Трое

– О, конечно, – смешалось Министерство иностранных дел.

Человек из КГБ продолжил:

– Их единственная серьезная проблема заключается в получении достаточного количества плутония. А вот имеется ли он у них или нет, мы пока так и не знаем.

Давид Ростов слушал все происходящее с большим интересом. По его мнению, было только одно решение, которое в силах принять комитет. И, наконец, председатель выразил именно его точку зрения.

– Моя оценка ситуации следующая, – начал он. – Если мы поможем египтянам создать свою бомбу, мы продолжим и укрепим нашу убедительную ближневосточную политику, мы усилим свое влияние в Каире и окажемся в положении, когда сможем осуществлять какой-то контроль над использованием бомбы. В случае же отказа в помощи, мы тем самым отдалимся от арабов и, возможно, окажемся в ситуации, когда у них будет на руках бомба, но мы никоим образом не будем контролировать ее.

– Другими словами, – подытожил чиновник из МИДа, – если уж они так и так обзаведутся бомбой, лучше, чтобы на спусковой кнопке лежал русский палец.

Бросив на него раздраженный взгляд, председатель продолжил:

– Следовательно, мы можем рекомендовать Секретариату ЦК следующее: египтянам следует оказать техническое содействие при создании их собственного ядерного реактора, и эта помощь неизменно должна быть связана с возможностью для советского персонала осуществлять конечный контроль над подобным вооружением.

Ростов позволил себе лишь смутный намек на улыбку: именно такой вывод он и предполагал.

– Так и поступим, – одобрил представитель Министерства иностранных дел.

– Поддерживаю, – высказался КГБ.

– Все согласны?

Все были согласны.

Комитет перешел к следующему вопросу повестки дня.

И только по окончании встречи Ростова поразила мысль: если фактически египтяне не в состоянии сделать бомбу без посторонней помощи – например, из-за отсутствия достаточного количества урана – то они блистательно провели операцию блефа с русскими, заставив тех предоставить им необходимую помощь.

Ростов любил свою семью, но воспринимал ее в небольших дозах. Он искренне любил Юрия, старшего, несмотря на его увлечение дешевой музыкой и подозрительное пристрастие к диссидентской поэзии, но Владимир, младший, был подлинной радостью его. Малышом Владимир был настолько обаятелен, что люди принимали его за девочку. С самого начала Ростов прививал сыну правила логических игр, говорил с ним сложными предложениями, рассказывал ему о географии далеких стран, обустройстве машин и механизмов, о принципах работы радио, телевизоров и других аппаратов: он знал, как растут цветы, откуда берется вода на земле и как работают политические партии. В каждом классе он был среди лучших учеников – хотя наконец-то, думал Ростов, он сможет найти себе равную среду во 2-й физико-математической школе.

Ростов понимал, что хочет увидеть в своем сыне воплощение тех амбиций и намерений, которые ему самому не удались. К счастью, его установки совпадали с желаниями сына – стать Большим Человеком.

Добираясь домой по заполненным машинами улицам, Ростов предвидел, что его ожидает дома спокойный, но скучный вечер. Они вчетвером поужинают, а потом будут смотреть телесериал о героическом русском разведчике, который одурачивает ЦРУ.

Ростов припарковал машину на тротуаре перед домом. Здесь жили чиновники высшего ранга, примерно половина которых владела такими же машинами, как у него, но гаража при доме не было. По московским стандартам, квартира у него считалась обширной: и у Юрия, и у Владимира было по своей комнате, и никому не приходилось спать в гостиной.

Когда он вошел в квартиру, то ссора была в самом разгаре. Он услышал высокий сердитый голос Марии, потом звук, словно что-то сломалось – и крик; затем услышал, как Юрий грязно обругал мать. Рывком распахнув дверь кухни, Ростов с мрачным, как грозовая туча, лицом застыл на пороге, по-прежнему держа дипломат в руке.

Мария и Юрий стояли лицом друг к другу по обе стороны кухонного стола; она была в редком для себя разъяренном состоянии и вот-вот разразится слезами в истерике, он же, угловатый подросток, весь ощетинился и переполнился ненавистью. Между ними лежала гитара Юрия, сломанная у перемычки грифа. Мария расколотила ее, мгновенно понял Ростов, и тут же сообразил, что не это явилось причиной ссоры.

Оба сразу же обратились к нему.

– Она сломала мою гитару!

– Он навлекает позор на семью своей дурацкой музыкой.

И тут Юрий опять грязно обозвал мать.

Ростов бросил дипломат, сделал шаг вперед и ударил мальчишку по лицу.

От силы удара Юрий отлетел назад, и его щека зарделась от боли и унижения. Сын такой же высокий, как и отец, и шире в плечах, и с тех пор, как сын из мальчишки стал юношей, Ростов никогда не бил его. Юрий кинулся к нему и если бы его кулак попал в цель, то сбил бы Ростова с ног. Инстинктивным движением, выработанным годами тренировок. Ростов уклонился в сторону и спокойно уложил Юрия на пол.

– Вон из дома, – тихо сказал он. – Вернешься, когда будешь готов извиниться перед матерью.

Юрий вскочил на ноги.

– Никогда! – выкрикнул он. И выбежал, хлопнув дверью.

Повесив плащ и шляпу, Ростов сел за кухонный стол. Сломанную гитару он осторожно положил на пол. Мария налила чай и подала ему; руки у него тряслись, когда он взял чашку. Наконец, он спросил:

– Что тут, в конце концов, произошло?

– Владимир провалился на экзамене.

– Владимир? Какое отношение он имеет к гитаре Юрия? Что за экзамен?

– В физматшколу. Он не прошел.

Ростов тупо смотрел на нее.

– Я была так расстроена, а Юрка смеялся… ты знаешь, он слегка ревнует к младшему брату – а затем стал играть эту западную музыку, и я подумала, дело не в том, что Владимир недостаточно толковый… дело в том, что у его семьи не хватает влияния, может быть, нас сочли недостойными из-за Юрки, из-за его взглядов, его музыки, я понимала, что это глупо, но, разозлившись, я сломала его гитару.

Ростов больше не слушал ее. Владимир не прошел? Невероятно. Мальчик умнее своих учителей, на несколько голов выше требований обыкновенной школы, они не могли завалить его. Физматшкола была учебным заведением для особо одаренных детей. Кроме того, мальчик сказал, что экзамены не представляют трудностей, он был уверен в успехе на сто процентов, и он всегда знал, как сдает экзамены.

– Где он? – спросил Ростов у жены.

– В своей комнате.

Пройдя по коридору, Ростов постучал в дверь спальни. Никто не ответил. Он вошел в комнату. Владимир сидел на кровати, уставившись в стенку, лицо у него покраснело и опухло от слез.

– Как, по-твоему, ты сдал? – спросил Ростов. Владимир поднял глаза на отца, и на лице его читалось детское непонимание всего случившегося.

– На сто процентов, – сказал он, протягивая несколько листов бумаги. – Я помню все вопросы. И помню свои ответы. Я проверил все дважды: без ошибок. И я сдал за пять минут до окончания срока.

Ростов повернулся уходить.

– Ты мне не веришь?

– Конечно, верю, – ответил Ростов.

Он направился в гостиную, где стоял телефонный аппарат. Набрал номер школы. Завуч по-прежнему был на работе.

– Владимир полностью ответил на все вопросы, – сказал Ростов.

У завуча был мягкий извиняющийся голос.

– Прошу прощения, товарищ полковник. Сюда стремятся попасть много весьма талантливых юношей…