Деревня. Ужасы на ночь

Она умылась у колодца, забежала к себе сменить рубашку, – она твердо решила: явится на день рождения Тимохи, и уведет его оттуда, а дома разыграет сценку «жених и невеста».

Веселье было не жарким, старики покрикивали, бабы кудахтали, как на насесте. Тимофей быстро набрался, и уже еле ворочал языком. Пора действовать. Кора дождалась, когда Райка, жена Тимохи пойдет по хозяйству, чтоб вытащить его из дома.

На пса заругалась, чтоб голосу не подавал. Вот перед ней Тимофей, в руках поднос со смородиновым вином, налитым до кички, колени подгибаются. Невеста непременно должна выпить стакан до дна; Тимофей подает ей медовый пряник и медное колечко, что завалялось в комоде еще от стариков.

На языке у него было одно – глубокое сожаление, что женился на Райке, а не на Коре. В постели Тимофей был слаб, – Кора выпроводила его с полотенцем на шее – так обряд завершается – подарком от невесты.

– Не падай духом – падай брюхом, – будет кричать ему вслед Кора.

А мужик опустит голову, да поплетется к ненавистной Райке.

Косой Касьян, как узнал, что Кора блудит, прибежал весь взмыленный, как конь после распрягания.

Кора чин-чинарем провела его в дом, а он и рад стараться, набросился на хозяйку, пока она его не оттолкнула.

– Белый пол, сымай сапоги, не топчи.

Разожгла страсть Касьяна, сбросил с себя пожитки, упал на колени, – принимайте меня, блудный сын явился.

…Взял он свое, пришлось его раз-другой на пол скидывать, и водой с ковша плеснуть пришлось, и сапоги во двор выбрасывать, чтоб уходил.

– Дери, не стой!

А он как телок мордой тычется.

– Ну, буде дековаться.

Тогда он и унялся.

Игната Кора заманит на починку лавки, что стала скрипеть и качаться из стороны в сторону в гостиной под ее окнами. В неопрятном сарафане до колен, с нечесаной головой в платке, подвязанном под щеками, она пригласит его отведать борща. Начнет протирать пол, да демонстрировать гостю манящие розовые ляжки в просветах закатного дня.

Потом Игнату она даст ковшик с житом, и он играючи, станет бросать в нее, норовя попасть в грудь. Потом он скажет голосом, не терпящим пререканий:

– На боковуху упрись, а я пристроюсь.

До потух зари они будут с Игнатом миловаться, а там уснут, как младенцы.

Семен войдет в избу, наклоня голову под братиною на палатях, Кора как невеста умоется водою, да прольет на грудь и под мокрым белым сарафаном будут выделяться ее наливные упругие груди. Семена бросит в жар, а Кора уберет с краев бранной скатерти два хлеба, весом около пуда, скажет нетерпеливому Семену, пристроившемуся сзади:

– Погодь, уберу столоники.

И Семен овладеет ею на дубовом столе, где еще недавно она мужа потчевала.

К Федору невеста Кора выйдет, сняв с себя лучшее платье и надев другое, попроще, закроет лицо руками, присядет под середнее окно, покроет свою голову чистою скатертью, и трижды поклонится в угол, будто там стоит ее мать, и усядется на лавку в ожидании жадных лобзаний Федора; потом поменяет скатерть на шелковую фату. В ней и уляжется в постель. Так что Федору придется самостоятельно обмыться над тазом в сенцах.

Раздевшись, Кора умывается, белится, румянится и снова одевается, а гость стоит и не отводит глаз.

– На что рядишься?

– Ты, Федор, беспонятный какой.

Вот он берет с печи пшеничный пирог, кладет в него несколько монет и протягивает ей. Она кланяется три раза и целует мужчину на три раза тоже.

Ночью Кора его будет звать Игнатом, и восприимчивый Федор раскусит наличие тайной связи Коры с другим кавалером.

А ночью еще в окно постучат. Пес на цепи надрывается, а тут косой Касьян легок на помине. От него не отделаться. Федор через другой ход окажется на дереве, оттуда слезет и поковыляет домой.

И вот уже вся деревня шепчется по поводу Коры. А у Коры новый ухажер – мужик из другой деревни приехал в гости к кому-то, и Кора забыла, как его зовут, но зато он готов участвовать во всех стадиях свадебного ритуала, не смущаясь, не торопясь.

Прошло три недели. Мужиков неохваченных не осталось. Все осчастливлены. Каждому досталось и упругое тело молодой женщины и ее песни. И выходила к ним в почелке на голове. Плачей только не было.

Особенно хорошо Кора угостила Алексея. Под занавес трапезы Кора достает горшок каши, – гость ее отведает, остаток будет высыпан в помойное ведро, а порожний горшок возвращен на печь с приговоркою: сколько черепья, столько ребят молодым!

После еды она посадила его на лавку и стала снимать с него сапоги. Алексей вышел на двор покурить и сбежал босиком.

По утру приходил его шурин за сапогами, отчитывал Кору за безнравственное поведение.

– Ты ж коловратный, а тут прошибло, да? – огрызнулась Кора.

Кора где шуткой, где смачным словом пыталась его зазывать на чай, но шурин был непоколебим, как старое бревно.

– Думашь, беспутая я? – и с этими словами Кора повела шурина в сарай, за сапогами, и там соблазнила шурина.

Туман нынешней осени

Разговоров в деревне прибавилось, да и куры закудахтали, как никогда. В дом, в сарай, в баню, на сеновал, в лес мужиков заманивать приходилось. Кора отдавалась страстно и с упоением, ерзала под ними, как змея, криком кричала, визжала, стонала, плакала и пела песни, вот где голосу воля была.

И пришел зуд, – там глубине, внизу живота, белая сырость выделилась, рыбой пахнуть стало и жечь. Она опять к бабке, и бабка знала, зачем пришла Кора, сразу дала ей меду для лечения. Кора вдруг спросила, не первая ли она пошла на это? Но бабка и глазом не повела. К тому же знала, что не все попробовали женского тела пришедшей. Велела ждать.

Теперь для Коры за двор выйти была целая проблема. Бабы, чуть завидят, громко ругаются, и в окнах покрошили стекла, благо мужики нашли стекла и вставили. Во дворе стали появляться трупики птиц. Одна баба по имени Зинаида, с бутылкой керосина явилась, Кора отняла, и откуда силы взялись, а Зинка в слезы, мужик ейный подрался с другим мужиком, – о причине можно было и не говорить.

За время очищения Коры через грех, пришел к ней якут.

Якут бросил на пол мешок со строганиной и начал на Кору примерять дундук, будто в зимний лес на лыжах собралась. Ох и потом от него несло. Не то, что умаялся, скорее испытывал волнение.

– Дорообо! – сказал якут. Звали его Байбан. А шутя в деревне называли «Бабайка». Когда он появился в селении и зачем, этого никто не знал.

– Якуты верили, – сказал он Коре, – что в большой дряхлой берёзе живёт Хозяйка земли. Ты знаешь ту березу на старой поляне, где ягод рассыпано, как зерна курицам? Ээх! Той березе точно сто лет, мудрая она. Там ленточки были повязаны давно, уже цвет потеряли и рассыпаются как пепел. Люди потихоньку туда ходили с просьбами – вешали яркие ленты. Нельзя было ломать ветки такой берёзы, чтобы не навлечь смерть на родного человека. Если же срубить дерево, то всё поселение ждёт погибель.

И вот смотрю, ветки обломаны. Жди беды, – думаю. Вот тогда и пропали твои…

– А чего раньше не приходил.

– Духи не пускали.

И пес не залаял на якута. А когда уходил, сказал: «Я знаю, зачем ты это делаешь, мне духи сказали».

И вот пошел слушок: люди видели, как зверь выскакивал из дома Коры, навроде волка, но на двух ногах. А чего про волка заговорили? Так морда вытянутая была и оскал.