История моей жизни. Открывая мир движениями пальцев

– Что такое любовь? – спросила я.

Продолжая обнимать меня, она сказала:

– Это здесь, – и указывала на мое сердце, удары которого я тогда ощутила впервые.

Эти слова привели меня в недоумение, потому что тогда я понимала только то, что могла потрогать. Я понюхала фиалки и знаками и словами постаралась передать вопрос:

– Любовь – это аромат цветов?

– Нет, – ответила мисс Салливан.

Я снова задумалась. Нас освещало жаркое солнце.

– А это – любовь? – продолжала я, указывая в сторону, откуда шло тепло. – Разве не это любовь?

Я считала, что нет ничего прекраснее солнца, ведь именно его тепло заставляет все жить и расти. Но учительница покачала головой, и я затихла, озадаченная и разочарованная. Мне казалось странным, что моя учительница, которая знает столько всего, не может показать мне любовь.

Спустя пару дней я нанизывала на нитку бусины разных размеров, чередуя их по порядку: три большие – две маленькие. Я допускала много ошибок, но моя учительница вновь и вновь терпеливо указывала мне на них. А потом я вдруг сама обнаружила явную ошибку в последовательности, сосредоточилась и попыталась сообразить, какая бусина должна идти следующей. Мисс Салливан коснулась моего лба и с нажимом написала по буквам: «Думай».

Вспышка озарила меня: именно это слово обозначает процесс, который происходит в моей голове. Так я впервые осознала некое абстрактное понятие.

И после этого я долго сидела, забыв о бусинах у меня на коленях, пытаясь найти значение слова «любовь» через это новое понимание. Я отчетливо помню, что в тот день солнце пряталось за облаками, иногда шел небольшой дождь, но внезапно солнце прорывалось сквозь тучи со всем южным великолепием.

Я снова спросила мисс Салливан:

– Это любовь?

– Любовь чем-то похожа на облака, которые закрывали небо, пока не выглянуло солнце, – ответила она. – Ты ведь не можешь коснуться облаков, но ощущаешь дождь и понимаешь, как рады ему страдающая от жажды земля и цветы после жаркого дня. Точно так же ты не можешь дотронуться до любви, но чувствуешь ее проникающую повсюду сладость. Без любви ты не ощущала бы счастье и не хотела бы играть.

Так прекрасная истина озарила мой ум. Я ощутила невидимые нити, протянувшиеся между моей душой и душами других людей.

С самого начала моего обучения мисс Салливан беседовала со мной как с обычным, не глухим ребенком. Единственная разница заключалась в том, что она не произносила фразы вслух, а рисовала их по буквам у меня на руке. Если я не знала слов, чтобы выразить свои мысли, она подсказывала мне и даже предлагала ответы, когда я не могла поддержать разговор.

Так продолжалось несколько лет, потому что глухой ребенок не может выучить словосочетания, используемые в бытовой речи, ни за месяц, ни даже за два-три года. Дети, которые могут слышать, учатся благодаря подражанию и постоянному повторению. Разговоры близких пробуждают их любознательность и порождают все новые темы, вызывая невольный отклик в душе. Глухой же ребенок лишен этого естественного процесса. Моя учительница по мере возможности дословно повторяла мне все, что слышала вокруг, подсказывая, как я могу принять участие в разговорах. Однако потребовалось еще много времени, прежде чем я решилась проявить инициативу, и еще больше, прежде чем я научилась говорить подходящие слова в подходящий момент.

Слепым и глухим очень трудно приобрести навыки любезной беседы. Но тем, кто слеп и глух одновременно, сложнее в несколько раз! Они не могут различать интонации, придающие речи смысл и выразительность. Не могут видеть выражения лица говорящего, взгляда собеседника, который раскрывает душу.

Глава 7

Девочка в шкафу

Следующим важным шагом моего образования стало обучение чтению.

Когда я научилась складывать несколько слов, мисс Салливан дала мне кусочки картона, на которых были отпечатаны слова выпуклыми буквами. Я быстро догадалась, что каждое напечатанное слово обозначает предмет, действие или свойство. А еще у меня была рамка, где я могла составлять короткие предложения из слов. Однако, прежде чем делать это, я изображала их из предметов. Например, я клала куклу на кровать и собирала предложение «кукла», «на», «кровать». Таким образом я одновременно составляла фразу и передавала ее смысл через предметы.

Учительница рассказывала, что однажды я прикрепила слово «девочка» к своему переднику и закрылась в платяном шкафу. И там на полке я выложила слова «в» и «шкаф». Эта игра доставляла мне ни с чем не сравнимое удовольствие. Мы с мисс Салливан могли играть в нее часами. Часто мы переставляли даже мебель в комнате в соответствии с составными частями различных предложений.

От выпуклых печатных карточек я перешла к печатной книжке. В «Азбуке для начинающих» я выискивала слова, которые знала. Когда я их находила, моя радость напоминала радость «водящего» в игре в прятки, когда он обнаруживает того, кто от него спрятался.

Долгое время у меня не было регулярных занятий. Я старательно училась, но это походило скорее на игру, чем на урок. Мисс Салливан объясняла все, чему меня учила, хорошей историей или стихотворением. Когда мне что-то нравилось или казалось интересным, она разговаривала со мной на эту тему так, словно сама была маленькой девочкой. Благодаря ей грамматика, сложные математические задачи или еще более трудные занятия – все то, что дети считают нудной, мучительной или пугающей зубрежкой, – до сих пор относятся к самым любимым моим воспоминаниям.

Моя учительница относилась к моим капризам и развлечениям с особой симпатией, которую я не могу объяснить. Возможно, она вела себя так потому, что долго общалась со слепыми. Не могу не отметить ее удивительную склонность к ярким и живым описаниям. Неинтересных деталей она касалась бегло и никогда не задавала мне проверочных вопросов, чтобы узнать, что я запомнила из позавчерашнего урока. Сухие технические научные моменты она давала мне понемножку, делая каждый предмет настолько радостным, что я не могла не запомнить то, чему она меня обучала.

Мы читали и занимались на воздухе, предпочитая дому залитые солнцем леса. Мои ранние занятия окружал смолистый запах сосновой хвои, смешанный с ароматом дикого винограда, и дыхание дубрав. Сидя под сенью тюльпанового дерева, я искала значимость во всем, что меня окружает. «И красота вещей научила меня пользе их…» Все, что щебетало, жужжало, пело или цвело, принимало участие в моем воспитании: сверчки и кузнечики, которых я бережно держала на ладони, пока они, привыкнув, не заводили вновь свои трели и пиликанья, громкоголосые лягушки, пушистые птенцы и полевые цветы, луговые фиалки, цветущий кизил и яблоневый цвет.

Я ощупывала раскрывающиеся коробочки хлопка, их рыхлую мякоть и мохнатые семена. Ощущала дуновение ветра в движении колосьев, шелест длинных листьев маиса и возмущенное фырканье моего пони, когда мы поймали его на лугу и вложили ему в рот удила. Ах, боже мой! Как отчетливо я помню пряный клеверный запах его дыхания!

Иногда я вставала на рассвете и пробиралась в сад, пока на травах и цветах еще лежала обильная роса. Ощущать нежность лепестков розы, льнущих к твоей ладони, или колыхание лилий на утреннем ветерке – ни с чем не сравнимая радость. Иногда, когда я срывала цветок, на нем оказывалось какое-нибудь насекомое, и тогда я чувствовала слабое шевеление крылышек, трущихся друг о друга в приступе внезапного ужаса.

Другим любимым местом для моих утренних прогулок был фруктовый сад, где начиная с июля созревали плоды. Крупные персики, покрытые нежным пушком, сами ложились мне в руку, а шаловливый ветер, играющий с кронами деревьев, ронял к моим ногам яблоки. Я собирала их в свой передник и вприпрыжку бежала домой, прижимаясь лицом к гладким яблочным бочкам, еще теплым от солнца!

Мы с мисс Салливан часто ходили к причалу Келлеров – старой обветшавшей деревянной пристани на реке Теннеси, которой пользовались еще для высадки солдат во время Гражданской войны. Там мы с моей учительницей долгими счастливыми часами изучали географию. Я с удовольствием создавала озера и острова, строила из гальки запруды, углубляла русло реки, совершенно не задумываясь, что при этом учусь. Я слушала рассказы мисс Салливан об окружающем нас огромном мире, с его движущимися ледяными реками, извергающими огонь горами, погребенными в земле городами и многими другими, не менее странными явлениями. Все это вызывало во мне возрастающее удивление. Учительница заставляла меня лепить из глины выпуклые географические карты, чтобы я почувствовала долины и горные хребты, проследила пальцем извилистое течение рек. Это мне очень нравилось, а вот климатические зоны Земли и полюса приводили меня в смятение. Шнурки и деревянные палочки, обозначавшие полюса, которыми мисс Салливан иллюстрировала для меня эти понятия, казались мне настолько реальными, что даже сейчас упоминание климатических зон вызывает у меня образ многочисленных кружков из бечевки. Не сомневаюсь, что я могла бы поверить в то, что белые медведи в самом деле вскарабкиваются на Северный полюс, торчащий из земного шара.

Кажется, только к арифметике я не чувствовала никакого интереса. С самого начала я была далека от науки о числах. Мисс Салливан пыталась учить меня счету, нанизывая бусины группами, или сложению и вычитанию, передвигая в ту или другую сторону соломинки. Однако моего терпения хватало не больше чем на пять или шесть примеров за урок. Едва закончив задание, я считала свой долг исполненным и тут же убегала на поиски товарищей по играм.

Так же, не торопясь, я изучала зоологию и ботанику.

Однажды некий джентльмен, имя которого я забыла, прислал мне коллекцию окаменелостей. В ней были кусочки песчаника с отпечатками птичьих лапок, ракушки с красивыми узорами и выпуклый рельеф папоротника. Они стали ключами, открывшими мне мир до потопа. Дрожащие пальцы передавали мне образы жутких чудищ с непроизносимыми неуклюжими названиями. Когда-то они бродили по первобытным лесам, обдирали ветки с гигантских деревьев, а затем сгинули в доисторических болотах. Эти странные существа долго потом приходили в мои сны, а мрачный период их жизни стал темным фоном для моего радостного сегодня, наполненного розами и солнечным светом, отзывающегося топотом копыт моего пони.

В другой раз мне подарили красивую раковину. Меня наполнил детский восторг, когда я узнала, как крохотный моллюск создает себе блестящий дом и как в тихие ночи, когда даже легкий бриз не тревожит зеркало воды, моллюск наутилус плывет по синим волнам Индийского океана в своем «кораблике из перламутра». Мисс Салливан прочитала мне книжку «Наутилус и его домик» и рассказала, что процесс сотворения раковины моллюском похож на процесс развития ума. Как чудесная мантия наутилуса превращает в раковину поглощаемое из воды вещество, так и крупицы впитываемых нами знаний формируются в жемчужины мыслей.

На следующий урок нас вдохновил рост цветка. Мы как-то купили лилию с островерхими, готовыми раскрыться бутонами. И мне казалось, что тонкие, охватывающие их, словно пальцы, листья открывались слишком медленно и неохотно, словно не желая выпускать на свет скрытую прелесть. Бутоны раскрывались планомерно и непрерывно. Всегда был один более крупный и красивый бутон, расталкивающий внешние покровы с такой торжественностью, словно он королева, красавица в нежных шелковых одеждах, и это право даровано ей свыше. А ее более робкие сестры сдвигали свои зеленые колпачки медленно и застенчиво, пока все растение не превращалось в единую распустившуюся ветвь, полную аромата и очарования.

Было время, когда на подоконнике рядом с растениями стоял стеклянный шар-аквариум с одиннадцатью головастиками. Мне нравилось запускать туда руку и ощущать их быстрые толчки, позволять головастикам скользить между пальцами и вдоль ладони. Как-то самый смелый из них подпрыгнул над водой и выскочил на пол, где я его и нашла, скорее мертвого, чем живого. Единственным признаком жизни была легкая дрожь хвостика. Однако, возвратившись в свою стихию, он сразу рванулся ко дну, а затем начал быстро плавать кругами. Он прыгнул, повидал большой мир и теперь мог спокойно жить в стеклянном домике под сенью огромной фуксии и ждать зрелого лягушачества. Тогда он переедет в тенистый пруд в конце сада и наполнит летние ночи своими музыкальными серенадами.

Вот так я училась у самой природы. Вначале все мои возможности были скрытым комочком внутри живой материи. Именно мисс Салливан помогла им развиться. После ее появления мой мир расцветили любовь и радость, значение и смысл. Она никогда не упускала случая показать, что красота есть во всем, и всегда старалась сделать мою жизнь приятной и полезной своими мыслями, действиями и личным примером.

Именно душевный такт, чуткая отзывчивость и гениальность моей учительницы сделали первые годы моего обучения такими замечательными. Она уловила нужный момент для передачи знаний, а я с удовольствием их восприняла. Мисс Салливан понимала, что ум ребенка подобен неглубокому ручейку, который, журча и играя, бежит по камешкам познания и отражает то цветок, то пушистое облачко. И продолжая двигаться по своему руслу, он, как и всякий ручеек, будет питаться подземными ключами и в итоге станет глубокой и полноводной рекой, способной отразить как голубые небеса, волнистые холмы и тени деревьев, так и нежный бутон скромного цветка.

Каждый учитель может привести ребенка в классную комнату, но не каждый способен заставить его учиться. Ребенок не будет делать этого с радостью, если не почувствует свободу выбирать между занятием и отдыхом. Он должен ощутить восторг победы и горечь разочарования до того, как примется за неприятный труд и начнет продираться сквозь учебники.

Моя учительница мне так близка, что я не мыслю себя без нее. Мне трудно сказать, что из способности наслаждаться всем прекрасным было заложено в меня природой, а что появилось благодаря влиянию мисс Салливан. Я чувствую, что наши души соединены и все мои жизненные шаги отзываются в ней. Все лучшее во мне тоже принадлежит ей: именно ее любящее прикосновение пробудило мои таланты, вдохновение и радость.

Глава 8

Веселое Рождество

Первое Рождество после приезда к нам мисс Салливан стало великим событием. Каждый член семьи приготовил для меня сюрприз, но главным для меня стало то, что мы с моей учительницей тоже приготовили сюрпризы для всех остальных. Меня радовала сама атмосфера тайны, которой мы окружили наши дары. Друзья делали все возможное, чтобы разжечь мое любопытство – они писали на моей руке слова и фразы, которые обрывали, не закончив. Мы с мисс Салливан поддерживали эту игру, и это помогло мне гораздо глубже почувствовать язык, чем какие-нибудь формальные уроки. Сидя у камина с пылающими поленьями, мы каждый вечер играли в нашу «угадайку», которая с приближением Рождества становилась все более интригующей.

В сочельник нас пригласили на елку к школьникам Таскамбии. В центре класса стояло дерево, усеянное огоньками и чудесными странными плодами. Я испытывала невообразимое счастье, прыгала и танцевала вокруг дерева. Я очень обрадовалась, когда узнала, что организаторы приготовили подарок для каждого ребенка и мне разрешили раздать их. Я была так поглощена этим занятием, что забыла поискать гостинцы, предназначенные мне. Когда же я о них вспомнила, то не смогла сдержать нетерпения. Потом я поняла, что это не те подарки, о которых говорили мои близкие. Мисс Салливан сказала, что меня ждут чудесные подарки, и уговорила потерпеть до утра.

В ту ночь, повесив чулок, я долго притворялась спящей, чтоб не пропустить прихода Санта-Клауса. Наконец я заснула в обнимку с новой куклой и белым мишкой. На следующее утро я разбудила всю семью моим первым: «Веселого Рождества!» Сюрпризы для меня обнаружились не только в чулке, но и на столе, на всех стульях, на подоконнике и у двери. Я не могла ступить и шагу, чтобы не наткнуться на что-то, завернутое в шелестящую бумагу. А когда мисс Салливан вручила мне канарейку, я была просто вне себя от счастья.

Моя учительница научила меня заботиться о птичке. Каждое утро после завтрака я набирала ей ванночку, чистила клетку, чтобы она оставалась уютной, наполняла кормушки колодезной водой и свежими семенами, вешала на качели веточку мокричника. Малыш Тим был таким ручным, что вспрыгивал мне на палец и клевал засахаренные вишни прямо из моей руки.

Однажды утром я оставила клетку на подоконнике, а сама пошла за водой для ванночки Тима. Когда я возвращалась, мимо меня проскользнула кошка, задев меня пушистым боком. Когда я просунула руку в клетку, то не почувствовала легкого трепетания воздуха вокруг крылышек Тима, а его когтистые лапки не вцепились в мой палец. И я осознала, что больше никогда не увижу моего милого маленького певца.

Глава 9