365 дней тоски

«Потому что ты ищешь идеал!» – «Я» откровенно ржёт надо мной…

– Но почему я вижу себя… то есть, тебя?! – мой голос срывается на крик шёпотом… я вынужден удерживать в мыслях своих вечно выясняющих отношения соседей сверху, дабы не забывать, что я здесь, в гостинице, не один.

«Потому что ты не можешь НЕ видеть меня!» – вновь жуткий смех меня, обращённого ко мне.

– Почему ты не даёшь мне уснуть? – спрашиваю я, обращаясь к себе.

«Потому, что не хочу спать», – отвечает рассудок и разваливается на стуле.

– Но я хочу! – вновь срываюсь на крик шёпотом, после чего озираюсь по сторонам.

«Какой ты зашуганный… маленький мальчик!..» – рассудок насмехается. Уже даже психоз отказывается терпеть столь наглое вмешательство в личное пространство.

«Всеки…»

«Ударь».

«Порви на части!»

Психоз пробивается сквозь рассудок, через мои собственные мысли, и призывает меня убить меня самого.

– Заткнитесь! – взрываюсь я, всё же срываясь на крик.

Ещё через минуту стук в дверь прерывает состояние персонального помешательства.

– На вас поступило несколько жалоб. Согласно политике нашего заведения, мы вынуждены отказать вам в дальнейшем оказании услуг. Просим самостоятельно покинуть гостиницу, – прилизанный, улыбчивый, совершенно отвратительный своей радужностью халдей вызывает у меня рвотный позыв. Ещё через минуту меня выбрасывают на улицу.

«Второй раз в жизни ты побывал в невесомости!» – смеются психоз и рассудок.

День сто двадцать пятый.

Я кашляю кровью уже две смены. Осталось совсем чуть-чуть – и я покину этот пепельный и пыльный Хельхейм… этот пышущий сероводородом и пламенем Тартар… этот украшенный стучащими и грохочущими сталактитами-станками, гудящий и скрипящий тормозами сталагмитов-кран-балок Миктлан. Ещё чуть-чуть – и на встречу со мной придёт великий поэт Вергилий и поведёт меня навстречу тем, кто был до меня, и тем, кто ещё будет… Ещё немного – и моё нутро разорвётся в клочья от донимающего меня кашля!

«Да зайди ты уже хоть куда-нибудь!» – в последнее время объединившиеся психоз и рассудок пытаются уговорить меня потратить тот небольшой остаток денег на то, чтобы заехать в максимальный бомжатник или притон, лишь бы там была нормальная фильтрация воздуха. Если две смены назад они ржали и донимали меня, то теперь следуют за мной, стирая свои колени… настолько сильно они не хотят кануть в Лету.

– Нет… – спокойно декламирую я, отхаркивая очередной сгусток слюны и алой жидкости, и ломаясь пополам от раздирающей грудную клетку боли. – Всё это – благодаря вам… – я уже не стесняюсь говорить в полный голос… окружающим откровенно насрать. – И если мы встретимся с… то это будет на вашей совести.

Кашель проявляется всё чаще. Даже попытки поднимать респиратор и сплёвывать смесь с металлическим привкусом не помогают спасти маску и сейчас она всё больше окрашивается в цвет снисходящей на нет жизни.

Звук звонка сообщает о закончившейся смене. Он смешивается с великим множеством голосов в моей голове. Они кричат: «Беги на вокзал!» – но мне слишком приятно чувствовать их страх. Поэтому я иду пешком.

День сто двадцать шестой.

Стук колёс уносит меня прочь от завода. Столь ехидный и злорадный рассудок молчит. Столь весёлый психоз поддерживает рассудок в сохранении табу на нарушение тишины. А я смотрю в окно и удивляюсь размаху, с которым возводилось это место. Я видел сталелитейные цеха и гальванику, я видел малярку и очистку стали от ржавчины и старой краски.

– Смешно… – хмыкнул я, нарушая эмбарго. – Наша земля подобна стальному шарику. Человечество при этом – коррозия… извечно голодная.

«Завязывай философствовать, – холодно сказал рассудок. – То ты называешь нас грязью, то пылью, то дерьмом. Теперь ты умудрился сравнить нас с ржавчиной. Скажи, тебе самому не надоело это?»

«Нет»

«Ничуть».

«Ведь так и есть!»

«Да!»

Мой психоз встрял в мой разговор с самим собой.

– Ещё человека можно сравнить с вирусом…

Голос, содержащий в себе нотки раздумий, прозвучал из-за моей спины. Я обернулся, чтобы посмотреть на обладателя грубого хриплого голоса. Тот сидел спиной ко мне. Правой стороной своего тела он прислонился к стене, разделяющей пассажиров и ужасный город.

– Почему? – в один голос спросила вся невнятная компания, поселившаяся в одной моей голове.

– Потому, что мы разъедаем организм носителя. То есть, Землю, – сказал он, не оборачиваясь.

– А кто вы? – спросил я, надеясь на продолжение интересной беседы.

– Одна из бактерий вируса, – ответил тот, не оборачиваясь. Этого ответа было достаточно для дальнейшей беседы.

День сто двадцать седьмой.

– Кто ты? – спросил я.

– Киборг… – ответил сидящий спиной ко мне мужчина.

– Прости… кто? – я не поверил его словам, а психоз и сознание хмыкнули в один голос.

– Я киборг, – повторил собеседник, что выглядит обычным бездомным.

– Что?! Этого не может быть! – сказал я и усмехнулся.

– Но ведь я же есть… – спокойно ответил собеседник.

– Но как?! – изображая удивление, спросил я.

– Это уже другой вопрос, – спокойно ответил сидящий ко мне спиной человек.

– Что ты тут делаешь?

Теперь меня не отпускало любопытство, даже несмотря на то, что собеседник казался мне откровенным психом.

– Еду, – бесчувственно ответил мужчина.

– Куда? – интерес распирал, разъедал меня изнутри.

– Неважно… – в его голосе было полное отсутствие эмоций.