Трон падших

– Он причинил вам боль?

Одно слово, один утвердительный взгляд, и в течение часа демонический клинок Зависти вонзился бы Вексли в живот.

Камилла выпрямилась.

– Не в этот раз. Но он угрожал, что все закончится гораздо хуже, если ему немедленно не вернут картину.

– Этому не бывать.

Голос Зависти был пронизан жестокостью. Камилла отпрянула, глядя на него округлившимися глазами. Кажется, она поняла, что он не шутил.

Действительно, Зависть вдруг обнаружил, что направляется к двери, прокручивая в голове план. Возможно, когда он покончит с этим смертным, то преподнесет его Алексею в качестве угощения.

Если бы Вексли был игроком, это и впрямь было бы полезно.

– Вы же не станете его убивать, – бросила Камилла. В ее голосе звучали нотки ошеломления и легкого разочарования.

Зависть не замедлил шаг.

– Уверяю вас, еще как стану.

– Позвольте мне сказать иначе. Вы его не убьете.

Зависть наконец приостановился и оглянулся через плечо. Подозрение оплетало его, словно спутанная лоза. Один взгляд на ее каменное лицо – и он понял: в этой закрученной истории крылось что-то еще. Но поскольку речь шла о Камилле, удивляться было нечему.

– Почему? – спросил он.

Она с трудом сглотнула, и нежная шея слегка дернулась. Та самая шея, которую Вексли пытался осквернить своими грязными руками.

Внутри снова вспыхнула ярость, но лорд подавил этот приступ. Видел бы Гнев, как Зависть только что поддался греху брата… Этот самодовольный ублюдок не оставил бы его в покое.

– Камилла, почему вы не позволяете мне убить его? – переспросил Зависть.

Он сомневался, что это имело какое-либо отношение к морали. По крайней мере, не полностью. Он молча и настороженно ждал, дав ей время сказать правду.

– Потому что у него есть не только эта подделка, милорд.

Прошло несколько секунд. Зависть ждал дальнейших объяснений.

Камилла сжала руки в кулаки в складках сливовой юбки. Пространство между ними превратилось в поле битвы ее гнева и отчаяния.

– Умрет он – умрет и мой отец.

Часть II. Сделка с дьяволом

Четырнадцать

– Фигурально выражаясь, конечно, – поспешила добавить Камилла, внимательно наблюдая за лицом лорда Синтона. По нему она уловила точный момент, когда он решил отменить охоту на Вексли. На минуту он показался ей ангелом мести. Он был воплощением смертной благодати и божьей кары, предназначенным полностью уничтожить врага за его грехи.

Теперь же, когда Синтон снова обрел ледяное спокойствие и абсолютное самообладание, Камилла ясно видела, что он способен убить Вексли. А после этого он ни секунды не сожалел бы о своем подлом поступке. То, что он этого не сделал, указывало лишь, что он взвесил все за и против и решил, что Вексли не заслужил расплаты.

Пока.

Она сомневалась, что Синтон хотел бы прославиться как убийца. Однако он явно был бы не против стать тем, кто прикончит Вексли.

С другой стороны, судя по тому, как сузились его зрачки, он приходил в восторг от насилия, принимал его с распростертыми объятиями. Из-за этого Камилле стоило бы его опасаться, но вместо это она почему-то успокоилась.

– А что вы подразумеваете под фигуральной смертью отца? – спросил он. – Означает ли это, что можно метафорически убить мать?

Тон Синтона был вполне радушным, но взгляд – тяжелым, а плечи напряженными. Возникло явное ощущение, что мужчина, стоящий перед Камиллой, был не человеком, а диким зверем, пойманным в ловушку дорогих костюмов.

Этот мужчина любил тьму, он был ей рад. Там, где ему хотелось быть, царили тени.

Камилла представляла себе, что на портрете Синтон будет именно таким. Она изобразит прекрасное лицо, которое выглядывает из тени, пухлые губы в противовес суровому выражению и пылающий меч в руке, с которого стекает кровь его врагов.

– Мисс Антониус?

Услышав свое имя, Камилла отвлеклась от видения и помотала головой, чтобы мысли прояснились.

– Я имела в виду несколько другое. Разумеется, я не убивала свою мать. Она уехала путешествовать вокруг света, и точка.

– Тогда поясните, что вы имели в виду.

Он чеканил слова так, как будто каждый слог его сильно оскорблял.

Камилла глубоко вздохнула.

– В распоряжении Вексли находится вещь, которая принадлежала моему отцу. Мне необходимо ее вернуть. Если верить его словам, она хранится за пределами Уэйверли-Грин, и только ему известно ее точное местонахождение. Если с Вексли что-то произойдет, я никогда ее не верну. Мой отец дорожил этим предметом, поэтому потерять его… для меня он имеет огромное значение, вот и все.

Но Камилла утаила кое-что. Все началось однажды зимней ночью. Она помнила, как Пьер схватил пальто и выскочил за дверь, бормоча про какую-то историю, рассказанную матерью Камиллы много лет назад. Это случилось ближе к его кончине. Тогда он уже часто погружался в фантазии о прошлом, но на этот раз все обернулось совсем иначе. Пьер пропал без вести на три дня, а затем вернулся домой, усталый, но гордый. У него был волшебный ключ, который, как он утверждал, мог бы все изменить.

Камилла узнала, что он купил ключ в Сильверторн-лейне. Вскоре после этого его сознанием завладели потайные ходы. Тогда он и построил секретную студию в сторожке.

Он был одержим, забывал о еде и почти не спал. На него было больно смотреть. Все попытки вернуть его к прежней жизни, такой, какой она была до того, как Флер испортила все своими рассказами о царствах теней, оказались тщетны. И все же после смерти Пьера ключ обрел для Камиллы особое значение. Словно им можно было открыть то, что Камилла упустила из-за безумия отца. Достаточно было отыскать нужную дверь.

Конечно, теперь она знала, что ей следовало заложить ключ на том же черном рынке. Вместо этого она никому не говорила о нем и не собиралась с ним расставаться.

Сентиментальность часто отращивает клыки и кусает человека за мягкое место.

Если бы Камилла продала ключ, Вексли не украл бы его, и на ней не было бы еще одной узы.

– Значит, ваш отец все-таки умер.

– Да, – прошептала она. – Его не стало несколько лет назад.

Черты лица Синтона слегка смягчились, словно он понимал, что значит терять. Камилла на секунду напряглась, ожидая, что он возьмет ее за руку, чтобы дать ей понять, что она не одна.

Однако Синтон тут же забыл о сочувствии. Его лицо абсолютно ничего не выражало. Он отступил назад, увеличивая расстояние между ними. Он был закрытой книгой.