Панна Мэри

Профессор Тукальский восхищался её остроумием, а общество любезностью; без сомнения, оборотный капитал Мэри на 11-е марта принес очень хорошую прибыль.

Между тем, Черштынский, со свободными движениями светского человека, захотел подойти к Мэри, но она предупредила его, встала и, перекинувшись с профессором Тукальским еще несколькими приветливыми словами, подошла к Стжижецкому.

Глаза их встретились и точно впились друг в друга, но вскоре оторвались и смотрели друг на друга холодно и неподвижно.

– Вы были сегодня очень расстроены у рояля, – заговорила Мэри.

– Это вам только показалось.

– Как же? Вы чуть в обморок не упали.

– Это казалось только m-me Лудзкой.

– Мне кажется, что это вам только кажется.

– Вы любите играть словами?

– О, я люблю играть всем.

– Что может принести поль… Стжижецкий запнулся и не кончиль. Лицо Мэри облилось румянцем, но, дерзко взглянув на Стжижецкого, она сказала.

– Почему же вы не кончили? Что вы хотели сказать?

– Пользу! – сказал Стжижецкий грубо.

– Что может принести пользу? – повторила Мэри, уже совершенно владея собой. – Да, да, и я думаю, что тот, кто играет иначе, – неумен.

– Разве вы не понимаете, что можно играть, хотя играть не хочется?

– Так делают слабые люди.

– И если они проиграют?

– Жалеть их не стоит.

– Вы притворяетесь, если серьезно так думаете.

– А вам как кажется?

Стжижецкий быстро взглянул на нее; Мэри вызывала его взглядом.

– Я ничего не хочу думать, – ответил онь, немного помолчав.

– Разве вы боитесь?

– Боюсь.

– Чего?

– Чего-то нехорошего.

– Вы не хотите думать обо мне нехорошо?

– Да.

– Только слабые люди играют темь, что не приносит пользы.

Лицо Стжижецкого нахмурилось, это доставило ей удовольствие.

– И не стоит их жалеть, – опять сказал он.

– Вы думаете, что я говорю серьезно?

– Вероятно… да.

Мэри сделала гримасу ребенка, который притворяется тщеславным.

– Я выше всякого мнения.

– Вы играете?

– Я всегда играю.

– Всем?

– Да, всем тем это мне в руку не дается? Его вина!

– Но ведь это неблагородно.

– Но стильно, – ведь мы поссорились из иза этого «недостатка благородства».

– Послушайте, Мэри.

Стжижецкий произнес это очень мягко. У Мэри слегка закрылись глаза, но только на одно мгновение.

– Вам жаль?

Минуту Стжижецкий точно колебался и боролся с собой; потом проговорил тихо и еще мягче прежнего.

– Жаль.

Этот момент показался Мэри подходящим, и она с притворной развязностью, лишь бы что-нибудь сказать, ответила Стжижецкому:

– Не стоит ничего жалеть. – И тотчас устремила свои глаза на Чарштынского, который разговаривал с профессором Тукальским.

Она долго смотрела на него, так долго, что Чарштынский поднял глаза и стал пристально смотреть на нее.

– О чем же мы говорили? – обратилась она к Стжижецкому.