Горький аромат фиалок. Роман. Том третий

– Ладно, – молвил его отец более спокойно, – Что случилось – то случилось. Придется поднапрячься. Но я хочу сказать вот о чем. Вам бы не мешало выучиться, особенно тебе. Сноха что – она женщина, домохозяйка. Как ты собираешься кормить жену и детей, не имея никакой специальности?

– Поступлю на заочное, когда вернусь из армии. А пока буду работать.

– А кто будет содержать твою жену, пока ты будешь служить? Конечно, мы ее не оставим. Но ты должен понять, что, женившись, берешь на себя большие обязательства. Это великая ответственность, а ты относишься к женитьбе так легкомысленно.

Шокан закачал головой, не соглашаясь с отцом.

– Вовсе нет, – сказал он, – Я знаю все это. И мы с Анарой обо всем подумали. Мы будем пока жить у нее, с ее мамой. Пока. Вот отслужу, а там поглядим. Анара не останется на улице.

– Ну что ж, – папа Шокана вздохнул с некоторым сожалением, – Если вы уже все решили сами, без нас… только не понимаю своей роли – к чему ты затеял этот разговор? Что я должен сделать?

Шокан улыбнулся и обнял отца. Он сказал, словно извиняясь:

– Не обижайся, папа. Я хотел, чтобы вы с мамой знали обо всем. И хотел обрадовать тем, что у вас будет внук. Или внучка.

Папа хмыкнул. Обрадовал, как же! Свалились новые заботы – нужно провести сватовство, сыграть свадьбу. Шокан, конечно, не думает об этом.

– Ладно, мы подумаем, посоветуемся с родственниками. Нужно наведаться к сватам, засватать твою Анару по всем нашим обычаям. У нее есть отец? Маму-то ее мы уже видели.

– Нет, папы у нее нет. Погиб в автомобильной аварии. И родственников у них нет – родители у Анары – бывшие детдомовцы. Так что сватов никаких нет.

– А – а… – протянул папа Шокана, – Но сватовство все же нужно устроить. У Анары нет родственников, но у нас-то они есть. Да и свадьбу сыграть не мешает.

– Анара говорит, что никакой свадьбы не нужно – устроим небольшую вечеринку. Пригласим наших бывших одноклассников. Ну и Заманжола Ахметовича с женой.

– Да? – папа Шокана задумался. Потом спросил:

– Кстати, где он сейчас? Я слышал, что он уволился. Жаль – вроде бы хороший учитель.

– «Вроде бы!» – передразнил Шокан отца, – Заманжол Ахметович – самый лучший! Мы с классом ездили в столицу, и нас приняла министр образования. Она обещала восстановить его в школе и наказать нашу Дарью Захаровну.

– Вот как! Дай-то Бог. Если это произойдет, то я поверю в наше правительство. Значит, министры не зря едят народный хлеб.

Тем временем приехал заместитель министра образования. Он уединился с Тирановой в ее кабинете.

– К нам в министерство обратились ваши бывшие ученики – нынешний выпуск. Их приняла сама Сания Калиевна, – сообщил замминистра.

Дарья Захаровна изменилась в лице.

– Какой класс? – спросила она.

– Одиннадцатый «Б». Они ходатайствуют за своего классного руководителя, Енсеева Заманжола Ахметовича. Эти ученики считают, что его несправедливо уволили.

– Никто его не увольнял. Он сам написал заявление по собственному желанию. Я покажу вам это заявление.

И Тиранова полезла в шкаф, где хранились документы.

– Не надо, – сказал замминистра, – Я в этом не сомневаюсь. Но ученики сказали, что его вынудили написать это заявление.

Дарья Захаровна вернулась на свое место, и заговорила, уставив на собеседника свои холодные глаза с красными крапинками на белках.

– Никто его не вынуждал. Эти ученики ничего не знают. Енсеев выставлялся святошей перед ними, но он – самый настоящий развратник. Да. Он снимал несовершеннолетнюю проститутку.

Замминистра вскинулся. Тиранова с удовлетворением встретила его удивленный взгляд.

– Да, да! И проститутка та – его же ученица.

– Ученица?!

– Да. Такова нынешняя молодежь. Учителя снимают учениц, учительницы беременеют от учеников. Что касается Енсеева, то его поймали на месте преступления. Полиция проводила рейд, и задержала его в тот момент, когда он уже посадил в свою машину эту самую проститутку. Меня едва не хватил удар, когда мне позвонили из отдела по борьбе с проституцией.

– И что было потом?

– Потом? Пришлось мне выручать его.

– Каким образом?

– Я сказала полицейским, что Енсеев был прикреплен к неблагополучной ученице, и просто собирался отвезти ее домой.

– Но это было не так?

Дарья Захаровна отрицательно закачала головой.

– Нет, конечно.

– Значит, вы ввели работников полиции в заблуждение.

На холодном лице Тирановой появилось выражение досады.

– Я была вынуждена это сделать. В противном случае разразился бы грандиозный скандал. Я должна думать о репутации школы. Вы, может быть, не знаете – в прошлом году наша школа была признана лучшей в области, а в этом году мы надеемся победить в республиканском конкурсе. Да что там школа! Речь шла обо всей нашей системе школьного образования. Подумайте – что было бы, если б это дело предали гласности? Пресса и телевидение постарались бы раздуть – как же, учитель снимает малолетку. И кого – свою же ученицу! Это могло дойти до президента. В каком положении оказалось бы руководство министерства? Я должна была подумать и об этом тоже.

«А эта Тиранова не промах, – подумал замминистра, – Спасала свою шкуру, а теперь преподносит себя нашей спасительницей. Нужно быть осмотрительнее с ней. Но и на голову нельзя посадить. Нужно поставить ее на место». И он сказал, сведя свои лохматые брови к переносице:

– Министерство само способно позаботиться о себе. Да, мы в ответе за каждое учебное заведение, за каждого преподавателя, за каждого ученика. И нам нет нужды скрывать что-то. А что касается вашего проступка, то я проверю все в вашем полицейском участке, и если подтвердится все, что вы сейчас рассказали, то оттуда я отправлюсь в прокуратуру. Да, Дарья Захаровна, мне придется сделать там заявление. Ваш проступок – уголовно наказуемое деяние.

Тиранова изменилась в лице. Наверное, этот замминистра держит ее за дурочку. Как бы не так!

– Вениамин Алексеевич, – сказала она холодно, – Не надо меня пугать. В полиции вы ничего не найдете – если уж там замяли дело, то замяли. А прокуратурой меня не испугать. Идите, делайте заявление – я скажу, что так оно и было – Енсеев был закреплен за неблагополучной ученицей и хотел просто отвезти ее домой и поговорить с ее родителями о моральном облике их дочери. И ваш Заманжол Ахметович, за которого вы так печетесь, подтвердит мои слова – он же не дурак, понимает, что сидеть дома лучше, чем в тюрьме. Хотя бы и без работы.

Замминистра залился краской. Ему показалось, что директриса дала ему пощечину. Он не знал, что сказать. Попыхтев недовольно, он заговорил вновь. На этот раз намного мягче.

– Дарья Захаровна, я понимаю вас – вы печетесь не только о себе. Да, репутация школы, и все такое прочее. Но, нам, педагогам, не к лицу говорить неправду. А уж вводить органы в заблуждение…

Дарья Захаровна криво усмехнулась. Началось обычное, то, чем всегда занимается начальство – нотации. Придется выслушать – ведь этому замминистра нужно что-то сказать. А тот продолжал:

– Нам нужно воспитывать не только доверенных нам детей. Все наши подчиненные, учителя – мы в ответе и за них. Если у вас завелся аморальный учитель – это ваш промах. Значит, плохо проводите воспитательную работу…

Дарья Захаровна слушала начальника с блуждающей улыбкой на лице. Наконец, замминистра закончил, и сказал: