Рассказы

– Порядок, – как-то неуверенно ответил парень, – беги, пока я отвлеку её.

По её молчанию он понял, что она встаёт; ничего не было видно, кроме движения головы змеи. Она видела их. Пытаясь отвлечь её, он грозился ударить кинжалом, но всегда уклонялся, когда та атаковала, и поэтому не мог уловить момент, чтобы ранить.

– Эрик! – услышал он сзади себя и в тот же момент увидел вспышку в другой стороне пещеры. Он сразу понял, что произошло: Мериду задело ядовитым жалом на хвосте огромной змеи, это он начинал светиться от прикосновения.

Сердце Эрика сразу учащённо забилось, а движения стали порывистыми, но неуверенными. Его охватила паника, дрожащими руками он сделал несколько сильных выпадов. Два раза он промахнулся, но после третьего сильного удара победить змею стало проще, а Эрик не жалел сил и средств. Не без потерь Змея была повержена, и Эрик подбежал к лежащей Мериде. Она была без сознания, отравленная ядом Змеи, и ему нужно было найти Зелёный Крокус, чтобы добыть противоядие. Времени на это у него было не так много, но оно было. Меньше у него было сил на долгий путь, в котором ему непременно встретятся противники.

– Эрик! Сейчас не время для игр, – услышав голос мамы, он тут же встал и закрыл ноутбук. – Иди и помоги сестре уложить и накормить бабушку.

Он повиновался.

– Ты где был? – спросила Эмма.

– Я должен был кое-что доделать.

– В компьютерной игре?

– Нет, в домашке! А вообще, что пристала?

– Да то, что я вот тут горбачусь, а ты где-то прохлаждаешься.

– Ну, вот я и пришёл помогать.

– В последний момент!

– Тихо! – негромко, но резко сказала мама.

Они перестали спорить, но враждебное молчание воцарилось в комнате. Его то и дело подзывали не затем, так за другим, дом просто с ума сошёл. Он не решался вслух возмущаться по этому поводу, а сердце его ныло – время стремительно уходило, и жизнь Мериды была под угрозой. Она умрёт, если он опоздает, хоть на час. Так прошёл день.

Вечером сестра ушла куда-то (он никогда не интересовался, куда она ходит) и ему удалось сесть за компьютер. Всё, что он делал в игре, он делал не с удовольствием – с увлечением, даже с ожесточением. Он не задерживался, чтобы разглядеть какую-нибудь штуковину, а сразу приступал к следующему заданию. Он повергал противников одного за другим, времени становилось меньше, а на паузу поставить было нельзя, хотя вне игры время шло медленнее. Он уже знал, что спешка – плохой помощник, и этой ошибки он не повторит.

Солнце клонилось к закату и светило прямо в лицо, но Эрик напрямик пошёл к пещере дракона. Дракон был не очень крупный, так что они столкнулись в прямом бою. Эрик старался не делать рискованные трюки, раны ему сейчас некстати, ведь они тоже отнимают время и силы на выздоровление. Вот уже его бой близился к концу, как вдруг чья-то рука захлопнула ноутбук.

– Эй! Что ты делаешь?!

– Я тебя уже полчаса зову помочь с бабушкой, а ты в игрушки играешь. Мне, знаешь ли, тоже не хочется всем этим заниматься.

– Тебе нужна помощь или ты пришла ругаться?

– Ты должен поменять простыни бабушке.

– Так ли это срочно?! – чуть не плача вскричал Эрик.

– Сейчас – да! Поди посмотри сам, что там, а то сидишь за компом с утра до ночи!

Эрик не ответил и подошёл к кровати больной. На ней была разлита блевотина с кусками непережёванной рыбы. Бабушка кашляла, изо рта лилась слизь… Эрику было противно прикасаться ко всему этому, во всей комнате стоял какой-то странный запах. Он услышал тревожный звук отпирающейся ключом двери. Это мама приехала по зову Эммы.

– Так, что произошло? Эрик, уйди, что вы тут натворили. Боже! Я звоню в скорую.

Допрос Эммы на кухне, суета и раздражение вдыхались с самим воздухом. Мама ругала Эмму, та только угрюмо молчала и односложно отвечала – она была подавлена. Эрик почувствовал вспышку злорадства, правда, в следующую минуту понял, что радоваться нечему, ведь сестра лишь больше озлобится и вскоре отыграется на нём. Из всего стало ясно, что дела у бабушки совсем плохи. Потом стали расспрашивать его.

– Я сидел за компьютером, пока все ушли, смотрел фильм…

– Он в игрушки свои играл!

– Эмма, я не тебя спрашиваю! Эрик, дальше?

Вместо ответа мальчик заплакал, сначала несильно, но вскоре уже не мог сдержать потока слёз. Хоть ему и было стыдно своих слёз, они были неуправляемы.

– Ладно, дети, ложитесь, все мы сейчас на нервах от этого. Эрик, вставай, иди умойся и ложись спать.

Эмма не заставила себе повторять и сразу ушла. Легко откупился, подумала она уже в кровати, я же знаю, что ему всё равно. Ему всё равно, что там с бабушкой, ведь будь это не так, он бы не ленился. А заплакал он от страха, что его поругают, потому что он кругом виноват. Я бы справилась, если бы он лучше помогал.

Она была почти права, всё, что касалось бабушки, трогало его постольку, поскольку это касалось его – ему не было по-настоящему её жаль. Он плакал о том, что навсегда потерял Мериду.

Художники

– Неплохо, Герман, совсем неплохо, вам надо только над перспективой поработать, но в целом уже хорошо смотрится. А у вас что, Бэрримор?

Студент Бэрримор подал свои рисунки учителю.

– Неплохо, но вот у вас опять та же ошибка, на которую я в прошлый раз указывал, вот здесь вот. Халтурите, и в конце не дорабатываете. А вот в этом рисунке – вы же умеете рисовать лошадей, но здесь у вас не лошадь, здесь вы нарисовали, скорее, осла…

– Я стараюсь… – начал было Бэрримор.

– Это хорошо, но надо больше стараться. И палитра, вы же почти не смешиваете краски, не надо так делать, лучше соблюдайте тональность, а то у вас наверху в этой картине всё темное…

Бэрримор промямлил в ответ что-то вроде «я не успел, если бы еще день…»

– Ладно, просто обратите внимание на эти моменты, и всё у вас получится.

– Хорошо…

По пути в их съёмную на двоих квартирку Бэрримор шумно негодовал.

– Учитель только и видит, что мои ошибки, а ведь я не стою на месте! Видел, как я передал форму в том подмалёвке, а учитель увидел только несовершенную палитру… Я, как будто, стою на месте, по его мнению!

Герман, хоть и был другом Бэрримора, не мог не чувствовать упоение от превосходства над товарищем, но не подавал виду.

– Я думаю, если ты сам видишь свой прогресс, это уже хорошо, ты развиваешься, просто именно он этого не видит, но он же не единственный человек в мире!

– Нет, ты не понимаешь. Если он не видит, то другие – подавно! Ведь он-то, хотя бы, смотрит, а другие тем более не удостоят взгляда мои рисунки. А если другие не признают твоё творчество, его, считай, и нет.

– Почему это?!

– Да потому что так оно, и всё. Жизнь так устроена, и мне в ней, как видишь, ничего не светит. По крайней мере, в художественной области.

Герман не нашёл, что ответить, но он был не согласен с другом. И что, что ты неизвестен, искусство ведь для себя в первую очередь. Видимо, Бэрри совсем в отчаянии, ведь ему в который раз не удаётся удовлетворительная работа.