Прозвенел школьный звонок. Эпторп, уже совершенно поправившийся, теперь занимался в Гаевой группе.
– Бригадир здесь.
– Мне уже сказали.
– По-моему, он вовремя приехал. У нас тут полный бардак, знай успевай разгребать. Начальство бы выстроить в первую очередь.
Курсанты прошли в спортзал и, как обычно, разделились на четыре подгруппы. Сегодня им предстояло приобщиться таинств стрельбы по отметкам, или кинжального огня.
– Материальное обеспечение занятий, – начал прапорщик, – включает пулемет, запасной ствол, учебные патроны, диски, сумку подносчика, пулеметный станок, прицельный колышек и приспособление для ночной стрельбы. Ясно?
– Да, сэр.
– Хорошо. А теперь, джентльмены, скажите, что из перечисленного отсутствует. Не знаете? Ну а где колышек? Где фонарь? Их нет. Мелок видите? Будем считать, что он и есть колышек и фонарь. Ясно?
Через каждые полчаса на десять минут давалась команда «Вольно». Во второй по счету ледниковый период поступило предупреждение:
– Не курить. Офицеры идут. Смир-рно!
– Продолжайте, джентльмены, – скомандовал голос, многими слышимый впервые. – Никогда не прерывайте занятий. На меня не обращайте внимания. Только на пулеметы, джентльмены, смотрим только на пулеметы.
Так им явился Ричи-Хук в бригадирском мундире, сопровождаемый начальником школы и его заместителем. Ричи-Хук ходил от подгруппы к подгруппе. Отдельные его реплики, адресованные другим подгруппам, доносились до Гая. Реплики по большей части были гневные. Наконец Ричи-Хук добрался до Гаевой подгруппы.
– Первый расчет, приготовиться!
Двое молодых офицеров распластались на дощатом полу и доложили:
– Диски и запасной ствол в порядке.
– Огонь.
Бригадир смотрел внимательно и по окончании упражнения заявил:
– Вы двое, вставайте. Всем вольно. Ну-ка, расскажите, в чем смысл стрельбы по отметкам.
– В том, чтобы путем создания перекрывающих друг друга зон обстрела не давать противнику высунуться, – отрапортовал Эпторп.
– Впечатление, будто вы намерены не давать противнику десерта. Не желаю слышать о том, чтобы чего-то врагу не давать; ваша задача – врага повергать, разить, крушить. Зарубите это себе на носу, джентльмены. Всякая боевая операция имеет целью уничтожение врага. Эй, вы, номер первый у пулемета. Вы только что прицеливались в мелок. По-вашему, вы не промажете?
– Никак нет, сэр.
– Уверены?
Сарум-Смит снова улегся и тщательно прицелился.
– Так точно, сэр.
– При том, что прицельная рамка стоит на тысяче восемьсот?
– Нам такую дистанцию задали, сэр.
– Черт вас подери, какой смысл целиться в кусок мела с расстояния в десять ярдов при прицельной рамке в тысячу восемьсот?
– Это стрельба по отметкам, сэр.
– Ну и что здесь отметка?
– Мелок, сэр.
– Кто может помочь?
– Нам не выдали прицельного колышка и приспособления для ночной стрельбы, сэр, – пояснил Эпторп.
– Ну и что?
– Поэтому мы взяли мелок, сэр.
– Вы, молодые офицеры, вот уже почти два месяца изучаете стрелковое оружие. Неужели вы до сих пор не усвоили, для чего нужна стрельба по отметкам?
– Для уничтожения, сэр, – предположил Триммер.
– Для уничтожения чего?
– Прицельного колышка или приспособления для ночной стрельбы, сэр, а если их не выдали – тогда для уничтожения мелка.
– Все, с меня хватит! – И бригадир широким шагом вышел из спортзала. За ним поспешили начальник школы с заместителем.
– Ну спасибо, джентльмены, – съязвил прапорщик. – Хорошую же свинью вы мне подложили.
Через несколько минут было объявлено, что в полдень бригадир ждет всех офицеров в столовой.
– Теперь всем на орехи достанется, – заметил Сарум-Смит. – Наверняка у начальства тоже денек не из самых приятных выдался.
Судя по мрачным начальственным лицам, Сарум-Смит попал в точку. Столы были уже накрыты, из кухни тянуло вареной брюссельской капустой. Офицеры притихли, точно в монастырской трапезной. Поднялся бригадир, грозен ликом; впечатление было, что он вздумал прочесть молитву. Вместо этого бригадир изрек:
– Джентльмены, попрошу не курить.
Никто и не собирался.
– Да расслабьтесь, команды «Смирно» для сидящих не существует, – смилостивился Ричи-Хук, видя, что офицеры сидят будто штыки проглотили. Ослушаться команды «Расслабьтесь» не посмели, но попытка не удалась. Один только Триммер легкомысленно поставил локоть на стол, попал по вилке, вилка звякнула о тарелку, бригадир вскинулся:
– Обедать еще не пора.
Гай невольно подумал о розгах. Он бы ничуть не удивился, достань сейчас бригадир хорошую розгу и призови Триммера к ответу. Бригадир еще не озвучил ни единой претензии, никого, кроме Триммера, не отличил замечанием, но под свирепым взглядом этого одиночного глаза на курсантов уже тяжкою ношею легло чувство вины во всем и вся.
Над головами множились призраки раз навсегда напуганных школяров; стало трудно дышать. Меж потолочных балок густел запах вареной капусты; Гай почти слышал голоса, тонкие и ломающиеся: «Директор совсем озверел», «Кто нынче будет козлом отпущения?», «А почему как что, так Браун?»
В тот день слова литургии долго отдавались в Гаевом мозгу: Memento, homo, quia pulvis es, et inpulverem reverteris[17 - Прах еси и в прах возвратишься (лат.). (Быт. 3: 19)].