Зима мира

– Мам, что случилось? – сказала она, посмотрев на мать. Говорила она с акцентом кокни.

– Твой брат собрался ехать в Испанию, чтоб его там убили! – вскричала Этель.

Милли с упреком взглянула на Ллойда.

– Что ты тут наговорил? – Милли всегда готова была напуститься на старшего брата, которого все так любили – на ее взгляд, незаслуженно.

– Ленни Гриффитс из Эйбрауэна собирается в Испанию, сражаться с фашистами, – ласково и терпеливо ответил Ллойд, – и я сказал маме, что думаю, не поехать ли мне с ним.

– Скажешь тоже! – с отвращением буркнула Милли.

– Я думаю, туда так просто и не попадешь, – Берни подошел к делу, как всегда, практично. – В конце концов, там в полном разгаре гражданская война.

– Я могу поездом доехать до Марселя. Барселона не так далеко от французской границы.

– Восемьдесят или девяносто миль. К тому же идти пешком через Пиренеи будет холодно.

– Но из Марселя в Барселону должны ходить корабли. По морю там не так далеко.

– Это правда.

– Берни, прекрати! – воскликнула Этель. – Ты говоришь так, словно обсуждаешь, как быстрей добраться до Пиккадилли. Он же собирается на войну! Я этого не допущу!

– Вообще-то ему двадцать один год, – сказал Берни. – Мы не можем ему запретить.

– Я отлично знаю, сколько ему лет!

Берни взглянул на часы.

– Нам пора на собрание. Главная речь – твоя. Сегодня-то Ллойд в Испанию не поедет.

– Откуда ты знаешь? – ответила она. – Может, вернемся домой – а тут только записка, что он уехал парижским поездом…

– Давайте сделаем так, – сказал Берни. – Ллойд, пообещай матери, что как минимум месяц ты еще будешь дома. Это не такая уж плохая мысль – нужно обстоятельно обо всем разузнать, а не лезть на рожон. Пусть мама успокоится, хотя бы на время. А там мы снова поговорим об этом.

Это был типичный для Берни компромисс, рассчитанный на то, чтобы дать каждому отступить, не уступая; однако связывать себя обещаниями Ллойду не хотелось. С другой стороны, не мог же он просто запрыгнуть в отходящий поезд. Ему надо было выяснить, что предпринимает испанское правительство, готовясь принять волонтеров. В идеале ему бы хотелось поехать вместе с Ленни и остальными. Понадобится виза, иностранная валюта, башмаки, наконец…

– Хорошо, – сказал он. – В течение месяца я буду здесь.

– Обещаешь? – сказала мама.

– Обещаю.

Этель успокоилась. Минуту спустя она напудрилась – и выглядела уже почти как обычно. Она допила чай. Потом надела пальто, и они с Берни ушли.

– Ну ладно. Я тоже ухожу, – сказала Милли.

– А ты куда? – спросил Ллойд.

– В «Гэйети».

Это был мьюзик-холл в Ист-Энде.

– А шестнадцатилетних разве пускают?

– Это кому шестнадцать? – она бросила на него озорной взгляд. – Уж не мне, конечно. Во всяком случае, Дейв идет, а ему всего пятнадцать, – она говорила о Дейве Уильямсе, сыне дяди Билли и тети Милдред.

– Ну, хорошего вам вечера.

Она направилась к двери, но вернулась.

– Смотри, чтоб тебя и правда там не убили, дуралей! – Она крепко обняла его и вышла, больше ничего не сказав.

Услышав, как хлопнула наружная дверь, он подошел к телефону.

Ему не нужно было долго вспоминать номер. Он отчетливо помнил прощание с Дейзи – как она обернулась, уходя, и, обаятельно улыбнувшись из-под соломенной шляпки, сказала: «Мэйфэр, два-четыре-три-четыре».

Он поднял трубку и набрал номер.

Что он собирался сказать? «Вы сказали, чтобы я позвонил, – вот я и звоню»? Это было глупо. Сказать правду? «Не то чтобы я вами восхищался, но просто не могу выкинуть вас из головы…» Можно было бы ее куда-нибудь пригласить, но куда? На собрание партии лейбористов?

Ответил мужской голос.

– Добрый вечер. Вы позвонили миссис Пешковой.

Ллойд подумал, что, судя по почтительному тону, трубку снял дворецкий. Ну конечно, мать Дейзи арендовала в Лондоне дом с прислугой.

– Это Ллойд Уильямс… – он хотел добавить что-то, объясняющее или оправдывающее его звонок, и сказал первое, что пришло на ум: – Из колледжа Эммануэль. – Это ничего не значило, но он надеялся, что произведет впечатление. – Могу я поговорить с мисс Дейзи Пешковой?

– К сожалению, ее нет, профессор Уильямс, – сказал дворецкий, решив, что звонит преподаватель. – Все ушли в оперу.

Ну конечно, разочарованно подумал Ллойд. Ни одна светская особа не станет вечером сидеть дома, тем более в субботу.

– Да, я вспомнил, – солгал он. – Она мне говорила, что пойдет, но я забыл. Ковент-гарден, не так ли? – он затаил дыхание.

Но дворецкий ничего не заподозрил.

– Да, сэр. Насколько я помню, они пошли на «Волшебную флейту».

– Благодарю вас, – сказал Ллойд и положил трубку.

Он пошел к себе в комнату и переоделся. В Вест-Энде обычно надевали вечерний костюм, даже когда шли в кино. Но что он будет делать, когда окажется там? Денег на билет у него не было, к тому же опера скоро кончится.

Он поехал на метро. Лондонский Королевский дом оперы располагался неприлично близко к фруктовому и овощному рынку. Два этих учреждения ладили, так как часы их работы не пересекались: рынок начинал работать с трех-четырех часов утра, когда даже самые большие любители развлечений отправлялись по домам, и закрывался до начала первого спектакля.

Ллойд прошел мимо закрытых досками рыночных рядов и заглянул через стеклянные двери в ярко освещенный вестибюль Дома оперы. Там было пусто, и до него донеслись приглушенные звуки музыки Моцарта. Он зашел внутрь. Со свойственной аристократам небрежностью он спросил служащего:

– Во сколько опускается занавес?