Тачанка для зеброида

Тачанка для зеброида
Камело Пард

Хроники несбывшегося: попытки создания «животных нового образца», пригодных для службы в Красной армии. Впрочем, кое-что все же сбылось…Научные дерзания и запросы эпохи с поправкой на возможности – а иногда и на идеологию. Не шутка, не розыгрыш и не фантастика, хотя при взгляде из современности в это иногда трудно поверить. Хотя иной раз читателям действительно будет предложено пройти по тому информационному следу, который работа над «неведомыми зверями» оставила в фантастике своего времени и последующих десятилетий.Книга адресована тем, кто интересуется биологией, историей вообще, историей военного дела в частности – а также, да, историей отечественной фантастики. И не только отечественной…

Камело Пард

Тачанка для зеброида

I. Зеброид для Красной армии

Дроздовцы атаковали Асканию-Нова, и красные, убегая, открыли вольеры тамошнего зоосада. Бедные четвероногие, вздымая пыль до небес, помчались прямо на «дроздов», приготовившихся было к атаке красной конницы. Увидев жирафов, «дрозды» пережили не самые веселые минуты, но вскоре все разъяснилось. Антилоп загнали обратно в вольеры, жирафы, правда, сумели поснимать с половины офицеров фуражки, а вот зебр пришлось вязать и транспортировать против воли. Скормив бедным пленникам весь имевшийся запас сахара, «дрозды» пошли дальше.

Андрей Валентинов «Флегетон»

Полосатые альтернативы

Цитата в эпиграфе – почти не измененный фрагмент из воспоминаний генерала А.В.Туркула «Дроздовцы в огне». Достоверность конкретных деталей оставим на совести генерала: по другим мемуарам белогвардейский визит в Асканию-Нова выглядел куда менее благостно, да и жирафов там никто не заметил. Их вообще было мудрено заметить без машины времени: жирафы в Асканию завозились лишь единожды, за много лет до «той единственной, Гражданской» – и не дожили до нее тоже довольно много лет.

Но вот зебры действительно были. А еще были «производные» от них, гибриды зебры и лошади. Зеброиды.

В Аскании они появились очень рано: еще «при пане», то есть при основателе степного зоопарка-заповедника Фридрихе Фальц-Фейне. Для самого Фальц-Фейна это первоначально был вариант зоологической распальцовки, работы на рейтинг, не связанной ни с научными, ни с хозяйственными целями; но вот создатель асканийских зеброидов, профессор И.И.Иванов, возлагал на них большие надежды. Не без оснований: вскоре выяснилось, что маленькие, чуть выше пони, полуполосатые полукровки обладают потрясающей выносливостью и тягловой силой, особенно в условиях жаркого безводья таврийских степей.

В каноническое собрание рассказов, из поколения в поколение передаваемых сотрудниками заповедника Аскания-Нова, входит история о том, как первый зеброид, Фрегат, тридцати семи месяцев от роду (то есть еще не войдя в полную силу), во время продолжавшихся весь световой день испытаний насмерть загнал двух рослых ломовых битюгов, которых поочередно впрягали в пару с ним в тяжело нагруженную телегу. Повествование это чересчур мелодраматично, да вдобавок насыщено пролетарским негодованием по поводу помещика и капиталиста Фальц-Фейна, который не сразу поверил в превеликие достоинства гибрида, столь нужного грядущему пролетариату. Но что-то подобное, надо полагать, имело место, пусть и в менее пафосной обстановке.

Продолжались эксперименты и позже, в том числе во время послереволюционной неразберихи. Так, согласно архивным данным, один из зеброидов в 1919 году продемонстрировал рекордную мощность, сумев повезти телегу весом 249 пудов. На какую дистанцию и с какой скоростью – сведений нет, но это в любом случае очень серьезно не только для существа лишь немногим крупнее пони, но и для могучей рабочей лошади тяжелоупряжной породы.

К Первой мировой войне производство асканийских зеброидов уже было поставлено на поток. Взрослых гибридов в наличии имелось менее двух десятков, но лишь потому, что еще не было решено, разводить ли их традиционным способом, скрещивая лошадей и зебр (коих в Асканию уже завезли предостаточно) – или, может быть, фальц-фейновским селекционерам все-таки удастся преодолеть первый из зеброидных пороков. А именно – бесплодность.

(Сейчас мы знаем: этот порок непреодолим, хромосомный набор у зебры с лошадью отличается на целых пять пар, так что их потомок при всех обстоятельствах обречен стать «мулом». Однако во времена Фальц-Фейна и Иванова такие нюансы еще не были известны.)

Вторым пороком продолжала оставаться доставшаяся в наследство от дикого зверя – а зебра все-таки не домашняя лошадка! – свирепость. С этой проблемой тоже пытались бороться, причем не так уж безуспешно.

Специально для тех, кто не вполне понимает разницу между животным ручным и домашним. Конечно, даже самых обычных, ни с кем ни гибридизированных зебр и в повозки запрягали, а иной раз и верхом ездили на них. В романах Буссенара или Майн Рида это получалось очень лихо, но имело место и в реальности: от викторианской Англии до той же Аскании-Нова, предвоенной и современной. Далеко не всегда такая поездка превращалась в цирковой номер с элементами каскадерства, среди множества прирученных и даже объезженных зебр можно было найти таких, которые действительно способны воздержаться от смертельно опасных выбрыков и укусов. Особенно – после долгой и тщательной дрессировки с «молочного» возраста; под руководством хорошо знакомого, умелого и, главное, тактичного седока или возницы; во время коротких, несложных, но при этом тщательно срежиссированных выездов; в привычной, спокойной обстановке.

Нужно ли подробно комментировать, в чем заключается разница между такими фокусами (да, все-таки почти цирковыми!) и требованиями, которые предъявляются к стандартной кавалерийской лошади? Или хотя бы к лошади упряжной, вьючной, обозной?

История знает лишь один случай, когда обученных зебр хоть в каком-то количестве пробовали использовать для практической цели. За несколько лет до Первой мировой в немецких колониях Черного континента была предпринята попытка перевести на полосатую тягу хотя бы «запасной состав» кавалерии: чтобы основной состав, предназначенный непосредственно для военных действий, можно было щедрее снабжать лошадьми традиционных скаковых пород. Но чистокровные зебры, как всегда, оказались малопригодным материалом, а технологию зеброидизации немецкие селекционеры не освоили – хотя вот им-то она бы весьма пригодилась…

Козыри полукровок

Короче говоря, домашнее животное из зебры можно получить лишь через многие сотни поколений. А вот зеброиды, все-таки унаследовавшие половину «домашних» генов, в этом смысле подавали большие надежды. И даже частично их оправдывали. Управляться с ними мог все же далеко не каждый, особенно в верховом варианте – но порядок опасности скорее соответствовал «норовистой лошади», а не «дикому зверю». К тому же для подседельной езды имевшиеся в наличии зеброиды и не предназначались: все они были потомками жеребцов зебры Чапмана (некрупная разновидность) и водовозных кобыл среднего качества, так что получался в итоге «конек-горбунок». А вот как упряжная, тягловая сила они действительно стоили многого, даже если подвиг Фрегата несколько приукрашен. Да и для «юзера» упряжной вариант был не столь опасен.

Во время июньского наступательного прохода врангелевской армии через Асканию генерал Туркул на зеброидов внимания не обратил. Но был еще и октябрьский вояж, в обратном направлении. О нем никому из белогвардейских мемуаристов вспоминать не захотелось, так что приходится ориентироваться на воспоминания асканийцев.

Справедливости ради скажем, что Дроздовская дивизия в октябре заповедник Аскания-Нова миновала. Тех же, кто не миновал, ветераны заповедника описывали по-разному – но вроде бы получается, что речь идет об одном из казачьих подразделений, осколке Отдельной донской бригады генерал-майора Морозова.

К тому времени в Аскании оставалось шестнадцать зеброидов. Все они были приучены к упряжи, многие и к седлу – однако требовали при этом особого обращения. Морозовцы (если это были они) сперва положили на них глаз, но вскоре поняли, что казаку садиться верхом на такое вот маленькое, неказистое, сильное, выносливое и свирепое недоразумение, во-первых, стыдно, а во-вторых, все-таки страшно. Иное дело – тягловой транспорт. А при морозовском отряде как раз имелись два тяжелых орудия, которые их конные запряжки едва влекли по осеннему бездорожью, после же двухдневных дождей, заставших казаков в Аскании, и вовсе тянуть не смогли.

Вот тогда-то зеброидов, всех шестнадцать, и мобилизовали в тяжелую артиллерию. А заодно и молодого объездчика, одного из немногих, кто умел с этими «приученными к упряжи» надежно управляться.

Маленькие полосатые коньки легко потащили тяжелые пушки, неподъемные для обычных лошадей, по раскисшей октябрьской дороге – и навсегда исчезли с глаз асканийцев. Как гласит каноническая легенда, шестнадцать зеброидов вместе с юным объездчиком оставались при пушках на всем пути врангелевского отступления, вплоть до самого Сиваша – где их и перебили, мол, не большевикам же оставлять! Вместе с зеброидами был застрелен и юный объездчик.

Так ли именно завершился их вояж – поди угадай: мелодраматизм тут зашкаливает даже сильнее, чем при описании дореволюционного подвига Фрегата (который, кстати, был в числе тех шестнадцати). Пожалуй, у асканийцев в принципе не могло быть столь подробной информации: трудно представить, что какой-нибудь морозовский есаул позвонил им по мобильнику или послал SMS! Если же учесть, что самые горестные рассказы о событии (именно те, где присутствует гибель объездчика) были озвучены лишь в 1936 году…

Как бы то ни было, этот горестный эпизод в целом скорее послужил к вящей славе асканийских селекционеров. Тяжелые пушки, буксируемые полосатыми лошадками в условиях, когда обычная конная тяга спасовала, с той поры фигурировали во всех документах – и во многом благодаря им программа зеброидоводства в 1920—1930 годы получила резкий старт.

Сколько именно зеброидов было готово к интересующему нас периоду, сказать сложно: опубликованные данные разнятся, полуофициальные воспоминания тоже не идентичны. Кроме того, большое количество архивной документации, в том числе и засекреченной, погибло в 1941—1943 годы вместе с живым материалом. Но к сорок первому году речь идет уже о нескольких стадах, правда, небольших.

Если выражаться языком техники – этап предпромышленного производства. Слишком много для удовлетворения научного любопытства, даже первая экспериментальная стадия в основном уже позади. Но в массовую серию гибрид еще не пущен…

Почему так? Главным образом потому, что никак не удавалось обойти порок бесплодия. Надежда на это все еще сохранялась, во всяком случае применительно к самкам – потому и множили поголовье, стремясь не мытьем, так катаньем получить кобыл, способных к воспроизводству гибридов второго порядка, то есть лошадей на три четверти… Увы, ничего не вышло.

Можно бы остановиться и на варианте мула: массовое муловодство, в том числе для нужд армии, – дело известное, и польза от него очень ощутима даже и в армии ХХ века (по крайней мере, первой его половины). Причем как раз такой армии, в которой могут быть востребованы преимущества зеброидов: долгие перегоны в знойных степях, где редкие дожди не столько решают проблему водопоя, сколько увеличивают проблему бездорожья…

О каком из возможных направлений могла идти речь, скажем после. Хотя иные читатели уже догадались: особенно любители альтернативной военной истории!

На этом театре военных действий полосатый мул всем хорош, но только «готовый». А вот в стадии воспроизведения зебровая составляющая подкачала, во всяком случае для СССР. Да, зебр в Аскании уже изрядное количество, целые табуны, но потребности конезаводов (или пусть мулозаводов) куда более масштабны, особенно в военное время. Завозить же полосатых племенных жеребцов из Африки во множестве, сотнями – серьезная проблема. Почти столь же серьезная, как возможная альтернатива, сводящаяся к организации фактически двух конезаводов нового типа: один для воспроизводства зебр (абсолютно бесполезных самих по себе), другой – для создания зеброидов. А ведь даже климат Аскании для зебр зимой холодноват, им требуются утепленные стойла.

(Ох, как пытались у нас этих коренных африканцев по-настоящему акклиматизировать, приучить не мерзнуть зимой! В те же годы пытались, в рамках все того же эксперимента. Но – не вышло. Так что пришлось советским селекционерам смириться с идеологически чуждым фактом: эволюционно выработанные качества перепропагандировать не получится.)

Хорошо было Британской империи, с ее обилием теплых колоний и доминионов вроде Австралии! Именно там и подрастало основное поголовье… нет, не зеброидов (о них англичане всерьез не думали), но армейских мулов, столь успешно использовавшихся британцами во многих войнах. Даже и во Второй мировой – в которой вьючный и гужевой транспорт играл, конечно, роль далеко не первостепенную, однако достаточно важную.

Время непарнокопытных тигров

Так что попытки обмануть несовместимость продолжались. Одна из них привела к появлению «зебропржевалоидов». Лошади Пржевальского тоже появились в Аскании «при пане», часть из них сумела пережить все революционные и военные пертурбации. Как известно, с домашней лошадью этот вид дает плодовитые помеси (правда, тут количество хромосом не совпадает лишь на одну пару – но в предвоенные годы такие нюансы уже не принимали во внимание: генетика была в опале), во всяком случае, по женской линии. Так не попробовать ли скрестить ее с зеброй? Может быть, эти гибриды окажутся пригодны для дальнейшей селекционной работы?

Конечно, следовало бы сразу задуматься, есть ли смысл создавать домашнее животное путем гибридизации двух диких видов, особенно таких: зебр временами удавалось и удается приучить к седлу, но с лошадью Пржевальского такое случилось один-единственный раз, в 1904 г. – кстати, именно в Аскании. Однако уж слишком велик был соблазн.

В результате на свет появился Мижорд (1929—1959), по маме Чапман, по папе Пржевальский. Самое страшное существо, которое когда-либо носила асканийская земля – если, конечно, не считать представителей рода Homo sapiens: в этом смысле за нами никакому зверю не угнаться.

Ростом и статью Мижорд превосходил своих родителей (правда, это был незакрепляемый, ненаследуемый фактор: влияние гетерозиса), так что даже вписывался в кавалерийские стандарты, пускай по нижним пределам. Но поставить его в конницу мог только буйнопомешанный. Равно как и использовать на конном заводе, даже не окажись Мижорд все-таки бесплоден. Насчет последнего асканийские селекционеры могли судить лишь предположительно: в юности зебропржевалоид этим интересовался, но, когда заматерел, его пристрастия изменились. Отныне любое оказывающееся в пределах досягаемости живое создание (вне зависимости от пола, размера, видовой принадлежности и количества ног) интересовало рыжеполосатого монстра лишь в одном смысле: за сколько секунд получится убить его.

Много секунд это, надо сказать, не занимало. Ни в одном из допущенных случаев.

В 1941 году асканийских зеброидов вместе с частью других ценных животных попытались эвакуировать «своим ходом». Эта попытка закончилась трагически: немецкие истребители тут же устроили подобие воздушного сафари, расстреляв из пулеметов движущийся по степи экзотический гурт. Но такое сатанинское отродье, как Мижорд, сотрудники заповедника включить в этот гурт изначально не решились, оставив его по прежнему адресу, в специально выстроенном загоне особой надежности.

В результате зебропржевалоид не только уцелел, но и сделался головной болью оккупировавших Асканию фашистов. Пока он пребывал в том загоне, особых проблем не возникало, однако в 1943-м пришло время отступать немцам, так что теперь уже они занялись вывозом уцелевших диковинок. И наивно попытались перегнать Мижорда в транспортную клетку…

Количество жертв в разных описаниях варьирует: о перебитой дивизии вроде бы никто не говорил, но четверо искалеченных и двое убитых фашистов упоминаются часто. Это, конечно, заметно больше, чем было на счету у среднестатистического красноармейца. Сам Мижорд за свой подвиг жизнью не заплатил, унесся в степь (стрелять ему вслед фашисты все-таки сочли нелепостью) и был обнаружен через четыре дня, уже после ухода оккупантов. Причем убежище он нашел на задворках того здания, в котором при немцах было оборудовано асканийское отделение гестапо. Работники заповедника, узнав об этом, тихо, но дружно сказали: «Знал, где ему место!»

В общем, на примере Мижорда была отработана оптимальная схема, по которой можно применять такие гибриды в военных целях. А именно – оставлять их на пути врага, чтобы этот враг сам попытался как-то их использовать.

Тем не менее лошадь Пржевальского – еще один вид, активно применявшийся в Аскании для гибридизации и до войны, и после. В основном это, конечно, были помеси не с зеброй, а с домашней лошадью. Полукровки оказывались не только плодовиты (во всяком случае, кобылы), но и устойчивы к болезням, неприхотливы, сильны и выносливы. Однако нрав у них был хотя и не мижордовский, но все равно покруче, чем у обычных зеброидов. К седлу удавалось приучить в основном кобыл, но «удавалось приучить» – эвфемизм. Одна из наиболее надежно «приученных» довоенных кобылок получила красноречивую кличку «Чертоглядка». Она завела манеру, когда начиналась подготовка к сеансу верховой езды (столь же суровая, как при проведении контртеррористической операции), подходить к стене загона, вставать на дыбы, опираться «локтями» на брусья ограды – и с поистине сатанинским любопытством оглядывать суетящихся снаружи людей: ну-ка, ну-ка, интересно, кому я на этот раз откушу палец, а кому сломаю лодыжку?

Шанс для тяжеловоза

На этом фоне «стандартные» зеброиды выглядели куда приличней. Они все же могли бы, сложись история иначе, поработать армейскими мулами. Особенно если их производить по более многообещающей схеме: мать – кобыла тяжеловозной породы, а отец – жеребец зебры не Чапмана, но Греви, самой крупной, размерами со среднюю лошадь. Отпрыск за счет гетерозиса мог получиться не просто могучим, но и громадным. Правда, еще вопрос, насколько удалось бы использовать эти его качества в полезных целях: ведь даже мелкие полукровки требовали к себе, что называется, эксклюзивного подхода.

(А если взять кобыл донской породы – буденовской в 1930-е годы еще нет, – то зеброид будет достаточно высок, строен и быстроходен, чтобы скакать на нем в кавалерийскую атаку.)