Горький аромат фиалок. Роман. Том третий

– Я знаю, что мог бы убедить вас в том, что вы ошибаетесь, утверждая, что эти люди живут вполне счастливо, если б у нас с вами было время пройтись по всем квартирам, полученным в ипотеку. Но думаю, что этого и не нужно делать, ибо вы сами не верите в то, что сказали сейчас. Пусть каждый останется при своем мнении, а я все же доведу свое дело до конца и постараюсь изменить устав компании так, чтобы рабочие и служащие могли жить в хорошем жилье без того, чтобы оказаться в кабале у банкиров.

Цветов пожал плечами.

– Я не против того, чтобы рабочие и служащие жили в хорошем жилье не входя в кабалу к банкирам, как вы изволили выразиться, но я буду голосовать против изменения устава компании. В этом вы можете быть уверены.

– Хорошо, – сказал Владимир, поднимаясь и протягивая с улыбкой руку оппоненту, – Но это расхождение во мнениях не отменяет наших дружеских отношений, не так ли? Моя супруга очень лестно отзывается о Варваре Леонидовне и о ваших прелестных дочерях. У нас здесь не очень много друзей, чтобы терять расположение вашей семьи.

– О нет, что вы! – воскликнул Цветов с немного натянутой улыбкой, – Наши разногласия по поводу дел в компании не должны касаться наших дружеских отношений.

И он крепко пожал протянутую руку.

Владимир понимал, что это рукопожатие ничего не означает. Все осталось на своих местах – Цветов ни на йоту не отступился от своей позиции в вопросе изменения устава компании. И не отступится. Так что этот тактический ход с посещением концерта трио Цветовых оказался холостым выстрелом.

Если б он знал, каким результативным оказался этот ход! Но все это в будущем, а сейчас ему нужно придумать что-то другое, чтобы выиграть в предстоящем голосовании за поправки в устав компании.

Шейхов усмехнулся, узнав из уст Владимира о беседе с Цветовым.

– Неужели ж вы так наивны, Владимир Михайлович, что думали уломать Цветова таким легким способом? Для таких людей «дружба – дружбой, а табачок врозь».

Владимир молча кивнул. Шейхов потом поинтересовался:

– Вы еще не отказались от своей идеи?

Владимир вскинулся.

– Нет, конечно!

– Тогда что вы еще предпримете?

Владимир бросил на собеседника быстрый взгляд. У него есть одно соображение, есть еще один тактический ход, но он убежден – Шейхов никогда не одобрит его.

– Вы ведь знаете, Кантемир Всеволодович, – начал он осторожно, – Что я сделал свою жену и кузину совладельцами контрольного пакета. Но это еще не все. Теперь я хочу передать им их доли вполне официально.

– Что-о?! – Шейхов аж взвился!

– Мне нужны их голоса в предстоящем голосовании за поправки в Устав.

Несколько секунд оба молчали. Наконец Шейхов заговорил.

– Владимир Михайлович, я вас прошу… умоляю – откажитесь от этого рокового шага. Ваша кузина никогда не проголосует за ваши поправки. Напротив, она использует свой голос против этих поправок, она использует свою долю против вас. Вы рискуете потерять контроль над компанией.

– Нет, Кантемир Всеволодович, кузина всецело поддерживает меня. К тому же между нами заключен договор о взаимодействии. Ведь она все же Павловская.

– Вот именно – она Павловская! Простите меня, вы тоже принадлежите к этому роду, и должны бы знать, что Павловские не любят быть зависимыми от кого бы то ни было. Сейчас Надежда Романовна делает вид, что поддерживает вас во всем, она вынуждена это делать, так как еще не стала настоящей владелицей своей доли акций и не заимела права голоса. А как только вы ей это право предоставите, она использует его против вас. В первую очередь против вас. А потом уже – против меня.

О том же сказала и Юлия, когда Владимир посвятил ее в суть разговора с Шейховым.

– Смотри сам, Володя, но я бы не доверяла твоей кузине.

– Почему? Ведь вы с ней в таких тесных отношениях. Ведь вы уже стали подругами. Или я ошибаюсь?

Юлия усмехнулась.

– Ну и что, Володя! Я сблизилась с Надеждой потому, что ты сделал шаг к ней навстречу. Ведь я – твоя жена. Что бы ни случилось, она твоя кузина, двоюродная сестра. И почему я должна ее сторониться. Тем более, что она так помогает мне. Во всем, что касается хозяйства. Не знаю, что она испытывает к нам, может быть, она и не чужда родственных чувств, как знать? Но все же я не стала бы доверять ей. Я ничего не имею против нее, возможно, что я и ошибаюсь, и она будет тебя поддерживать. Но согласись – Кантемир Всеволодович все же знает ее лучше, чем мы с тобой.

– Возможно. Но имей в виду – Кантемир Всеволодович имеет предубеждение против Надежды. Они не ладят между собой. Не ладят давно, задолго до того, как мы с тобой появились тут. Поэтому я в этом случае позволю не прислушаться к его мнению.

– Как знаешь, Володя, – кивнула Юлия, – Решать тебе. Я лишь хотела предупредить тебя от опрометчивых шагов. Не спеши.

– Я бы не спешил. Но ведь время не ждет. Скоро очередное собрание акционеров, а мне не хватает как раз ваших двух голосов – твоего и кузины. Я этим шагом вырву победу у моих противников и заставлю их раскошелиться на жилье для рабочих.

– А что будет, если кузина все же проголосует против твоих поправок?

– Не проголосует. Не забывай – между нами заключен договор о взаимодействии.

– Да этот договор – фикция! Вспомни – какие санкции будут применены к нарушителю этого договора? Смешно сказать – порицание других участников договора. То есть, наше с тобой порицание.

– А что – этого мало? К тому же поговорю с ней и заручусь ее поддержкой, перед тем, как разрешить отчуждение ее доли.

4

Виталий только теперь начал понимать, за какое трудное, невозможное дело он взялся. Завод его стоял уже полмесяца. За это время уволилось более семидесяти процентов работников. Виталий терял ценные кадры. И деньги. Мало того, что не было поступлений, так имеющиеся активы уходили на выплату неустоек и выходные пособия.

Перед остановкой производственных линий было проведено общезаводское собрание. Виталий вспоминает то собрание с досадой, с чувством, сродни тому, что мы ощущаем, услышав несправедливую брань в свой адрес. Он представлял, что работники будут недовольны. Но такого шквального протеста он не ожидал. А начиналось все вроде бы спокойно.

Виталий взошел на трибуну и бросил взгляд на переполненный зал. Такой посещаемости собраний не знала, пожалуй, вся отечественная история. Люди стояли в проходах, сидели на подоконниках, на подлокотниках сидений, на собранных со всех кабинетов стульях. И все с великим вниманием устремили на него свои взоры.

Виталию стало не по себе. Весь коллектив завода затаил дыхание. Все уже знали, что собирается объявить им директор. Завод стоял к тому моменту уже сутки. Но не зря говорят – «надежда умирает последней». Люди надеялись, что Виталий одумается, что он не собирается закрывать такое доходное для всех его участников предприятие. Что остановка производственных линий – недоразумение, профилактика или какой-нибудь непредвиденный срыв.

Так думали многие. И вот теперь Виталий должен объявить, что это не так, должен оборвать эти тонкие нити надежды, тянущиеся к нему из сотен глаз. Он вобрал в легкие побольше воздуха и бухнул, словно бросаясь в холодную воду:

– Завод закрывается на неопределенное время. Мы больше не будем производить водку. Наши цеха будут перепрофилированы на выпуск безалкогольных напитков. Это потребует времени; я не могу сказать – сколько. Возможно, два-три месяца, а возможно, полгода и даже год. Мы еще не определились с тем, какой напиток будем выпускать. Но есть некоторые наработки. Наши технологи разрабатывают рецепт нового напитка – за основу взят простой русский квас. Но не решен вопрос с оборудованием. Все упирается в финансы. Для перестройки производства требуются… миллиардов тенге – это по подсчетам наших экономистов. Но должен честно сказать – на сегодняшний день я не знаю, где их взять. У нас на счете есть пара десятков миллионов – они зарезервированы на пособия тем, кто хочет дождаться запуска нового оборудования. Правда, размер этих пособий будет в пределах десяти процентов от средней заработной платы. Да, придется затянуть пояса тем, кто решит остаться с нами. Но если кто хочет уволиться, пожалуйста – мы выплатим выходные пособия в размере трех месячных окладов – все по закону. Пусть каждый решает сам, я не хочу никого агитировать. Я не могу никого обнадеживать впустую – дело, которое мы затеяли, не обещает в ближайшей перспективе больших дивидендов. Дело это новое и наше будущее в густом тумане. Я и мои единомышленники сделаем все от нас зависящее, но, как я уже сказал, не буду давать никаких обещаний. Если кто хочет высказаться, прошу – вот трибуна.

И Виталий вернулся на свое место в президиуме, где, кроме него, сидели главные специалисты: технолог, экономист и бухгалтер. Была там и новая заведующая лабораторией Алиса Дементьева.

Секунду – другую висело напряженное молчание. Потом грянул взрыв! Люди вскочили со своих мест и разом заговорили. Они выкрикивали слова вперемешку с матом. Кто-то хотел прорваться на трибуну, этих людей не пускали другие. Кто-то уже оказался на трибуне и пытался что-то сказать – из-за шума никто ничего не слышал. Кто-то старался успокоить собрание; то и дело слышались возгласы типа: «Тихо! Успокойтесь!». Но никто не желал успокаиваться.

Виталий смотрел на зал с недоумением. Людское море бушевало. По нему ходили беспорядочные волны. Казалось, – дай кто-нибудь сейчас направление этим волнам, укажи на сцену, на президиум, брось клич – «Ломай! Круши! Долой!», и людское цунами сметет все на своем пути. Впервые люди предстали перед Виталием в таком виде, в виде разъяренной неорганизованной толпы, и, прочувствовав ее страшную, животную силу, он содрогнулся.

Он понял, как неосмотрительно созвал весь коллектив завода. Как ошибался, считая всех своих работников цивилизованными, культурными людьми, безобидными и вполне покладистыми производственниками, семьянинами, довольно милыми людьми.

Да так оно и было! До сегодняшнего дня, до этого собрания. Теперь их словно подменили. Все эти милые производственники и безобидные семьянины превратились в безликую массу разъяренных животных. Виталий не узнавал никого. Еще минуту назад, произнося свою речь, он вглядывался в знакомые лица, в глаза тех, с кем ежедневно встречался в цехах, у станков, в рабочих бытовках. Теперь на него глядело какое-то взбесившееся стадо, и вместо слов неслось сплошное мычание и рев. Еще немного, и это стадо бросится к президиуму, круша и топча все на своем пути.

То, что тогда пережил Виталий, останется в нем темным пятном. И долго еще будут чудиться тупые рыла за милыми и приветливыми лицами.

Разработка рецепта «Бабушкиного кваса», как окрестили технологи и лаборанты будущую продукцию, зашло в тупик. Все вроде бы соблюдено, однако квас, произведенный в лаборатории, был намного хуже того кваса, которым угостила своих гостей бабушка Алисы.

– Так и должно быть, – главный технолог был спокоен, – Продукт, изготовленный в домашних условиях, всегда выше качеством – там действует принцип «тепла рук». Никогда, ни в какой супер идеальной пекарне, при механическом замесе и формовке, нельзя выпечь такой же вкусный хлеб, что выпекает рядовая домохозяйка. Потому что она прямо-таки лелеет тесто своими руками.