Маршал

– Если мы – люди искусства – прогнемся, то мракобесы здесь окончательно восторжествуют! Никого и ничего не бойтесь: это наша Родина, наш театр, наш танец и мы будем танцевать!

С этими словами он покинул здание театра. Прямо перед ним окна их квартиры и даже свет керосинки виден. Но чтобы войти во двор, надо с проспекта Революции завернуть на улицу Мира и там арка, где его ждали… Нещадно стали бить. Мать спасла. Она нутром почуяла неладное, пошла навстречу сыну и застала эту картину. С криком и проклятиями, как волчица, она бросилась на эти мрачные тени…

Очнулся Тота в больнице. Перед ним в беззвучном режиме включен телевизор. На экране, внизу, бежит текстовая строка, в эфире – новости, а в стороне он их не видит, но слышит голос матери:

– Доктор, когда он придет в себя?

– Не знаю, не знаю. Сотрясение мозга.

В этот момент показывали, что президент России амнистировал мятежников и из тюрьмы выпустили бывшего председателя парламента России Хасбулатова под домашний арест.

«Вот она – причина!» – после сотрясения всё стал понимать Болотаев. Как только чеченца Хасбулатова посадили в тюрьму, у всех чеченцев в России дела стали плохи. У него всё отняли и попросили убраться поскорее из Москвы.

«И что удивительно, – продолжает думать Тота, – его ректор попросил не появляться в столице до Нового года, словно знал, что к этому времени всё, как говорится в России, устаканится». Так оно и есть, Хасбулатова освободили, и мать Болотаева более не желала в Чечне оставлять. Прямо из больницы вывезла Тоту в Минводы, посадила на поезд до Москвы (самолет пока противопоказан, хотя Тота чувствует себя нормально). Вот и получилось так, что новогоднюю ночь он встречал в пути и, благо что состав почти пустой, один в купе.

1 января 1994 года утром Тота прибыл на Казанский вокзал. Даже на вокзале людей совсем мало, а город вообще пустой. Холодно. Ветер. Колючий снег.

Вроде и провел Тота в столице немало лет, и знакомых и их телефонов и адресов аж два блокнота, а податься, оказывается, некуда. Будто прибыл в первый раз в незнакомый город.

Как обещал матери, по прибытии Тота первым делом стал искать переговорный пункт, чтобы позвонить в Грозный. Оказывается, в связи с праздником функционирует только центральный телеграф на Тверской.

Как назло, ни домашний, ни театральный номера не набираются. В Грозном к этому привыкли – перебои во всем.

Весь день Тота бродил по Тверской, через час-полтора повторяя заказ; уже очень устал и промерз до костей, но услышать мать очень хотел и услышал. Он думал, что её успокоит, но, как всегда, она его успокаивала, сообщила неожиданную новость:

– Тота, вчера принесли телеграмму от ректора. Поздравляет и просит срочно ему позвонить.

– Тота, срочно приезжай. – По голосу бывшего ректора Тота понял, что веселье в разгаре.

– А я в Москве. Сегодня прибыл.

– А номер телефона? Где остановился?

– Пока нигде.

В трубке тишина. Долгая пауза, покашливание, и после этого уже совсем изменившимся, серьезным тоном бывший ректор сказал:

– Немедленно приезжай ко мне.

Когда Тота прибыл к шефу, празднование Нового года продолжилось.

– Тота! – поднял рюмку бывший ректор. – Мы проиграли бой, но не сражение!.. Сегодня ночуешь здесь. А завтра всё решим.

Решили. Точнее, бывший ректор решил так:

– Слушай меня… После праздников я получаю кафедру, завкафедрой. Ты там доцент, параллельно поступаешь в докторантуру. Значит, у тебя работа, комната в общежитии и московская прописка.

– Так это всё у меня было и два года назад, – без обиды усмехнулся Тота.

– Но-но-но! Как сказал классик, шаг вперед – два шага назад, – и, перехватив взгляд Тоты, произнёс: – Ты на меня обижен?

– Конечно, нет.

– За квартиру небось обижен.

– Даже не думал, – улыбнулся Тота. – Я ведь маме в самом центре такую квартиру взял.

– М-да, – грустно вздохнул профессор, – ты так говоришь, будто эта квартира не в Грозном, а в Париже или хотя бы в Москве.

Они замолчали, задумались.

– Ничего, – сказал бывший ректор. – Я тебе помогу с докторской.

– А кому ныне нужны эти степени и вообще наука?!

– Нужны. Всегда нужны! Вот увидишь! – убеждал бывший ректор, и Болотаев вновь окунулся в изучение проблем экономической эффективности нефтяных месторождений России. Правда, теперь ему не надо было особо мотаться по бескрайним просторам Сибири. Эту работу теперь исполняли молодые аспиранты и дипломники, а Болотаев делал свод, анализ и готовил конструктивные предложения в виде научных статей для различных сборников и журналов, что в итоге должно было стать основой докторской диссертации, научным консультантом которой был бывший ректор, который, в свою очередь, словно отрабатывая какую-то повинность, с особым усердием помогал Болотаеву.

Это была жизнь ученого. В условиях России начала 90?х – это почти что нищенское существование и такой же незавидный статус, словом, неудачник.

В прежние времена Болотаев и представить не мог такую унылую жизнь, без страсти и азарта. Да, видимо, побои в родном городе, особенно последние, вроде бы окончательно и бесповоротно вышибли из него всякую прыть и искру. Даже его шеф удивлен:

– Что-то с тобой случилось. Тота, я тебя не узнаю. Какой-то ты стал грустный, тихий.

– За маму волнуюсь. В Грозном всё хуже и хуже.

– Ну вывези ты её оттуда.

– Не едет. Ни в какую… Говорит, что там её дом и она обязана его украшать.

– М-да, – тяжело вздохнул профессор. – В такой ситуации одно спасение – наука!

– Кому она нужна?! – грустен голос доцента.

Однако, когда он в руки взял даже на вид очень солидную монографию «Эффективность нефтяных месторождений Западной Сибири», стало весьма и весьма приятно, и почувствовал он себя достойно, к тому же его фамилия была первой.

– Как-то неудобно, – сказал Болотаев шефу.

– Всё верно, – постановил бывший ректор. – По алфавиту вначале буква «Б», а потом «Н» – Никифоров. А если по-серьезному, то ты ни разу нюни не пустил и даже не упомянул об отобранной квартире, а тем более о трудах в торговом центре. Так что это маленькая компенсация. К тому же тебе докторскую защищать. – И после паузы: – Ты её матери пошли.

Так Тота и сделал, хотя и думал, что мать вряд ли поймет значение и тем более содержание книги. Однако реакция матери была неожиданной.

– Вот это дело! Вот это молодец! – говорила мать, а потом, после паузы, уже вполголоса: – Тота, пришла весточка: в старой квартире, что в микрорайоне, нас затопили… В общем, там я увидела этот допотопный чемодан. Той девушки.

Она замолчала, и Тота молчит, не знает, что сказать, и если бы мать спросила, что он там делает или зачем привёз, он бы стал говорить, что её отец чеченец и в её уголовном деле так и написано, что она по национальности чеченка, и только поэтому и так далее. Но мать после паузы также тихо и, как показалось Тоте, очень участливо поинтересовалась:

– Она ещё в тюрьме?

– Да, – ответил сын.