Его единственная любовь

– Я хочу тебя, Лейтис, как и любой другой, кем бы ты ни предпочла меня видеть – другом, врагом, любовником или незнакомцем.

Она почувствовала, что вся дрожит, но не от страха. Это чувство было ей доселе не знакомо. Возможно, страх был бы в этом случае предпочтительнее, потому что в чувстве, охватившем ее, было нечто темное, опасное и запретное.

– В таком случае я выиграла, – сказала она, и ее голос прозвучал непривычно хрипло.

– Пока еще нет, – сказал он и прижался к ней. Она ощутила все его тело, его силу и твердость его мускулов.

Лейтис снова закрыла глаза, и это было знаком, что она полностью сдается на милость победителя.

– Я помню, что я чувствовала, – сказала она и положила на грудь Йена другую руку, скользнувшую ему под рубашку. Когда она ощутила его обнаженную кожу, у нее вырвался вздох, будто она только этого и ждала. – Когда ты овладел мной, это было самое прекрасное, – призналась она шепотом, приподнимаясь на цыпочки и легко касаясь губами его губ. Его рот был горячим и жадным. Внезапно его руки стали вездесущими. Они принялись расшнуровывать ее платье, проникли под ее юбки и освободили ее от одежды в считанные секунды.

Лейтис не узнавала себя. Она превратилась в незнакомку, горящую неутолимой страстью. Ей хотелось прикасаться к Йену, чувствовать его, держать и сжимать в объятиях, целовать так крепко, чтобы у него перехватило дыхание. Она хотела принадлежать ему, и ничего больше.

Ее руки уже срывали с него одежду, будто она уже делала так прежде. Она ощутила твердость его плоти, набрякшей и горячей. У него вырвался не то стон, не то вздох, и от этого звука ее возбуждение перешло все границы. Она была захвачена чувством, которого никогда не испытывала прежде.

Под градом его поцелуев Лейтис корчилась и извивалась от страсти, а он ласкал бугорок ее лона, подводя к вершине наслаждения.

Ее сердце билось бешено и так громко, что его удары вполне могли соперничать с ударами грома. Она почувствовала, что опускается на песчаное дно пещеры, на могучую грудь Ворона, на его твердое сильное тело.

Он снова и снова целовал ее, пока ее губы не запомнили его настолько, что, казалось, его дыхание стало ее дыханием.

Она наклонилась и прошептала совсем близко от его губ:

– Неужели враг мог бы дать мне такое наслаждение?

– Только если бы полюбил тебя, – ответил он нежно.

Он притянул ее к себе и прижал еще крепче, а потом легко и плавно скользнул в нее. Каждое его движение у нее внутри доставляло ей такое наслаждение, что ей хотелось растянуть эти мгновения до бесконечности.

– Мой враг! – прошептала она, когда что-то будто взорвалось у нее внутри.

– Моя любовь! – прошептал он.

Радость, которую она испытала в это мгновение, сопровождалась отчаянными раскатами грома, перемежавшимися вспышками молнии, осветившими на мгновение пещеру. Буря и поцелуи заглушили выкрики восторга, вырвавшиеся у нее против воли.

Прошло довольно много времени, прежде чем она приподнялась, опираясь на локти. Ей хотелось увидеть его, но молния сверкнула и погасла. Гроза ушла куда-то за дальние холмы.

– У тебя большой опыт в любви, Йен, – сказала она. Он долго молчал.

– Знаешь, ты была первой девушкой, которую я поцеловал, Лейтис Макрей, – сказал он наконец. – С тех пор я кое-чему научился.

Она наклонилась и нежно поцеловала его.

– Мне было бы приятно, – сказала она тихо, – если бы ты перестал учиться.

– Я еще не показал тебе, Лейтис, всего, что знаю и умею, – поддразнил он ее.

Она вздохнула и сказала полушутя-полусерьезно:

– Вне всякого сомнения, тогда я умру от счастья.

– Это лучше, чем быть повешенной за участие в бунте, – сказал он трезво и сел.

В полной темноте он помог ей зашнуровать корсаж. Он делает это отлично, кисло подумала она и пожалела, что его опыт в любви столь обширен.

– Ты заметила, что мы оба питаем особую склонность к пещерам?

– Я никогда ничего не замечаю, – ответила она простодушно, – ничего не замечаю, когда ты рядом.

Он наклонился и легко коснулся губами ее рта.

– Нам пора, – сказал он. – Буря миновала. И снаружи, и в пещере.

Она улыбнулась и протянула к нему руки, заключила его лицо в ладони и нежно принялась его гладить.

– Ах, Ворон, бурям в горах никогда нельзя доверять. Они скоро снова обрушатся на нас.

Глава 22

К сожалению, ее слова оказались пророческими. Буря не прекратилась. Она только на время ослабела. Йен греб к берегу, туда, где под деревом стоял его конь, терпеливо дожидаясь хозяина под моросящим дождем.

Йен взобрался в седло и протянул руку Лейтис, но на этот раз он усадил ее позади себя. Она обхватила его талию обеими руками и прижалась щекой к его спине.

Сначала они отправились в самое отдаленное место, где жила сестра Мэри. Это была миловидная женщина, мать троих малолетних мальчуганов. Когда Йен и Лейтис ей объяснили, что люди Гилмура его покидают, она задала только один вопрос:

– Это правда, что Мэри отправляется с вами?

– Правда, – сказала Лейтис.

При этих словах женщина принялась собирать свои пожитки и покинула свой дом, не сказав ни слова и даже не оглянувшись. Двоих младших ребятишек посадили на жеребца, а старший зашагал рядом с матерью, Йеном и Лейтис. К тому времени как они добрались до Гилмура, их процессия значительно увеличилась.

Длительное путешествие не было тяжелым для молодых и здоровых, но Лейтис думала о том, как его перенесут старые и немощные. Йен ответил на ее вопрос, взобравшись на вершину самого высокого холма, и вырвал кустик вереска. Через минуту он уже поджег его и принялся махать этим дымящимся факелом с такой силой, что была видна пылающая и дымящаяся арка. Потом он бросил куст на землю, затоптал его и вернулся к своим спутникам, ожидавшим его возвращения.

Через несколько минут Лейтис услышала грохот приближающегося экипажа. Она увидела фургон, запряженный четырьмя крепкими лошадками. Он мчался между волнистыми холмами. На ездовом была такая же маска, как на Йене.

– Я полагаю, он позаимствовал ее у англичан? – насмешливо поинтересовалась она.

Йен повернулся к ней.

– Они не носят масок, – сказал он, и в его голосе она услышала смех.

Она не спросила ни о человеке, сопровождавшем фургон, ни о его маске. Вероятно, существовали вещи, которые ей было не положено знать. И Йен не собирался посвящать ее в них.

Малыши молча и покорно вскарабкались в фургон, за ними полезли старики. Остальные – взрослые и еще молодые женщины, но уже изможденные тяжелой жизнью и лишениями – шагали за фургоном. Только двое мужчин по возрасту могли бы участвовать в мятеже, но один был крив на один глаз, а второй потерял руку. Однако оба отказались ехать в фургоне и шли пешком рядом с женщинами. Разномастная группа оборванных беженцев, вооруженных только волей и отвагой, двинулась навстречу свободе. Но никогда Лейтис так не гордилась тем, что она шотландка.

Они остановились в селении, которое Лейтис тотчас же узнала. Йен зажег фонарь и прикрыл ставни на всех окнах фургона, кроме одного. Они подошли к дому и негромко постучали в дверь.

Дверь отворила старушка, подарившая Лейтис корзинку с шерстью. Ее коса спускалась на одно плечо.