Медный обряд. Легенды Черного озера

– Примите мои соболезнования… – я с сочувствием взглянула на девушку, ощущая, как мне становится не по себе от ее горя. – Спасибо, что помогли мне.

– Не стоит благодарности, – тяжело вздохнула она в ответ. – Я всего лишь выполнила мамину последнюю волю. До свидания, Нелли.

Дверь закрылась, а я открыла коробку и извлекла записку, лежащую поверх бархатного мешочка. Крупным разборчивым почерком в ней было написано следующее:

«Старая ведьма готовит медный обряд. Берегись черных часов».

Обратная дорога казалась бесконечной: автобус собрал почти все пробки в городе. Борис Глебович назначал зачет на двенадцать, и надежда на то, что я успею, гасла на каждом красном светофоре.

Я начала нервничать и, чтобы как-то отвлечься, открыла коробку и достала бархатный мешочек. В нем лежали карманные часы на цепочке, выполненные, скорее всего, из меди или бронзы. Крышку украшали искусно вырезанные завитки, выполненные рукой талантливого мастера. Под крышкой скрывался белый циферблат с черными римскими цифрами. На торцевой поверхности корпуса часов виднелось колесико, предназначенное для их заведения. Я попыталась его покрутить, но часовой механизм никак не срабатывал, стрелки так и оставались на месте.

От остановки я бросилась к институту. Из головы никак не выходили слова из записки, оставленные перед смертью Дарьей Степановной. Да, вероятно, сказанное можно было бы счесть бредом, если бы я не заикнулась о ведьмах у черных вод, если бы не собирала всю жизнь медную коллекцию, если бы Марк не увидел в шкатулке ничего странного. Все пути ведут во тьму. Но откуда взялись, черт возьми, ведьмы в двадцать первом веке, и чего они хотят от меня? Забрать медь, накопленную за эти годы? Сколько угодно. Пускай идут к Марку, забирают ее и делают хоть тысячи обрядов. Берегись черных часов…

Стоп.

А не про эти ли часы упомянула Дарья Степановна? Ну, нет. Вряд ли бы она их передала, будь оно так. Побеспокоиться лучше сейчас о другом: какие весомые аргументы я приведу перед профессором, когда самым позорным образом опоздаю на зачет.

Глава 5

В холле института часы показывали половину второго, и я уже не надеялась, что застану Бориса Глебовича в кабинете. Новая пара только что началась, он, скорее всего, перешел в аудиторию. Я взглянула на расписание и, минуя нашего сурового вахтера – Зинаиду Павловну, грозу всех опоздавших студентов, юркнула в правую рекреацию, где находилась лестница, ведущая наверх. На площадке между вторым и третьим этажом я столкнулась лицом к лицу с Борисом Глебовичем. Профессор с укоризной посмотрел на меня и направился вниз, слегка сгорбившись, как это бывает свойственно очень пожилым людям. Я вспыхнула от стыда и попыталась оправдаться, следуя за ним по пятам до аудитории:

– Борис Глебович, простите меня, пожалуйста. Я должна была съездить по очень важному делу, думала, что успеваю на зачет, поэтому не предупредила. Автобус из-за пробок опоздал на целый час.

– Я очень надеюсь, – вздохнул профессор, – на то, что вам не придется оправдываться по поводу невыученного материала. Присаживайтесь, – указал он рукой на стул, стоящий возле трибуны. – Сейчас разложу билеты. Имейте в виду, я первый и последний раз делаю для вас исключение. Борис Глебович приоткрыл окно, впустив свежий воздух в душное помещение, повесил пиджак на спинку стула, поправил галстук на рубашке в мелкую синюю клетку и подготовил экзаменационный стол. Он взглянул на меня и лицо у него подобрело.

Я подошла к столу и дрожащими пальцами вытянула первый попавшийся узкий листок с вопросами. Волнение в один миг сменилось теплым ощущением радости. Тема была мне очень близка, в свободное время я изучала ее дополнительно.

– Борис Глебович, можно мне сразу ответить?

– Если вы уверены, то, конечно, – профессор развел руками, надел очки и опустился в кресло напротив.

– Первый вопрос билета «Древняя Русь в тринадцатом веке». Киевская Русь возникла в результате объединения восточнославянских племен под властью князей династии Рюриковичей… – бодро начала я. Профессор слушал мой рассказ с интересом, и я с удовольствием отметила про себя, что он, кажется, не жалеет о том, что принял меня позже назначенного часа. Когда ответ был закончен, Борис Глебович с одобрением кивнул, расписался в ведомости и сказал мне:

– Превосходно. Заметно, что вы с особой ответственностью отнеслись к подготовке. Однако, я надеюсь, что на другие контрольные точки вы будете успевать к указанному времени. Давайте зачетку.

Я открыла сумку, силясь вспомнить, брала ли зачетку с собой. К счастью, она нащупывалась через подкладку на самом дне. Только, когда я выходила из автобуса, то не положила часы на место в мешочек, теперь пришлось их доставать, чтобы распутать длинную цепочку.

– Очень любопытно, – раздался голос Бориса Глебовича справа от меня. – Разрешите мне взглянуть.

Я, наконец, извлекла зачетку и протянула профессору часы. Он посмотрел на них сквозь стекла очков, сдвинутые на кончик носа, затем извлек из нагрудного кармана небольшую лупу и стал разглядывать резьбу на крышке. Потом, с не меньшим вниманием, Борис Глебович осмотрел циферблат.

– Это мамина реликвия, – на всякий случай уточнила я, предчувствуя, что стою на пороге новой тайны. – Мне передали часы сегодня. Они… какие-то особенные, да?

Мое сердце ухнуло в пропасть, а к горлу вновь подкатил предательский ком. Тревожные мысли, странные сны, видения наяву сплетались воедино, отражаясь в блестящей крышке медных часов. Я сгорала в этом рыжем огне.

– Их сложно забыть, – покачал профессор головой и положил часы на стол. – Но… есть одна странность. Вы не меняли циферблат?

– Нет. А в чем дело?

Борис Глебович сделал несколько шагов до окна и обратно, словно решая, изложить мне свои размышления или промолчать, но вскоре тень колебаний пропала с его лица. Он подошел к экзаменационному столу, сел в кресло и сказал:

– Когда-то я держал в руках подобную вещь. Это было очень давно. А про циферблат я узнавал не просто так. Дело в том, что у тех часов, что мне встречались, он был черного цвета, а цифры на нем – желтого. А вот корпус… Узор оригинален, принадлежит одному и тому же мастеру или… роду мастеров. В круге, оплетенном цветами, изображен символ времени, вот здесь, видите? – профессор показал на тонкую вертикальную молнию. – Никогда не думал, что мне суждено еще раз увидеть эту символику.

– Но, часы я получила в таком виде, в каком они сейчас. Только завести я их не смогла, к сожалению.

– Если они те самые, вы их не заведете, – нахмурился Борис Глебович, я заметила, что он с трудом подбирает слова, чтобы его не сочли сумасшедшим. Как мне это знакомо.

– Кто вам передал их? – спросил он.

– Мамина коллега по работе. Моя мама пропала много лет назад, я была совсем маленькой. Дарья отыскала меня, чтобы рассказать о кое-чем важном…

– Да, я слышал про вашу маму. Громкая история. Поверьте, в то время вам сопереживал весь город. А что за коллега? Я бы хотел переговорить с ней. Поймите меня правильно. Профессор наклонился над столом и прошептал: – Эти часы могут быть очень опасны.

– Мне бы самой хотелось переговорить с ней, – тоже шепотом ответила я. – Но вчера ночью ее убили.

В глазах моего собеседника промелькнул ужас. Он оглянулся на дверь и сказал:

– Я расскажу вам историю, произошедшую со мной почти двадцать лет назад. Я не хочу вас пугать, но и не хочу, чтобы вы оставались в неведении. Коли уж заикнулся о часах, то должен объяснить, почему нахожу их опасными, верно?

Я кивнула и поспешила успокоить профессора:

– В моей жизни происходило слишком много странных вещей. Вы можете доверять мне. Весь разговор останется между нами.

– Что ж, превосходно. Тогда выслушайте мою историю и постарайтесь поверить в ее реальность, – откашлявшись, Борис Глебович продолжил. – Я получил докторскую степень ровно двадцать лет назад. Тогда же и поступило предложение работать в вологодском университете. А до этой поры я числился в составе крупной археологической группы, путешествовал по миру, участвовал в международных исследованиях, писал научные труды о наших находках. Команда у нас была, на удивление, очень дружной и сплоченной, состав ее не менялся с самого начала. Мы с ребятами проходили через огонь и воду, через пески и тундру. Мы успели сделать очень много открытий, но годы шли, незаметно подкралась старость. Силы уже были не те. Тогда, каждый из нас стал искать другие занятия, близкие к археологии и истории. Меня пригласили работать на кафедру, несколько моих соратников с головой ушли в научную деятельность, а Олежка Соловьев, с которым, на тот момент, я наиболее тесно общался, решил заняться созданием собственной антикварной коллекции.

Как-то раз он собрался в Златоуст за набором стальных ножей со штихельной резьбой, и попросил меня присмотреть денек другой за квартирой. Я с радостью вызвался помочь. Олежка весь светился, когда уезжал, хвалился передо мной новым экспонатом: часами, похожими на те, что хранятся у вас. За медной крышкой корпуса скрывался черный циферблат с ярко-желтыми цифрами.

– Зачем тебе они? – удивлялся я. – Ты же не коллекционировал часы!

– Неправда, мой профиль – резьба по металлу, а не конкретные вещи. Ты только взгляни на них! Безукоризненный рисунок! Ручная работа, – парировал Олег. – И достались они мне чудесным образом. Я проводил экскурсию для одной дамы, и она, заинтересовавшись коллекцией, предложила добавить в нее эти часы. Они достались ей от отца, потомственного белого офицера.

– Что ж, резьба действительно выдает руку талантливого человека, – признал я.

– Знаешь, что еще более поражает? – воскликнул мой товарищ. – Часы выполнены из чистой меди, без примеси бронзы.

– Такое редко встретишь, – согласился я. – Поздравляю тебя с новым приобретением. А за музей свой не переживай, пригляжу за ним. Хорошей дороги тебе, Олежка.

Ночью я долго не мог уснуть, ворочался с боку на бок. В чужом доме всегда тяжело засыпаю. Только задремал – слышу тихий всплеск. Ну, думаю, кран плохо закрыл. Я поплелся в ванную, но, проходя мимо комнаты, где находилась коллекция, замер, как околдованный. На полу как будто маленький пруд раскинулся: блестела вода при свете уличного фонаря, рябь по ней бежала, словно от ветра, и плеск-то отсюда раздавался. Запах, помню, странный был, так пахнет застоявшаяся вода в болоте, с примесью гнили и травы. «Ну, все, – мелькнуло в мыслях, – затопило дом». Я включил свет, и тут все исчезло. Прошелся, осмотрел комнату еще раз. Надо же такому привидеться!

Тут мой взгляд упал на часы. Они лежали на своем месте под стеклом, как и вчера, но что-то с ними было не так. Я подошел ближе и увидел, что бумага под корпусом стала влажной, а в цепочке запуталась речная водоросль. У меня пропал дар речи. Мне приходилось слышать о проклятых артефактах, но я никогда не верил людям, называющих себя их заложниками. Считал, что они сочиняют страшные сказки, чтобы развлекать зевак. И вот она, сказка, прямо передо мной…

Когда я проснулся, то не мог понять: приснился ли мне чудной сон или же все произошло наяву. Водоросль с цепочки исчезла, а бумага под часами оставалась чистой и ровной, никаких следов воды на ней не наблюдалось. Но тревога осталась. Не зря мне сразу не понравилось приобретение Олега.

В полдень вернулся мой товарищ, и я не удержался, перед уходом рассказал Олегу о своих опасениях и посоветовал ему избавиться от часов, пока не поздно. Соловьев только рассмеялся в ответ. Боюсь предположить, что он обо мне подумал в тот день. Мы, археологи, вынуждены быть скептиками. Можно свихнуться, если верить, что находки обладают большим, чем просто историей.

Прошел месяц, и я уже решил для себя, что мне приснился яркий подробный сон, как однажды поздним вечером позвонил Олег:

– Помнишь, Борис, ты говорил о неких странностях в моем доме? Ты оказался прав. Что-то творится неладное. Я вскакиваю посреди ночи от шумных всплесков воды, просыпаюсь, потому что начинаю замерзать от ветра. Стены становятся мокрыми, а с потолка капает. Соседи принимают меня за сумасшедшего, представляешь? Я прибежал к ним ночью, думая, что у них утечка воды. Но дело не в утечке! Я понял это, когда мне привиделось озеро в комнате. А потом оно внезапно исчезло, стоило лишь включить свет. Как такое возможно? Не могли же нам присниться одинаковые сны!