– Ну, ты же не станешь вести с ней литературных или политических дискуссий… Верно, интеллектуалка тебе ни к чему. Ты просто у нее поинтересуйся, кто написал Полонез Огинского. Не знает – ищи другую кандидатуру. Знает – значит, сгодится.
На сей раз Ручьёв рассмеялся искренне.
– Отлично. Все параметры определены, более или менее. А если мне понравится… гм… замужняя дама?
– Дважды в одну реку не войдешь, – Анна тонко улыбнулась, – Я тебе напророчу незамужнюю. Неопытную, неискушенную… этакую tabula rasa.
– Стоп, стоп, – перебил Ручьёв, – Что угодно, но девственница мне ни к чему. При всей нелюбви к шлюхам я в этом случае предпочел бы шлюху.
– Ладно, – скучающе сказала Анна, – Поправка – у нее есть бойфренд, но поскольку конкуренцию с тобой выдержать крайне сложно… то он и не выдержит.
– Если не будет обладать "щенячьими" глазами и шепелявить… слегка.
Анна наконец окатила Ручьёва поистине ледяным взглядом.
– И ты еще спрашиваешь, ревнивец, отчего я не хочу остаться с тобой?
Ручьёв пожал плечами, снова завел мотор и поехал к поселку для ВИП-персон, где находился особняк г-на Зарецкого – супруга его стервозной пассии.
Стервозной… но любимой тем не менее (будь она трижды неладна).
* * *
3. Где муж выставляет условия, а жена с ними соглашается (или просто делает вид, что соглашается).
Войдя в дом, Анна сразу направилась в свою комнату и, едва облачилась в привычную домашнюю одежду – вельветовые брюки и блузку, – дверь распахнулась, и на пороге возник невысокий подтянутый мужчина с очках, с тонким, породистым лицом. На вид ему нельзя было дать больше сорока пяти, хотя Зарецкий находился на пороге пятидесятилетия. Голос его звучал негромко, но с прохладцей.
– Где ты опять была? Почему не явилась к ужину? Снова задержалась у кузины? – усмешка, отдающая сарказмом, – Снова вспышка родственной любви?
Анна ощутила, что готова покраснеть, как девчонка. Что уж там? У супруга перед ней имелась масса преимуществ, а по части манипуляций Зарецкому вообще равных не было (иначе он и не достиг бы той вершины, которой достиг).
– Извини, – пробормотала она, – Этого больше не повторится.
– Конечно, – кивнул супруг, – Уже хотя бы потому, что – прости – я забираю это, – он подошел к туалетному столику жены и взял с него небрежно брошенные Анной ключи от "Пежо" (и заодно брелок охранной сигнализации).
Сердце у нее противно екнуло, однако она заставила себя улыбнуться (подозревая, что вышло весьма криво).
–Это означает, что я лишаюсь свободы передвижения? Или вынуждена буду пользоваться такси?
– Отнюдь, – спокойно возразил Зарецкий, – Если тебе понадобится куда-то ехать… По делам, я имею в виду, а не к кузине, – снова саркастическая улыбка, – Тебя отвезут Игнатьев с Савельевым. Один сядел за руль, другой станет выполнять функции охранника. Нелишняя предосторожность, в этой стране особенно. Конечно, предварительно меня поставят в известность о том, куда ты едешь.
– Похоже на конвой, – заметила Анна и взяла сигарету.
– Похоже, ты забыла, кто ты есть? – Зарецкий не повысил голоса, однако в нем отчетливо прорезались металлические нотки, – Я устал от твоих выходок. Они мне надоели. Сегодня ты не явилась к ужину… что дальше? Ночевать не придешь? – он приблизился к жене и, взяв из ее пальцев незажженную сигарету, слегка приподнял ее лицо за подбородок, – Нет, красавица моя. Живя со мной, изволь подчиняться определенным правилам. Не нравится? Надоело? Не держу… но учти – в этом случае тебе не удастся наложить лапку и на десятую часть моей собственности. Даже и не мечтай.
И Бонду своему несостоявшемуся, – презрительная гримаса, – Передай мои слова. Ни ты, ни он лапу на то, чем я владею, наложить не сумеете.
– Боже, мерзость какая, – вполне искренне сказала Анна, отходя к дивану, опускаясь на него и все-таки закуривая.
– Мерзость? – Зарецкий брезгливо посмотрел на декоративную коллекцию кактусов, за которой Анна трепетно ухаживала. Один из кактусов должен был вот-вот зацвести, выпустив цветок, раза в четыре превышающий само растение, – Мерзость, милая моя, это то, как ты распустилась в последнее время. И, повторяю, мне все это надоело.
"Разводись", едва не сорвалось у нее с языка, однако она сдержалась. Скандальные разводы – прерогатива "звезд" шоу-бизнеса, а серьезному, деловому человеку, дорожащему своей репутацией, такие штуки нужны в последнюю очередь. А чтобы не было скандала, потребовалось бы выложить кругленькую сумму, что весьма болезненно для человека, чьей единственной и горячей любовью являются дензнаки.
"Да и не стоит овчинка выделки", с тоской подумала Анна.
– Ладно, – сказала она устало, – Я согласна… даже с твоими условиями.
Зарецкий хмыкнул.
– Похоже на подвох… но поверю на слово. Ты уже начала собирать вещи?
– Начинаю, – вздохнула она и, подойдя к шкафу для одежды, распахнула его дверцы.
После того, как дверь за мужем закрылась, Анна взяла в руки сотовый телефон и набрала номер Ручьёва.
Тот отозвался почти сразу.
– Скажи, Серж, сколько полагается за несанкционированный домашний арест?
Некоторое отношение к законникам Ручьёв имел – он руководил охранно-сыскным агентством.
– Домашний арест – это серьезно, – ответил он без тени иронии, – Это тоже незаконное лишение свободы, в УК имеется соответствующая статья… но должен тебя разочаровать – своего старого лиса ты к ответу не притянешь.
– А я и не надеялась, – кисло сказала Анна.
Ручьёв кашлянул.
– Но если собираешься сбежать, можешь рассчитывать на мое содействие.
Она невольно улыбнулась.
– Заманчиво… но нереально.
– С датой отбытия все уже определено? – после паузы спросил Ручьёв немного потухшим голосом (он имел в виду ее "вояж" в Швейцарию).
– Не окончательно. В ближайшее время определится.
– А вот ты, похоже, определилась, – заметил Ручьёв.
– Ну брось, Серж, – мягко сказала Анна, – Разве мы не условились, что ты быстро утешишься?
Он снова немного помолчал.
– Да… но если я утешусь реально, тебе это вряд ли понравится.
Она слегка засмеялась.
– И опять вы правы, сэр Бонд…