Петушков

Петушков побледнел.

– Ну… ну, что ж ты не входишь? – заговорил он, наконец. – Войди, Василиса, войди. Я очень тебе рад, Василиса.

Василиса взглянула на Онисима – и вошла в комнату. Петушков приблизился к ней… Он дышал глубоко и редко. Онисим наблюдал за ним. Василиса боязливо косилась на обоих.

– Садись, Василиса, – заговорил опять Иван Афанасьич, – спасибо тебе, что пришла. Извини, что я… как бы это сказать?.. этак в неприличном виде. Я не мог предвидеть, никак не мог, согласись сама. Ну, садись же, вот хоть здесь, на диване… Так, кажется, я выражаюсь?

Василиса села.

– Ну, здравствуй, – продолжал Петушков. – Ну, как поживаешь? что делала хорошего?

– Я слава богу, Иван Афанасьич. Как вы?

– Я? Как видишь! Убит. И кем убит? Тобой убит, Василиса. Но я на тебя не сержусь. Только я убит. Вот, спроси хоть у этого. (Он указал на Онисима.) Ты не гляди, что я пьян. Я точно пьян; только я убит. Оттого и пьян, что убит.

– Помилуй бог, Иван Афанасьич!

– Убит, Василиса, уж я тебе говорю. Ты мне верь. Я тебя никогда не обманывал. Ну, что твоя тетка, здорова?

– Здорова, Иван Афанасьич. Много благодарны.

Петушков начинал сильно покачиваться.

– Да вы-то нездоровы сегодня, Иван Афанасьич. Вы бы легли.

– Нет, я здоров, Василиса. Нет, ты не говори, что я нездоров, а ты лучше скажи, что в разврат я вдался, нравственность потерял. Вот это будет справедливо. Против этого я спорить не буду.

Ивана Афанасьича качнуло назад. Онисим подскочил и поддержал своего барина.

– А кто виноват? Хочешь, я скажу тебе, кто виноват? Я виноват, я первый. Мне бы что следовало сделать? Мне бы следовало тебе сказать: Василиса, я тебя люблю. Ну, хорошо. Ну, хочешь за меня замуж? Хочешь? Правда, ты мещанка, положим; ну, да это ничего. Это бывает. Вот и у меня там был знакомый: тоже этак женился. Чухонку взял. Взял да и женился. А со мной тебе было бы хорошо. Я человек добрый, ей-богу! Ты не гляди на то, что я пьян, а взгляни лучше на мое сердце. Вот, спроси хоть у этого… человека. Стало быть, виноват-то выхожу я. А теперь я, разумеется, убит.

Иван Афанасьич более и более нуждался в подпоре Онисима.

– А все-таки тебе грех, большой грех. Я тебя любил, я тебя уважал, я… да уж что! Я и теперь готов хоть сейчас под венец. Хочешь? Ты только скажи, а уж там мы сейчас. А только ты меня обидела кровно… кровно. Хоть бы сама отказала, а то через тетку, через толстую эту бабищу. Ведь только у меня и было радости, что ты. Ведь я бездомный человек, ведь я сирота! Кому теперь приласкать меня? кто мне доброе слово молвит? Ведь я кругом сирота. Гол, как сокол. Спроси хоть у эт… – Иван Афанасьич заплакал. – Василиса, послушай-ка, что я тебе скажу, – продолжал он, – позволь мне, этак, по-прежнему ходить к тебе. Не бойся… я буду, того, смирнехонько. Ты ходи, к кому там знаешь, я – ничего: этак, без возражений, знаешь. Ну, соглашаешься? Хочешь, я на коленки стану? (И Иван Афанасьич согнул было колени, но Онисим подхватил его под мышки.) Пусти меня! Не твое дело! Тут идет речь о счастье целой, понимаешь, жизни, а ты мешаешь…

Василиса не знала, что сказать…

– Не хочешь… Ну, как хочешь! Бог с тобой. В таком случае прощай! Прощай, Василиса. Желаю тебе всякого счастия и благополучия… а я… а я…

И Петушков зарыдал в три ручья. Онисим изо всех сил поддерживал его сзади… сперва перекосил лицо, потом сам заплакал… И Василиса тоже заплакала…

XI

Лет через десять можно было встретить на улицах городка О… человека худенького, с красненьким носиком, одетого в старый зеленый сюртучок с плисовым засаленным воротником. Он занимал небольшой чуланчик в известной нам булочной. Прасковьи Ивановны уже не было на свете. Хозяйством заведовала ее племянница Василиса вместе с мужем своим, рыжеватым и подслеповатым мещанином Демофонтом. За человеком в зеленом сюртучке водилась одна слабость: любил выпить, впрочем вел себя смирно. Читатели, вероятно, узнали в нем Ивана Афанасьича.

Примечания

Источники текста

Черновой автограф главы VIII, л. 1–4. Хранится в Bibl Nat, шифр: 6.М.3. Микрофильм – в ИРЛИ. Заглавие: «Сцена в „П<етушков>е“»; на полях запись: «Прибавленная сцена к „Петушкову“». Автограф впервые описан А. Мазоном (Mazon, с. 61).

579

Беловой автограф главы VIII, л. 1–2. Хранится в Bibl Nat, шифр: З.М.2(а). Микрофильм – в ИРЛИ. Без заглавия. Описан впервые А. Мазоном (Mazon, с. 54).

Совр, 1848, № 9, отд. I. с. 5–46.

Т, 1856, ч. 1, с. 240–269.

Т, Соч, 1860–1861, т. 2, с. 127–167.

Т, Соч, 1865, ч. 2, с. 149–199.

Т, Соч, 1868–1871, ч. 2, с. 145–194.

Т, Соч, 1874, ч. 2, с. 145–193.

Т, Соч, 1880, т. 6, с. 151–200.

За исключением названных выше, автографы повести не сохранились.

Впервые опубликовано: Совр, 1848, № 9, с подписью: И. Тургенев (ценз. разр. 31 августа 1848 г.).

Печатается по тексту Т, Соч, 1880 с учетом списка опечаток, приложенного к 1-му тому этого же издания, с устранением явных опечаток, не замеченных Тургеневым, а также со следующими исправлениями по другим источникам текста:

Стр. 126, строка 26: «тщательно натянул» вместо «тщательно натянув» (по всем другим печатным источникам).

Стр. 126, строка 41: «заглянул на двор» вместо «взглянул на двор» (по всем другим печатным источникам).

Стр. 128, строки 36–37: «как следует быть господин» вместо «как следует быть господином» (по Совр, Т, 1856, Т, Соч. 1860–1861, Т, Соч, 1865).

Стр. 139, строка 21: «пробежал он до самого рынка», вместо «побежал он до самого рынка» (по всем другим печатным источникам).

Стр. 143, строки 25–27: «пришел в булочную и, как только улучил свободное время, усадил Василису и начал читать» вместо «пришел в булочную и начал читать» (по всем печатным источникам до Т, Соч. 1874). В изд. 1874 г. – незамеченная ошибка набора (выпадение строки).

Стр. 144, строки 36–37: «грустное понимание жизни» вместо «грустное поминание жизни» (по всем другим печатным источникам).

Стр. 147, строка 17: «Чего изволите?» вместо «Чего извольте?» (по Т, Соч, 1860–1861, Т, Соч, 1865, Т, Соч, 1868–1871, Т, Соч, 1874).

Стр. 153, строка 9: «Вот хоть бы изволите знать» вместо «Вот хоть бы извольте знать» (по всем печатным источникам до Т, Соч, 1874).

Датируется 1847 годом на основании пометы Тургенева в Т, 1856 и в последующих изданиях. Материалы писем Тургенева и Белинского конца 1846 – начала 1847 г. дают возможность уточнить время работы писателя над повестью.

Вернувшись 17–18 октября ст. ст. 1846 г. из деревни в Петербург, Тургенев собирался вскоре ехать в Париж, однако по каким-то причинам (вероятнее всего, денежного порядка) он смог выехать за границу только 12 января 1847 г. Осенне-зимние месяцы в Петербурге прошли для Тургенева в напряженной творческой работе, о которой он писал 3(15) декабря 1846 г. П. Виардо: «Я был очень занят всё это время, занят и до сих пор благодаря нашему новому журналу <…> Я взял на себя некоторые обязательства, хочу их выполнить и выполню». Можно думать, что среди если не написанных, то задуманных в эти месяцы произведений, наряду с первыми «рассказами охотника», стихотворениями и рецензиями, был и «Петушков».

Обращение Тургенева к гоголевской теме, попытку его овладеть стилистической системой Гоголя вернее всего отнести к январю 1847 г., когда в связи с выходом «Выбранных мест из переписки с друзьями» Белинский и его единомышленники поняли необходимость защиты реалистического творчества Гоголя от Гоголя – проповедника и моралиста и от реакционной критики, пытавшейся, опираясь на заявления самого Гоголя, зачеркнуть всё его предшествующее художественное творчество. Выполнению этой задачи Белинский посвятил несколько страниц в своей рецензии на «Выбранные места», написанной в январе и появившейся в февральской книжке «Современника» (см.: Белинский, т. 10. с. 72–76). Художественным аргументом в пользу жизненной силы и актуальности гоголевской манеры и должен был явиться «Петушков». Первый из известных нам откликов на эту повесть содержится в письме Белинского к В. П. Боткину от 15–17 марта 1847 г.: «Тургенев <…> прислал рассказец (3-й отрывок из „Записок охотника“) – недурен; и повесть – ни то ни сё» (Белинский, т. 12, с. 352–353). Всё сказанное позволяет отнести окончание работы над «Петушковым» к февралю 1847 г.

Свои замечания относительно повести Белинский, видимо, передал Тургеневу устно, при встрече за границей. Этим и была, вероятно, вызвана просьба Тургенева к Некрасову выслать ему рукопись, что последний и обещал сделать (в письме от 24 июня – см.: Некрасов, т. X, с. 71). Но обещание это почему-то выполнено не было. Повесть была включена в программу «Современника» на 1848 г. (объявление помещено в Совр, 1847, № 9). 14(26) ноября 1847 г. Тургенев писал в связи с этим Белинскому в Петербург: «Из программы „Сов<Ременника>“ вижу я, что хотят печатать моего „Поручика Петушкова“. Так как они мне его не вышлют, то будьте великодушны, отметьте карандашом места слабые и попросите от меня Некрасова в нескольких словах их исправить – как-то: ясно сказать, что Василиса его любовницей сделалась[6 - Очевидно, Некрасовым была вставлена фраза (см. наст, том, с. 137): «Иван Афанасьич, говоря слогом возвышенным, достиг своей цели». Отсутствие наборной рукописи и корректур «Петушкова» не дает возможности судить о правке, произведенной Белинским и Некрасовым.] и пр. и пр.».