Деревня. Ужасы на ночь

Завтра праздник Ивана Купалы. Мы с теткой потираем руки, – за ней водится привычка приглашать меня после экзаменационной сессии на огород. Хотя деревня ее, прямо скажу, странное имеет название – Марьин тупик.

Энтузиазм из нас прет, тетка волосы свои длинные подколет и вперед. И урожай наполняет корзины, гуси с остервенением щиплют траву, свиньи требуют добавки, куры бегут как оглашенные на каждый сигнал, яблоки форсированно спеют, брызжут соком и бьются о землю.

Тетка на самом деле мне не родственница, она жена моего родного дяди. Согласно словарям, если я ничего не путаю, она мне свойственница. Но взаимопонимание…, не описать словами, тем более возрастом она старше всего лет на десять. Ну а что такое 3650 дней? Миг, друзья мои, миг.

Наша работа не просто спорится, она закипает, как молоко в кастрюле, стоит Алене покинуть место ратного труда, и унести тот едкий, манящий запах пота, что исходит от нее, – у меня все валится из рук.

Увлекся, даже про велосипед забыл, – скучает он там, за огородом.

Тетка в светлом сарафане. У нее фигура…, как бы правильно выразиться, про таких говорят: «все при ней». Широкие бедра и округлая талия, да еще округлые формы груди, да еще накачанные ягодицы и икры ног – все в сумме придает естественную красоту ее силуэту. Движения легки и плавны, будто она ходит по воле, и каждое ее движение скорее направлено на то, чтобы подчеркнуть ее красивые формы. С ее фигурой только на танец. Шальные мысли в сторону, ну а о чем бы спросить?

– Зачем помидоры недозрелыми снимаем?

– А вот, – говорит Алена со знанием дела, – пора снимать, иначе сломают ветку.

Моментально находит спелый плод, вытирает подолом сарафана, оголив загоревшие ноги выше колен, и несмотря на мою городскую брезгливость, протягивает овощ – отведай.

Вдвоем съедаем один помидор. Жадно и смачно, вытянув подбородки вперед, дабы не обляпаться. «Еще?» – спрашивает. «Люблю в салате», – отвечаю. «Люби, люби» – вот вредина, пока я все в огороде не испробую, не успокоится. И почему так несет от нее шалфеем? Ничего не имею против, но запах резковатый, а сарафан коротковатый.

Перетаскал урожай. Впереди поливка. Шагаю за великом, он за амбаром. Потом к колодцу. Алена еще возится с кустами помидоров: колышки, подвязочки, тесемки, а я уже поливаю ее розарий, где правят бал оранжевые розы. Как можно любить такой цвет? Не буду спрашивать, чтобы не нарваться на сарказм, но муж ее этот цвет на дух не переваривает. Он нынче в экспедиции, я за него, конечно, не во всех смыслах.

Прохожу под стеной амбара, там небольшое запыленное окошко, в котором мне всегда мерещится кто – то, особливо по ночам.

Днем уже ходил в разведку – вышел обвешанный паутиной, и с твердым знанием, что в секциях зерно, а стены обвешаны пучками и вениками душистых трав.

«Так ты травница?» – как – то ее спросил.

Улыбается затаенной улыбкой, и смотрит на меня в упор. Нормальное время зрительного контакта, после которого происходит естественное отведение глаз обоими людьми, не превышает 2–3 секунд. Она смотрит уже минуту и поедает меня глазами, и молчит. Что на нее нашло?

«Ладно, забей. Я просто так спросил».

Молчит и смотрит. Да она витает где – то в облаках.

Оп! Отвлекся под амбаром, вспомнил старый разговор.

Тут боковым зрением вижу, кто – то стоит у поленницы, сложенной за огородом. Бабка какая – то. Виду не подаю, одна ходка с ведрами, вторая, но боковое зрение не обманывает, – меня тянет к поленнице, как магнитом.

Иду по тропе, усталость растет с каждой секундой. С полными ведрами ледяной колодезной воды мне осталось еще споткнуться для полноты картины, – так и вышло.

Грохот на всю деревню. Перевернулся, оглянулся: никого, ну и хорошо. Алена? Не слышит. Ругнулся, как Никулин в "Бриллиантовой руке", – ее все нет, на тетку мою не похоже.

Старуха теперь выглядывает из – за копны сена. Откуда она взялась на мою голову.

Кисть руки ушиб, содрал кожу, – Алена пошепчет, наложит свои травы – мази, ей колдовать на весь вечер, она это любит. Вернулся к колодцу: обратно дам крюк, посмотрю, куда старуха пойдет.

Тащу теперь по пол ведра. Стоит чертовка. Она повернута спиной ко мне, да в драной одежде, тем же цветом, что Алена сегодня вырядилась. Вывернула голову – один глаз уставился на меня, другой – не знаю куда смотрит, – на землю, может.

Дошел до летней кухни.

"Сожги чучело. Сожги чучело", – слышу. Ага, давай, покомандуй.

А потом думаю, кому говорю – то. Ну, ведьме, кому ж еще?

"Сожги чучело. Сожги чучело", – вот пристала.

Ну сожгу, легче станет?

А где Алена? Где спички?

Чучело у глухого забора начинает разворачиваться, заковыляет сейчас по огороду, с дырявым корытом.

Тянет руки – крюки, – эту роль у чучела выполняют ветки вишни, что торчат из – под старого халата хозяйки. Ветер треплет его лохмотья. Чучело замерло, ветки скрипят, того и гляди, рассыпется. Дырявый тазик был на голове уродины, – теперь подпирает забор.

Ведро протарахтело. И все внезапно утихло.

Развернулся – бабка сзади стоит на четвереньках, как пес, прибежавший на зов. Блин, что это? Ее высохшие руки уперлись в землю, а голова вывернута наверх. Стоит, как собака перед хозяином, есть такие собаки с челкой, забыл породу. И по – собачьи существо начинает перемещаться.

Ни убежать – ни заорать. Ноги ватные. Послышались голоса и шум из ближнего леса. Голоса раздались ближе, совсем близко. Это из соседнего дома, люди сидят на веранде, спокойно разговаривают и над чем – то смеются.

Старуха не отпускает, старуха так и стоит на четырех конечностях, – сумасшедшая? Скорее, бесноватая. Не покусала бы. Вот снова поворачивает голову. Не могу сдержаться и пинаю ногой. Никакой реакции. Крепко держусь за штакетник. Я не против перемахнуть через забор, и за амбар, к лесу, реке. Корова уже отбежала, и на дистанции смотрит с подозрением. Насторожилась, двурогая.

Ведьма совсем близко, тянет за рубаху. От нее тоже несет шалфеем. Дыхание сперло, мышцы скованы, я оказался между яблонями, я – дерево сада.

Сверху сыпятся яблоки. А вроде бы стоял в огороде, – но чучело снова рядом. Ходит за мной.

Опять голоса соседей. А что у них на окнах крапива снопами разложена?

Изловчился, чучело кое – как подпалил. Пламя нехотя – нехотя, да разошлось. Старуха куда – то пропала, надеюсь навсегда. А вот! Огонь столбом. Ветра нет, пламя не перекинется на деревья.

В саду потемнело. Рука ноет и опухает. Пора в дом, пока вернулись двигательные функции. Тем более зажегся свет.

Алена встречает меня как чудо, упавшее с неба. У нее черные миндалевидные глаза, да еще волосы распустила, как ее рыжая тезка у пруда. Ну, прямо картина маслом. Вот женщина!

– Ну как?

– Ну что – ты, поливка просто изи.

– Руку показывай?

– Так ты все видела?

– Подойди ко мне… Ближе… Садись…

Пораненную руку кладет себе на колени, начинает лечить. От нее тепло и запах, сидел бы не шелохнувшись…

– Ауф, – говорю. – Больно же!

Намазала, забинтовала, смотрит на меня не мигая.