, я уверен. Писали мне какие-то отписки, – он расстроено кидает бутерброд на тарелку, но потом, подумав несколько секунд и что-то проговорив одними губами, подбирает его и продолжает уничтожать, параллельно болтая. – Я пытался искать ее сам, но безуспешно. Знаете, я даже пригороды сам шерстил, испортил джинсы от Armani в одном таком походе. Это было ужасное время. Потом вот устроился в вашу компанию, и теперь стараюсь забыть об этом ужасе.

– Что вам помогает справляться с этим горем? – уже потеряв былой интерес, из вежливости спрашивает Лена.

Олег замирает на миг, снова уставившись на нее и крепко зажав губами почти добитый бутерброд и молчит, словно впав в прострацию. Так проходит несколько секунд, и мы решаем вместе с девочками из Москвы плавно удалиться от странноватого дядьки, обменявшись с пигалицами незначительными комментариями на счет отличного вечера.

– А по переписке казался нормальным человеком, – пожимает плечами Лена. – То есть, вот прямо так и не сказала бы. И по фотке казался приличным.

– Зато сразу ясно, за какими лекарствами жена ушла, – усмехаюсь, допиваю жалкие остатки шампанского и небрежно отставляю бокал на чей-то столик.

– Так, Ирусик, все, – избавившись от бокала и демонстративно поправив не самую большую грудь, заявляет Лена. – Мне пора танцевать с вон тем дяденькой. Очень нужный козлик. Минут на полчаса я не твоя, ага?

– Свободна.

С доброжелательной улыбкой машу ей ладошкой, и она зачем-то целует меня в щеку и отчаливает в сторону небольшой сцены, рядом с которой уже начались медляки разных сортов, в которые я точно вписываться не планирую. Впрочем…

– Ты свободна? – меня снова огорошивает этот голос, а широкая улыбка заполняет все вокруг.

Встряхнись, ты просто перебрала – шампанское поверх вина и поверх чего-то еще на старте – вот тебя и заполняет. Как бы ни пришлось это заполнение сейчас в белого приятеля выбрасывать!

– Смотря, в каком смысле, – говорит за меня шампанское.

– Я пока претендовал бы на один танец, – показывает взглядом в сторону беснующихся под неторопливый блюз менеджеров Игорь.

– Честно говоря, именно сейчас, я бы с Вашего позволения лучше посидела, – вымученно улыбаюсь. – Больно уж я расслаблена для того, чтобы Вам было интересно со мной танцевать.

– А разве для этого надо напрягаться? – удивленно вскидывает брови, пытаясь понять источник моей чуши, Игорь. – Ну, вообще, желание дамы – закон. Прошу, – он предлагает мне взять его под локоть, и я совершенно не против, хотя сразу же ощущаю выжигающие огромные дыры на моем платье взгляды таких же Леночек и Ирочек, уже придумавших, куда же это меня повел Елисеев.

А ведет он меня на балкон, возвышающийся над этим банкетным залом и выходящий на террасу, и обстановка здесь достаточно интимная для того, чтобы я сюда трезвой ни в жизнь не зашла. Стол между нами достаточно длинный, и Игорь садится как раз напротив – значит, лапать сразу не будет, это уже здорово.

Ты совсем дура? О чем ты, Ирочка, вообще думаешь? Ты допускаешь, что он может тебя лапать, в принципе? И что ты даешь ему это делать, в случае чего?

Да заткнись ты уже, истеричка.

– Я взял на себя смелость заказать сюда шампанское, но если ты…

– То, что нужно, – показываю большой палец и хочу себя ударить по лицу за этот скотский жест, никак не сочетающийся с моими платьем и до тошноты изящным шилаком.

Боже, что я делаю? Дай мне сил!