Маршал

– О чём вы говорите? Вы разве не видите её состояние? – возмутился докторант. – Я не позволю. Это издевательство и нарушение прав человека!

– Мы – на службе.

– Она беременна!

– Мы защищаем спокойствие наших детей.

– А она и её плод не наши? – вскипел Болотаев. Он побледнел, сжал кулаки. – Я не позволю!

– Вызовите наряд! – последовал жесткий приказ.

– Ой-ой! – вдруг простонала Дада, обхватив живот, она села на кровать, потом со стоном сползла на пол.

– Ей плохо! Схватки! Скорей скорую! – крикнула комендантша, бросаясь к беременной.

Более всех испугался Болотаев, представив, что Иноземцева тут же родит. Проверяющие попятились в коридор. О чём-то там побубнили и ушли. Приехала «скорая помощь». Сказали, что схватки были ложными, мол, такое бывает. В целом состояние беременной нормальное. Зато Болотаев чувствовал себя вовсе не нормально. От свалившейся на голову проблемы он не знал, что делать и как быть. Всю ночь не спал. А рано утром вновь явились участковый и наряд милиции. Попросили не только Иноземцеву, но и Болотаева проследовать в отделение милиции для того, чтобы взять отпечатки пальцев и фото в архив.

– Я доцент. У меня с утра лекции! – возмущался Болотаев. – Я здесь живу десять лет. Меня все знают.

– С Чечней и чеченцами у нас отныне особые отношения, – был сдержанный вердикт. – А вот кем гражданка Иноземцева вам приходится? – Вопрос уже был задан в отделении.

– Жена! – с вызовом ответил Тота.

– А где вы её пропишете? – Болотаев молчит, а ему напоминают. – Кстати, у вас временная прописка и через год она закончится.

Болотаев продолжает молчать, а сотрудник милиции говорит:

– Гражданка Иноземцева, вы в течение трех дней должны были стать на учет.

– Не смогла по состоянию здоровья, гражданин начальник.

– Тем не менее закон есть закон.

– Я исправлюсь… Может, вы меня пропишете и паспорт выдадите?

– А где вас прописать? – строг милиционер. – С вашей биографией… Москва – не отстойник.

– Что вы хотите сказать? – злобно процедил Болотаев.

– Всё! Всё нормально, – вмешалась Дада. – Я проездом в Москве. Закон не преступала.

– А мы и не позволим, – перебил её сотрудник. – И молчи, пока я не задам вопрос. Поняла?

– Как вы смеете?! – вскочил Болотаев. – С женщиной?! – Он ещё что-то хотел сказать, но Дада почти силой усадила его обратно и говорит, вроде бы только Тоте, но чтобы слышали все:

– Москва, конечно, не отстойник, но вся страна параша. И живут не по законам, а по понятиям… И нам не привыкать. Так что держитесь, доцент, – подбодрила она Болотаева.

Эта унизительная процедура продолжалась долго. Когда вернулись в общежитие, морально раздавленный Болотаев без сил повалился на кровать. Потом выдал:

– Я отсюда уеду… В Европу. Эти оскорбления невыносимы.

– Тота, простите, – говорит Дада. – Это из-за меня. Но я не разделяю вашу печаль. Наоборот, это самый счастливый день в моей жизни! Вы опять назвали меня женой.

– А что я ещё мог сказать? – вскочил Тота. – С этим пузом!.. Запомни, я в жены возьму только девственницу! И настоящую чеченку! Понятно?!

Долгая пауза. Тишина. Оба застыли. Первое движение совершила Дада. По обыкновению, она со всеми, особенно с Тотой, пыталась предстать со здоровой стороны лица, а тут она демонстративно села так, чтобы Тота видел её изуродованный профиль, и видно, как изнутри кипит, часто дышит, нервно сжимает руки.

Тота уже пожалел, хотел сказать, что погорячился, что он не то ляпнул и так далее. Но в этот момент случилось совсем неожиданное. Дада вдруг зашлась смехом. И не каким-то там нервным, истеричным с надрывом, а так, как только она могла смеяться, когда ей было действительно очень хорошо, как в то время, когда он приехал к ней на зону.

– Ой, Тотик, ой! Рассмешили!.. Ну вы, Тотик, даете?! Девственник девственницу захотел! Возжелали. Ой-ой-ой! Ха-ха-ха!

– А что?! – возмутился Болотаев, встал в позу, как будто вот-вот выдаст яркое па лезгинки. – Только так и будет! – постановил он.

– Будет, будет, – сквозь смех выдала Дада. – Только вы об этом более никому не говорите.

– А что?! – ещё более повысил голос Тота.

– Ничего. – Её голос вмиг стал жестким. Она опустила голову, обхватила её обеими руками и, нарушив тишину, прошептала: – Простите… Я нарушила ваш покой. Я завтра уеду.

– Куда уедешь? – Голос Тоты стал металлическим.

– На Север…

– И кто тебя там ждет?.. Такую. – Снова тишина.

Тота подошёл к ней, тронул за плечо:

– Ладно. Прости.

Она одернула плечо.

– Ну, не обижайся. – Голос мужчины стал гораздо мягче. – Оставайся. Разберемся. Как-нибудь тебя устрою.

– Ни за что… Тем более рядом с вами.

Вновь очень долгая, мучительная пауза. Оба напряжены. Молчат. Первым не выдержал Болотаев:

– Я пойду в магазин, кое-что нам куплю. – Его тон явно примирительный и виноватый.

Однако Иноземцева в этот момент резко вскинула голову:

– Нет! Никуда вы не пойдете. Вначале уйду я. – Она решительно встала. – Только один вопрос – мой чемодан, чемодан отца выкинули?

– Нет! – поспешно ответил Тота. – Храню! – Он даже радостно хлопнул в ладоши и тут сделал танцевальное па. – А ведь это идея. Дада, кто тебя ждет на Севере и куда ты поедешь? Лучше на юг.

– Какой юг? – встрепенулась она.

– У меня в Грозном квартира. Правда, она на окраине, в микрорайоне. И с мебелью не густо, но необходимое есть и, самое главное, твой чемодан там.