Горький аромат фиалок. Роман. Том второй

Татьяна усмехнулась. «Вышла замуж за коммерсанта, а могла быть теперь женой миллиардера», – невесело подумала она. А вслух сказала:

– И что? Вышла замуж за коммерсанта – и все? Ноу проблем? И женщина должна быть счастливой? Да?

– Ну, не знаю…

– Я сейчас вспоминаю те времена, когда мерзла на рынке зимой, или парилась в жару, добывая копейки. Тогда я была счастлива, хотя Владимир и слонялся без работы, и я иногда не знала, в чем отправить Аленку в школу. Теперь я поняла, что, проклиная судьбу, кляня Владимира, я не заметила, как рассталась со своим счастьем.

Татьяна замолчала.

– Что, этот Семен Игнатьич обижает, да? – осторожно поинтересовался Антон. Татьяна усмехнулась.

– Да нет, – отозвалась она со слабой улыбкой, – Хотя… хотя с какой стороны посмотреть. Нет, он не прикладывает руки, наоборот. Я сама, если надо, так отделаю его, что мало не покажется.

Антон непонимающе смотрел на нее.

– Тогда что? Словами достает? Зануда, небось? Ну и жадный, наверное? Скандалит из-за каждой тенге?

– Нет, не угадал. Денег хватает, Алене помогаем. Дело не в этом.

Татьяна замолчала, раздумывая. Она достала из кармана пачку дешевых сигарет, и, взяв одну, прикурила от зажигалки. Антон присвистнул.

– Да, я курю, – сказала Татьяна, выпуская клуб дыма.

– Нет, дело не в деньгах, – продолжала она, – И Семен ничем особо не достает.

– Тогда в чем дело? Что-то не пойму я тебя.

– Да, в общем-то, ни в чем, – Татьяна взглянула на своего бывшего коллегу так, словно сомневалась в его способности понять ее.

– Ни в чем. Если не считать самой малости – не нравится мне он.

Антон хмыкнул. Татьяна одарила его вызывающим взглядом.

– Чего хмыкаешь? Думаешь – я бешусь с жиру? Много вы, мужчины, понимаете…

И она, наполнив стаканчик, выпила еще. Антон вырвал бутылку из ее рук.

– Ты чего?! – вскинулась Татьяна.

– Хватит пить! – и он, завертев крышечку на место, положил бутылку в бардачок. Потом включил передачу.

– Куда это мы? – спросила Татьяна.

– Развезу оставшийся товар, а потом поедем ко мне. Погостишь у меня, отдохнешь. А там посмотрим.

Татьяна не стала возражать. Она пожала плечами, мол, «делай, что хочешь – мне все равно».

Прибыв на квартиру Антона, Татьяна первым делом посетила туалет, потом приняла ванну и вышла оттуда посвежевшей. Ей не хотелось облачаться в свое тесное платье; она накинула на голое тело поданный Антоном халат и, расчесывая волосы, прошла в единственную комнату, служившую одинокому мужчине и спальней, и гостиной.

Там было чисто и уютно. Единственное окно выходило на одноэтажную окраину, и Татьяна окинула взглядом засыпанные снегом дома, дымившие трубами в пасмурное небо. Кое-где темнели фигурки одиноких прохожих; некоторые шли с салазками от водоразборной колонки. В сторонке мальчишки гоняли шайбу, бегая за еле заметным черным диском, толкаясь и крича. Из-за крайнего дома показалась бричка с запряженной в нее приземистой лошадкой. Коняге приходилось туго – колеса вязли в не успевшем укататься снегу, да и поклажа была не из легких. Завидев бричку, мальчишки бросились к ней наперегонки; двое сумели зацепиться за задок воза и тащились на ногах, словно на лыжах. Остальные, нагнав, стали толкаться, пытаясь отпихнуть их. Возница что-то кричал, не сумев достать мальчишек своим коротким кнутом.

Весь открывшийся из полузамерзшего окошка вид дышал покоем, деревенской идиллией, и Татьяне захотелось остаться тут насовсем. Она вспомнила роскошные апартаменты Семена Игнатьевича, и ее всю передернуло. Она повернулась, и ее взгляд упал на двуспальную кровать Антона, покрытую незатейливым покрывалом. Всем своим немалым весом опустилась она на нее и провела рукой по мягкому ворсу плюша. Затем откинулась и смежила веки. Она лежала, и ей не хотелось ни о чем думать; не хотелось ничего делать. Тело ее отдыхало, свободно дыша в просторном халате, и на нее накатила сладостная дрема.

Антон быстренько приготовил обед, – яичницу, нарезал соленых огурчиков, и, выставив на стол бутылку хорошей водки из холодильника, позвал Татьяну. Она не откликалась. Он прошел в спальню и остановился у порога. Дородная женщина свободно раскинулась на кровати, и не застегнутые борта халата разошлись, обнажив полные груди и выпуклый живот. Взгляд одинокого мужчины невольно скользнул ниже, туда, где курчавился рыжий треугольник.

Татьяна была хороша. Пышные формы ее соблазнительно круглились, светлая кожа отливала матово, широкое лицо с крупными, правильными чертами разрумянилось и дышало здоровьем. Антон залюбовался.

Женщина, лишенная настоящей мужской руки, бессознательно звала прикоснуться, приласкать, приложиться. Антон угадал это инстинктивно. Он присел на кровать и осторожно положил ладонь на одно из полушарий грудей. Веки Татьяны чуть-чуть приподнялись, и Антон встретился с ее взглядом. Она словно ждала, что последует дальше. Поощренный этим взглядом, Антон провел рукой по ее животу и прошелся пальцами по нежным кудряшкам. Татьяна вздохнула и потянулась.

Антон прилег к ней, обнял, и Татьяна застонала тихо от нахлынувшего желания. Без предисловий, лишь приспустив спортивку, вошел он в нее, навалившись всем своим весом, и стал тискать и мять. Она постанывала, потом вздохи ее участились и вот из ее горячего рта стали вылетать всхлипы – стоны.

Крепкая женщина легко подбрасывала тяжелого мужчину. Но и он не скупился и месил ее от души. Истосковавшаяся по здоровому, настоящему сексу женщина была на верху блаженства, и ей казалось, да что там казалось! – она любила, обожала это сильное тело мужчины, мужика, самца.

После первой бурной близости Антон не слез с Татьяны. Он видел в ее наполненных признательностью глазах некую еще неудовлетворенность. Они просили продолжения. Антон нежно проводил пальцами по плечам, губы ласкали мочки ушей, касались шеи, губ и щек женщины, бабы, самки.

И ее мягкие ладони не бездействовали – гладили мускулистую спину, ворошили короткие жесткие волосы на его затылке. Ее глаза благодарили и призывали к новому соитью. И оно последовало. Организм Антона выдавал накопившиеся запасы, и они занимались сексом до полного изнеможения.

Наконец, Антон откинулся и отключился. Они оба заснули, провалились в короткий, но глубокий сон полностью удовлетворенных людей.

Когда после помывки они сидели и с добрым аппетитом уплетали остывший обед, озорно переглядываясь, казалось – нет счастливее пары. Татьяне совсем не хотелось покидать эту крохотную квартиру, тихую пристань, где все дышало сонным покоем. Она осталась, и они едва не развалили шаткую кровать, не рассчитанную на то, чтобы над ней глумились два нехилых человека.

Семен Игнатьевич терялся в догадках, гадая, куда же подевалась Татьяна. У Алены ее не было – он звонил. Падчерица встревожилась, предложила обратиться в полицию, но он отговорил, сказав, что не стоит пока поднимать шум.

Он не знал, что и думать. К нему подкралась мысль, что, возможно, та бомжиха – лишь прикрытие. Что немалые деньги в СКВ и драгоценности унесла Татьяна, и что, вполне возможно, она покинула город, а может, и страну. Эта мысль не давала ему покоя, и он несколько раз подходил к телефону, намереваясь позвонить в полицию. Но, каждый раз его что-то останавливало. Он надеялся, что его предположение неверно. И что Татьяна вернется. Он боялся попасть впросак, и он боялся опозориться. Так он и маялся, пока не позвонила Алена. Она спросила:

– Мама дома?

– Нет ее! – несколько резко ответил Семен Игнатьевич.

– Так и не появлялась?

– Нет.

– Я что-то не пойму, Семен Игнатьевич, мама ушла от вас? Да?

– Откуда я знаю! – отчим еле сдерживался, чтобы не сорваться на крик.

– Что вы на меня кричите! – возмутилась Алена.

Семен Игнатьевич сбавил тон.

– Извините. Но и вы поймите меня – меня ограбили. Ограбили тысяч на двадцать, баксов! Это низко! Это подло!

– Кто ограбил?

– Кто? Ваша мама! Как она могла! Я по крупицам собирал эти деньги, сколько труда, сколько пота…

Алена перебила его.