Трон падших

– Я думал, когда проклятие было снято, у вас всех появились другие дела. Хотя я тебя понимаю: из всех наших братьев я самый интересный.

Он позвал Гудфеллоу и велел ему аккуратно отнести картину в его покои. Зависть установил защиту на свою комнату, чтобы никто не мог туда попасть без его разрешения. Дома должно быть достаточно безопасно.

– Однако мой визит на Острова Перемен вряд ли тебя порадует, – продолжил он, когда Гудфеллоу ушел. Похоть подошел к бархатным портьерам и принялся играть их складками. – Разумеется, тебя куда больше интересует некая богиня смерти, чем моя… отсрочка. Месть и похоть так слаженно работают вместе.

Похоть усмехнулся. Задеть его было почти невозможно.

– Судя по тому, что я слышал, ее волнуют только щеночки.

Зависть закатил глаза при упоминании стаи оборотней.

– Даже если бы она не была настолько волк-лечена в общение с ними, лично мне бы хотелось, чтобы мой член после любовных утех оставался на положенном месте. Да и забавная игра, в которой ты участвуешь, действительно гораздо интереснее. Тебя в самом деле кастрировала художница?

Зависть коснулся украшенного драгоценными камнями кинжала на бедре. Он задумался, не стоит ли вернуться в Семь Кругов только ради того, чтобы кастрировать Гордыню.

– Не то чтобы это тебя касалось, но уверяю тебя: мое достоинство по-прежнему больше, чем у всех остальных братьев.

– Спорно. Однако твой грядущий маскарад весьма заманчив. Кажется, мое приглашение затерялось в пути. Но я решил исправить эту оплошность и приехал пораньше. Уверен, благодаря моему влиянию он станет легендарным.

В голосе Похоти звучали дразнящие нотки, а это всегда предвещало неприятности. Он наконец-то отошел от портьер, но теперь прижался к камину и стал рассматривать резные изображения на нем.

– Считай, что похотливый бог-демон явился сюда, чтобы превратить твой маскарад в самое развратное событие, которое когда-либо видело это царство. Представь себе, как все эти скучные, чопорно одетые лорды и леди предаются наслаждениям… – задумчиво протянул Похоть. – Твоей прислуге придется неделями отмывать столы и стены.

В мыслях Зависти возникло лицо Камиллы. Ее глаза были закрыты в упоении от того, как кто-то упал перед ней на колени, вкушая сладость ее желания. Почему-то он представлял, как это происходит прямо на его обеденном столе. Он резко повернулся и пристально посмотрел на брата.

– Нет. Ни в коем…

– Вы!

Дверь в студию Зависти распахнулась. Вслед за адским зверьком, который влетел внутрь, сверкая серебряными глазами, вошел Алексей.

– Как вы посмели!

Вампир бессильно вскинул руки.

– Я пытался ее остановить!

Зависть переключил внимание на художницу, проигнорировав жгучее любопытство на лице Похоти. Камилла уложила серебристые волосы в замысловатый узел, заколотый кистью, а платье у нее на этот раз было глубокого цвета спелой сливы. Если бы не молнии в ее взгляде, которые грозили испепелить его на месте, он сделал бы ей комплимент. Камилла умела выбирать цвета, чтобы добиться наиболее приятного сочетания, а ее креативность выходила далеко за рамки рисования на холсте.

– Надо было лучше стараться. Мисс Антониус чуть выше полутора метров, – сказал он наконец. – Если ты не можешь с ней справиться, Алексей, возможно, нам следует пересмотреть, соответствуешь ли ты своей должности.

– Пусть бы только попробовал! – вскипела Камилла. – Я не просто сказала, что со всей силы ударю его в пах, я еще угрожала укусить его, если он встанет у меня на пути.

Похоть издал сдавленный смешок.

– Понятно.

Зависть изобразил на лице сдержанный интерес. Он ничем не хотел выдать, как его позабавила мысль о Камилле, которая, сама того не ведая, вонзает зубы в вампира.

А еще он не мог припомнить ни одного случая, чтобы кто-то осмелился отдать ему прямой приказ.

Камилла с вызовом взглянула на него.

Похоть снова тихо прыснул.

– Так вот из-за кого у него такое отвратительное настроение…

– Простите, а вы кто? – спросила Камилла тем же ледяным голосом, окинув Похоть абсолютно равнодушным взглядом. Впечатляюще, особенно если учесть, что именно этот брат Зависти заправлял удовольствиями. Одно его присутствие обычно заставляло всех задрать юбки или скинуть брюки от желания.

Все это донельзя забавляло Похоть. Но еще больше интереса вызвало то, что девушка не упала от него в обморок. Зависть чувствовал, как чары греха брата медленно кружили над художницей, испытывая ее. Он стиснул зубы.

Похоть склонился над ее рукой и выпустил еще немного своего греха сквозь губы, скользнувшие по костяшкам ее пальцев в перчатках.

– Я его брат. Как видите, куда более красивый.

– Очарована.

Камилла вырвала руку и снова посмотрела на Зависть. Сила Похоти никак на нее не повлияла.

– Я требую, чтобы они нас оставили. Прямо сейчас.

Похоть бросил на нее удивленный взгляд. Его явно озадачила ее невосприимчивость.

Зависть изогнул бровь, а затем кивнул брату и Алексею.

– Прекрасно.

Оба мужчины оказались достаточно напуганы появлением Камиллы, чтобы тут же исполнить ее просьбу.

Как только дверь за ними закрылась, Зависть оперся о стол, на котором стоял его нетронутый напиток. Его тоже озадачила способность Камиллы противостоять влиянию Похоти.

– Не слишком ли рискованное требование побыть наедине, без свидетелей? Особенно после того, что я сказал вам вчера вечером. Вы ведь так стремитесь сохранить свою репутацию. Если, конечно, вы пришли не затем, чтобы воплотить эту пикантную фантазию в жизнь.

Ему было любопытно посмотреть, станет ли она спорить с ним об этом. Но она не попалась на удочку, лишь приковала его к месту своими лунно-серыми глазами.

– Где подделка?

– Полагаю, вы имеете в виду «Соблазнение Эвелин Грей»?

– Не надо играть со мной, милорд, – Камилла подошла ближе, но остановилась, когда ее юбки коснулись его коленей. – Утром ко мне приходил Вексли.

Хотя Вексли был всего лишь сыпью на свиной заднице, Зависть пронзила беспричинная ревность.

– Меня не интересуют ваши любовные перебранки.

– Еще бы! Могу с уверенностью предположить, что еще меньше вас интересуют угрозы увечий, которыми он осыпал меня, когда пытался задушить, милорд. А поскольку вас это все не волнует, просто скажите мне, где картина, чтобы я могла забрать ее и убраться отсюда.

Зависть притих. Сердце, которое он считал черствым и ожесточенным, яростно колотилось в его груди. Он пристально оглядел Камиллу.