Мир без конца

– Ты и не будешь приживалой. Купишь инструмент Хауэлла Тайлера. Его жена только что сказала мне, что хочет за них один фунт.

– У меня вообще нет денег.

– Займи у моего отца. Ты всегда ему нравился – я уверена, он согласится.

– Но нанимать плотника, не состоящего в гильдии, против правил.

– Правила можно нарушать. Не может быть, чтобы в городе не нашлось ни одного смельчака, который плюнул бы на гильдию.

Мерфин понял, что позволил старшим мастерам запугать его, и был благодарен Керис за ее отказ признать поражение. Конечно, она права: необходимо остаться в Кингсбридже и бороться с несправедливыми порядками. Кроме того, он знает одного человека, который очень нуждается в его способностях.

– Отец Жоффруа, – проговорил юноша.

– Ему нужен плотник? Зачем?

Мерфин рассказал про крышу.

– Так пойдем к нему, – тут же решила Керис.

Священник обитал в маленьком домике при церкви. Молодые люди застали его за приготовлением обеда – похлебки из соленой рыбы с овощами. Жоффруа было за тридцать, телосложением он походил на воина: высокий и широкоплечий, – держался запросто и славился тем, что всегда заступался за бедных.

Мерфин заявил с порога:

– Я могу починить вам крышу так, что не придется закрывать церковь.

Жоффруа не спешил радоваться.

– Если это правда, Господь услышал мои молитвы.

– Я сделаю лебедку, с ее помощью подниму бревна крыши и перенесу их на кладбище.

– Тебя прогнал Элфрик. – Священник бросил при этом смущенный взгляд на Керис.

– Я все знаю, святой отец, – успокоила она.

– Он выгнал меня, потому что я отказался жениться на его дочери, – объяснил Мерфин. – Но ребенок, которого она носит, не мой.

Жоффруа кивнул.

– Поговаривают, что с тобой поступили несправедливо. Охотно верю. Я не очень люблю гильдии: там редко принимают бескорыстные решения, но все-таки ты не закончил ученичество.

– А может кто-нибудь из членов гильдии плотников починить вам крышу, не закрывая церковь?

– Я слышал, тебе даже не дали инструментов.

– Позвольте мне самому с этим разобраться.

Священник задумался.

– Сколько ты хочешь за работу?

Мерфин вскинул голову.

– Четыре пенса в день и стоимость материалов.

– Это жалованье поденного плотника.

– Если сомневаетесь, что я гожусь в плотники, то не нанимайте.

– Дерзко.

– Просто говорю, что смогу это сделать.

– Самоуверенность не самый страшный на свете грех. А если церковь не нужно будет закрывать, четыре пенса в день мне по плечу. Сколько тебе потребуется времени, чтобы построить эту твою лебедку?

– Самое большее две недели.

– Я ничего не заплачу, пока не увижу, как она действует.

Мерфин вздохнул. Он совсем без денег, но ничего, как-нибудь выкрутится. Жить будет у родителей, а столоваться у суконщика Эдмунда.

– Купите материал и откладывайте мое жалованье до того дня, когда я сниму с крыши первое бревно и перенесу на землю.

Жоффруа медлил.

– Меня станут костерить почем зря… но выбора нет.

Он протянул руку.

Мерфин охотно ответил на рукопожатие.

17

Всю дорогу от Кингсбриджа до Уигли – двадцать миль, целый день пути – Гвенда ждала подходящего мгновения, чтобы воспользоваться приворотным зельем; ждала, но так и не дождалась.

Вулфрик не то чтобы держался настороженно: напротив, был дружелюбен и любезен. Рассказывал о своих родных, о том, как плакал каждое утро, просыпаясь и вспоминая, что их гибель ему не приснилась. Проявлял участие, спрашивал, не устала ли Гвенда и не пора ли передохнуть. Говорил, что семейное земельное владение воспринимает как доверенную собственность, как то, чем владеют при жизни, а по смерти завещают потомкам, и что, занимаясь благоустройством этих угодий – пропалывая поля, ставя загородки для скота и выкорчевывая камни с пастбищ, – он выполняет свое предназначение.

Даже гладил Скипа.

К концу дня Гвенда чувствовала, что любит его пуще прежнего. Увы, он ни словом, ни жестом не давал понять, что для него она теперь больше, нежели просто подруга; проявлял заботу, но по-приятельски, не как к возлюбленной. В лесу, с Симом-торгашом, она всем сердцем желала, чтобы мужчины хоть иногда не вели себя как дикие животные, а теперь вот мечталось, чтобы в Вулфрике пробудилось хоть чуточку звериного. Весь день она пускалась на мелкие уловки, пытаясь его распалить. Якобы случайно приоткрывала крепкие красивые ноги. Взбираясь на пригорки, глубоко дышала, выставляя грудь. При любой возможности дотрагивалась до него, касалась руки или клала ладонь на плечо. Ни одна из этих уловок не возымела ни малейшего действия. Гвенда знала, что некрасива, но была уверена, что обладает чем-то таким, отчего другие мужчины нередко пялились на нее и даже присвистывали, однако Вулфрик не поддавался.

В полдень сделали привал и поели хлеба и сыра, которые взяли с собой, но воду пили из ручья, с ладоней, и потому она не смогла дать ему зелье.

Все равно она испытывала настоящее счастье. Ведь они с Вулфриком оставались наедине целый день. Гвенда могла любоваться им, болтать, веселить, сочувствовать и время от времени даже дотрагиваться до него. Она уверяла себя, что может поцеловать его в любой миг, просто пока не хочется. Они как будто поженились, но все закончилось слишком быстро.

В Уигли пришли к вечеру. Деревня стояла на возвышенности, во все стороны от нее полого спускались поля, и здесь всегда было ветрено. После двухнедельной сутолоки Кингсбриджа деревушка казалась маленькой и тихой – горстка разбросанных хижин вдоль дороги, что вела к господскому дому и церкви. Господский дом не уступал размерами городскому купеческому дому, спальни располагались на втором этаже. Дом священника тоже выглядел довольно привлекательно, как и жилища нескольких крестьян, но большинство деревенских строений составляли сущие лачуги, разделенные надвое: на одной половине держали скотину, другая служила семье кухней и спальней.

Первый по дороге из этих добротных домов принадлежал семье Вулфрика. Запертые двери и закрытые ставни придавали дому заброшенный вид. Вулфрик прошел мимо, к следующему большому дому, где жила со своими родителями Аннет. Взмахом руки он попрощался с Гвендой и с радостной улыбкой зашел в дом, выкинув из головы весь день пути.