– Сью… Сью, – хрипит тот, отчаянно пытаясь встать, но левая нога в полной отключке от раздирающей пробитую кость боли. Даже запястье не так болит, как колено. Даже колено не болит так, как рёбра от мысли, что он ничего не может больше сделать, лишь смотреть, как её вот-вот кинут под колёса. Последняя попытка дотянуться до ружья левой рукой, но оно отлетело слишком далеко.
Она вскидывает голову: вдалеке мчится долговязая фигура в ковбойской шляпе. Данди бежит на звук выстрелов, но ему попросту не успеть: гул поезда уже идёт вибрацией по рельсам. Слепо дёрнувшись, Сью тут же чувствует запах пороха и сильней вдавившийся в висок пистолет.
Тот самый, из которого убита её мама.
Она снова слабая.
Она снова лишь жертва.
Тудум, тудум, тудум – по дрожащим ногам, взвинчивая всё тело в тугую пружину бешенства. Это ярость – это желание мести и желание выжить, это инстинкт. И Сью без раздумий кусает обхватившую её руку, с такой силой, что чувствует во рту кровь. Джо воет от внезапного нападения, и она пользуется своей секундой – выворачивается и со всей дури, со всей злости и всего клокочущего в венах адреналина толкает его от себя прямо на рельсы. Гремит запоздалый выстрел, и перед носом со свистом воздуха проносится товарняк, одним хлюпающим, хрустящим хлопком сминая тело Джо в кровавую кашу.
А потом мир отчего-то становится ледяным, утаскивая её во мрак разрывающей внутренности горячей боли.
***
Он ползёт – оставляя алую размазанную по гравию дорожку из простреленного колена, Кейд ползёт к лежащему у рельс тельцу под стук колёс уносящегося поезда. Мутное стекло трещит перед глазами, и лишь хрипящие звуки заставляют его держаться в сознании. Сьюзен хрипит. Неосознанно зажимая рану на животе, она невидящим взглядом смотрит в звёздное небо. Так темно.
– Сью! – через зубы выдавливает Кей, нечеловеческим усилием воли приподнимаясь и левой рукой касаясь её бледнеющего лица. Беглый взгляд и тут же – полнейший ужас в глазах, видя разливающееся на белой майке багряное пятно под её пальцами. – Чёрт-чёрт-чёрт… Ты слышишь меня? Сью, пожалуйста, скажи, что слышишь! Не отключайся!
Она лишь беспорядочно моргает, открытым ртом ловя воздух. Когда это случилось? Когда пуля успела продырявить её живот? Нестерпимо жжёт – свинец явно ещё внутри, отравляя и разрывая кишки. Воздуха, воздуха. Нет. Только паника в глазах Кейда и крутящиеся звёзды, зовущие во тьму. Веки тяжелеют.
– Не отключайся, – отчаянно шепчет Кей, и в надежде вскидывает взгляд в поисках чего-нибудь, чем можно заткнуть рану.
– Ебаное… дерьмо, – раздаётся над ними тяжёлый выдох. Подбежав, Данди отбрасывает уже бесполезное ружьё и в ужасе смотрит на кровавую баню, творящуюся вокруг. Тучное тело Ричи чуть в стороне, блестящие алым рельсы с ошмётками плоти и хрипящая Сью, которой Кей пытается здоровой рукой зажать рану на животе.
– Дай… Дай что-нибудь… Аптечку, – просит он Данди, и тот летит к Джипу, оставшемуся без владельцев.
Перевязочный пакет – слабое утешение, как и с силой просунутая в рот таблетка анестетика. Но всё лучше, чем ничего, и в три руки Сью быстро бинтуют, а затем Данди грузит их обоих на заднее сиденье чужой машины: за своим фургоном бежать уже некогда. Он даже ничего не спрашивает, и лишь кряхтит, заводя мощный движок. На попытку перемотать заодно и колено Кейда тот шипит и отмахивается: у неё счёт на минуты, а его кость никуда не денется. И запястье тоже, хоть рука ниже предплечья безвольно повисла, вообще не подчиняясь никаким сигналам головы. Важным становится лишь всё более тихое дыхание Сьюзен. Сев в машину, он откидывает её на себя, громко и рвано дыша в шею, сжимая её дрожащие руки, стискивающие очень быстро алеющий бинт на животе.
– Держись… держись, – бездумно шепчет Кейд, не выдерживая того, как горят его лёгкие от запаха её крови. Жмурится, слыша слабый стон в ответ:
– Больно…
– Знаю. Знаю. Прости. Прости, я знаю, – баюкая в своих руках, уже не чувствуя собственной боли, только её – темнотой и пульсацией в агатовых глазах, сжатым до предела горлом. – Только дыши, слышишь? Дыши глубже.
Машина качается, катясь к дороге, и от движений Сью хнычет, кусая губы: сдержаться не получается, а жжёт внутри слишком сильно, чтобы терпеть.
– Кей… так больно…
– Да. Да. Чёрт, – стиснув её ледяные влажные от крови пальцы, он прижимается щекой к её щеке, словно так можно забрать себе хоть каплю этой боли. Вдох. Он ещё помнит, как спасать эту девочку, когда она валится в темноту. Не голос – один только отчаянный, срывающийся шёпот, давясь комком в глотке и пекущей солью на глазах. – Если ты меня слышишь сейчас, я обращаюсь к тебе, чтобы сказать, что ты не одинока… милая, вот звучит колыбельная, колыбельная для тебя одной…
Эпилог
24.05.2021
В коридоре слишком тихо. Впрочем, ночью в скромном провинциальном госпитале иначе быть не может. Хиро оставил на тумбочке помимо положенных обезболивающих снотворное, но Кейд не собирался принимать ничего, кроме антибиотика. Не хватало подсесть на морфий. Не хватало уснуть, не узнав, что стало со Сью. Взяв в левую руку деревянный костыль, он поковылял к выходу из палаты, держа на весу перетянутую гипсом ногу. На самом деле, гораздо хуже себя чувствовала рука: пуля прошила сухожилия, и он так и не смог ощутить тока крови в онемевших пальцах. Но пока об этом практически не думалось.
Полагал, что никого не встретит в свете жёлтых ламп затихшей больницы, но ошибся. На потрёпанном диванчике, сгорбившись, сидел Аарон Глоуз – и одного взгляда на его лысину хватило, чтобы в живот ухнул новый комок вины. Услышав стук костыля по кафелю, тот вскинул голову и посмотрел на Кея потухшими стеклянными глазами, слишком похожими на те самые, невозможно нужные.
– Здравствуйте, мистер Глоуз, – отчего-то казалось, что он больше не имеет права звать его «Аароном». Пытался вычитать на его лице новости, но тот облегчил ему задачу:
– Ещё три часа. Медсёстры сказали, операция будет длиться ещё три часа. Пулю… достали. Но зашивать приходится… очень много, – Глоуз задохнулся и вновь обессиленно уронил голову в ладони. Его плечи тряслись в беззвучном рыдании. – Ты обещал мне… Обещал сберечь.
– Я обещал, – тихо кивнул Кей, судорожно глотая горькие комки. Устав стоять на одной ноге, практически упал на диван, жмурясь от прострелившей колено боли. Ерунда. На нём всё как на собаке… А вот она – как переживёт пулю её хрупкий организм?
– Ненавижу тебя, – прошипел Глоуз сквозь зубы, и даже осудить его за это невозможно.
– Поверь, я себя ненавижу намного больше.
Неловкая тишина, два сбивчивых тяжёлых дыхания. Кей попытался пошевелить болтающейся на перевязи рукой, но только зашипел – по-прежнему никакой жизни в пальцах. В его мозолистых, гитарных пальцах. Тревога боем стучала по затылку: у него слишком много вопросов. О Сью, обо всём случившемся, о том, почему до сих пор на него не напали с расспросами копы. А ведь он убил человека. Осознание пока что не полное, да и человеком ту мразь считать невозможно. Его поступок не был чёрным или белым, он был единственно необходимым. Ужасно хотелось закурить.
– Значит, так, – Аарон откинулся на диване и шумно прочистил горло. – Вас там не было. Даже не спрашивай, сколько я должен Филлипсу, но тот обставит всё, как разборку двух заезжих наркодилеров, в ходе которой одного пристрелили, а второй случайно угодил под поезд. Всё ясно?
– Да, – кивнул Кей, хотя нестыковок уловил гору. Оставалось надеяться, что мало кому захочется всерьёз возиться в таком дерьме и разбираться, откуда у наркоманов было ружьё, и кто увёл их тачку. – А пулевые?
– А вы со Сьюзи стали жертвами грабителя в тёмном переулке. И оба в таком шоке, что совсем ничего не помните, – Глоуз презрительно фыркнул: кажется, ему не понравилась мысль, что вместе с дочерью приходится выгораживать и Кея. И он явно предпочёл бы, чтобы того засадили лет на пятнадцать. – Я ведь почти успел. Нашёл Смита, договорился с ним, что тот не будет покрывать Баттерса… Его бы по закону осудили за Дэйзи, и всё бы закончилось, тихо и мирно. Но вот мой самолёт приземляется, и тут же звонят из больницы. Кей, если только что-то пойдёт не так, если к утру она не будет в полном сознании и не скажет мне «привет, пап» – я позабочусь о том, чтобы ты занял место Баттерса за решёткой. Клянусь, ты сядешь до скончания веков за двойное убийство.
– Не двойное, – шёпотом прервал тираду Кейд, устало сжимая переносицу, чтобы от кровопотери не клонило в сон. Башка кружилась, пыль в глазах. Но он помнил, как эта храбрая девчонка словно выпустила наружу своих демонов и пихнула Джо под поезд. Если бы только у того в руке не было пистолета… Если бы получилось встать… Если бы он вообще не дал утащить её прямо у себя из-под носа…
– Господи Иисусе, – сдавленно простонал Аарон, в шоке открывая рот. – Не говори. Не хочу знать. Не хочу знать, в кого ты превратил мою дочь, мою маленькую светлую девочку. У неё была потрясающая жизнь! Друзья, учёба, достаток и любящая мать. И всё это улетело в какую-то пропасть, когда однажды за завтраком она похвалилась, что встретила Анархиста.
Словно ему нужно об этом напоминать. Словно он сам не знал, в какое кровавое дерьмо превратилась жизнь Сьюзен, и кто тому причина – что ж, не зря ему когда-то дали такую громкую кличку старые друзья. Знал ведь, что недостоин прикасаться к солнцу. И всё равно продолжал верить в чудо, как глупый ребёнок. Пошёл за этим светом, но в итоге лишь уничтожил его. Это даже не вина сейчас толкается в рёбра, это осознание. Он всегда будет сеять вокруг хаос, и сминать в него Сью не имеет права. Она и без того потеряла слишком много, и ещё вопрос, сколько отнимет у неё вынутая из живота пуля. Нет, она достойна гораздо большего, а он слишком искренне желает, чтобы у неё наконец-то настали дни посветлей. Если сберечь – это уйти, то других вариантов и нет.
– Всё будет хорошо, Аарон. Когда она очнётся… Я буду с ней ровно столько, сколько ей понадобится, чтобы встать на ноги. И исчезну сразу, как только это можно будет сделать, не причинив ей ещё больше боли, – это единственно верное решение. Это обещание, которое надо исполнить. Они слишком плотно сшились вместе, чтобы рвать эти нитки сейчас, ломая остатки её рассудка. Но он найдёт возможность уйти, чтобы жизнь девочки-затмившей-солнце вновь засияла красками.
И пусть это его уничтожит. Какая уже разница. Свою жизнь Кейд так и не научился ценить – а впрочем, ценить останется нечего, когда останутся в прошлом внимательные агатовые глаза, мяукающие стоны и хитрая улыбка. А его сожрут заживо собственные демоны, с которыми он просто не найдёт стимула бороться без неё.
– Надеюсь, это случится как можно скорей, – шепнул Аарон, вздыхая и смотря на наручные часы.
***
Глаза открыть так сложно. В них тут же ударили лучи солнца через окна палаты, и Сью прищурилась, пытаясь моргать и вернуть сознание в туманную голову. Последнее, что она помнила: напевающий ей низкий голос, а потом стало слишком темно. Руку сжала тёплая ладонь, вызвав у неё облегчённый вздох. Касание этой шершавой кожи она узнала, даже не до конца разобравшись, как дышать словно скукожившимся лёгкими и разодранным горлом из-за недавно вытащенной операционной трубки.
– Привет, – тихий шёпот так близко, и непослушную слабую руку согрел смазанный, едва ощутимый поцелуй. Наконец-то сфокусировав взгляд, Сьюзен нашла его лицо: напряжённое, замершее в ожидании.
– Привет, – шелестом пересохших губ, непроизвольно растянувшихся в улыбке. Она и не думала, какой радостью может быть видеть Кейда живым, смотрящим на неё, как на взошедшее солнце. Видеть эти лучики-морщинки, резкие скулы и даже синяк на челюсти. Какое невероятное облегчение, что они оба пережили эту кошмарную ночь.
В тело понемногу вливалась жизнь, и Сью слабо дёрнулась, попытавшись пошевелиться, но тут же ощутила, что живот перетянут повязкой и уже знакомо – нитками долгого, аккуратного хирургического шва. Где-то в самом низу, неприятно давя на кожу. И шов явно в разы больше, чем тот, что был на лице. Беспокойство нарастало, и она вопросительно взглянула на Кейда: «Что со мной?».
– Тебя оперировали почти всю ночь, – осторожно пояснил он, придвигаясь ближе. Левой рукой потянулся к её щеке и невесомо погладил, успокаивая вспыхнувший от непонимания и страха румянец. Привычным тёплым жестом заправил за ухо чёрную прядку волос, и лишь потом продолжил: – Вернулся твой отец. Он сейчас заполняет бумаги, но будет рад видеть тебя.
Сью захлопала глазами, пытаясь уловить в этом уж слишком ровном тоне, почему у неё так зудит где-то в затылке. Почему кажется, что на радио какие-то помехи. Она так уже привыкла к этой связи между ними, что сейчас не находить правды в дымчатых глазах куда больней, чем все нитки на коже.
– Что не так? – выдавила она, заставив себя поднять вторую руку, лежавшую по другую сторону больничной койки. На ней красовалась стерильная повязка, но не та, которой она могла бы ожидать. Судорожный вздох: – Было поздно, да?
– Да. И поверхность раны была плохо обработана. Да что там, рана была слишком грязной, и крови вытекло много. К тому же у врачей были куда более насущные заботы относительно твоего тела, и время оказалось упущено. Уже… не приживить, – и в его голосе она так чётко ощутила вину, что всё понемногу начало вставать на свои места. Ну, конечно: он считает, что должен гореть в аду за то, что она осталась без мизинца. Какая ерунда по сравнению с тем, что они оба живы. Осталось вдолбить это в его голову.
– Кей, это ничего, – уверенно кивнула она, изо всех сил стараясь улыбаться ему. – Это всего лишь мизинец. Привыкну. Только не заводи сейчас свою любимую шарманку о том, как ты чертовски виноват в любом дерьме, которое случается вокруг.