Стратегия новой культуры Японо-Руссии эко-гармоничного будущего

3) «Очищение» этой системы от чуждого Востоку запредельного цивилизационно-западного влияния; девестернизация мудрости ? Экософии (постметафилософии) Востока-Евразии, всех сфер культуры, особенно науки.

4) Выведение нормативного прогноза Женски-Живой культурологии Японо-Руссии – из духовно-классических культур Японии-России, которые структурируют себя по естественным меркам Жизни Природы и гармоничного общения человека-с-Нею, хотя и разных, взаимодополняющих уровней развития этого общения. Под этим углом зрения будут доосмысливаться и переосмысливаться основные понятия логики мышления Японии-России-Запада.

Аполлоновско-дионисийский – рацио-разумное и необузданно-чувственное, накладываемое часто на отношение антично-западного и восточного, мужского и женского, превращенная форма гармоничного кит. бинома инь-ян или, упрощая: женское-мужское начала. С этих позиций наша Женская логика есть Логика Творческой Инь и Творчества Инь, что должно дополнять Логику Творчества ян. Запад обострил гармоничное общение в субъект-объектное отношение; резко принижая-огрубляя, даже опошляя инь и возвышая Ян. Переосмысление отношения А.-Д. важны для всего переосмысления культур Востока и Запада, их логик, а также для построения нормативного прогноза их логик как вариантов Живой логики Творчества.

Бином А.-Д., понятый как инь-ян, в его применении к пониманию общения Японии-России позволяет понять их гораздо большую естественность, нежели отношения Япония – Запад. Особенно в плане перспективы выхода мира из эко-катастрофы и перехода нас-мира на качественно новый уровень эко-гармонично-творческого развития. Осмысление логики японцев как Женской логики инь позволяет выдвинуть гипотезу, что и Мужская Японская Живая логика Японо-Руссии может быть создана как некий естественный коррелят Женской Живой логики японцев, как осмысление особой психологии японцев-мужчин в их духовно-творческой связи-отличии от женщин-японок по принципу инь-ян. Это решающий этап в создании Японского Мужского варианта Живой логики Творчества – как Стратегии развития мужского духовного потенциала японцев, что и должно вывести Японию на качественно новый уровень общего инновационного развития.

Авторитет – 1) доверие к высоким, благородным, чтимым качествам Бога, человека, или аналогичного им существа в сообществе людей и живых существ, 2) существо, наделенное этими качествами.

В истории человеческого общества можно выделить А. трех основных типов:

I. Живой Космос, Природа, Боги, олицетворяющие жизнь человека и культуру общества. Это Детски-Женский Восток, включая Японию, с адекватной им Детской и Женской формами Живой логики. Вся жизнь Японии, включая даже экономику и высокие технологии, основана на доверии к авторитетам. Однако ныне того уже становится недостаточно, ибо уж слишком велики А. Запада, восходящие к античности, а они ныне обнаружили свою эко-катастрофичность.

II. А. античности и вся античность как совокупность А. и наиболее авторитетная, в принципе младомужская культура, логико-теоретические основы которой заложил Аристотель, а наиболее ярким воплощением которой был его ученик Александр Македонский, ставшие неопровержимыми авторитетами на 2,4 тыс. лет. Эти А. определяют и современные социально-гуманитарно-цивилизационные воззрения и их формальную логику. Ныне эти А. обнаружили свою эко-социальную ограниченность, тупиковость, эко-катастрофичность. А потому современное общество, включая сообщество ученых гуманитариев, находится в поиске качественно новых А.

III. Русская-евразийская, соборная, пластическая культура, имеющая вектор трансформации в Экософию культуры, – еще не в полной мере отличившая себя от антично = западных А., еще не обретшая уверенность в первозначимости для Востока-России (славян, Евразии) и в общезначимости своих А., классиков японско-русской-российской-славянской-евразийской культур. Именно здесь мы видим общепланетарную перспективу не только для Японии и Востока в целом, но и России-мира.

Буддизм — один из самых значимых «мостиков» во взаимосвязи наших культур и, что еще важнее – это необычайно значимый и прекрасный «мостик» в наше всеобщее эко-гармоничное будущее, ибо «характерной особенностью Б. является его этико-практич. направленность. С самого начала Б. выступил не только против особого значения внешних форм религиозной жизни и, прежде всего, ритуализма, но и против абстрактно-догматических исканий, свойственных, в частности, брахманистско-ведийской традиции, и выдвинул в качестве центральной проблемы – проблему бытия личности… В основе Б. лежит утверждение принципа личности, неотделимой от окружающего мира, и признания бытия как своеобразного психологич. процесса, в который оказывается вовлеченным и мир. Результатом этого является отсутствие в Б. противоположности субъекта и объекта, духа и материи, смешение индивидуального и космического, психологического и онтологического и, одновременно, подчеркивание особых потенциальных сил, таящихся в целостности этого духовно-материального бытия. Творческим началом, конечной причиной бытия оказывается психич. активность человека… Это волевые решения «Я», понимаемого как некая духовно-телесная целостность… личность как нравств. – психологич. реальность… В Б. нет надобности в боге как творце, спасителе, т. е. вообще как, безусловно, верховном существе, трансцендентном той общности; из этого вытекает также отсутствие в Б. дуализма божественного и небожественного, бога и мира… Б. рассматривает все связи, в т. ч. и социальные, как зло и глубоко асоциален по своей природе…» (здесь и ниже сокр. даны по тексту цит. издания. – ред.) [425, c. 63].

Точнее: Б. асоциален по отношению к предметно = опосредствованной форме социума, т. е. он асоциетален, но не настроен против социума вообще.

«Б. оказал существ. влияние на все стороны жизни принявших его стран. Распространение Б. способствовало созданию тех синкретич. культурных комплексов, совокупность которых образует т. н. буддийскую культуру (архитектура, скульптура, живопись, литература, буддийская образованность)» [425, c. 64].

В нашей концепции Буддизм выступает как «выражение жизни» и активно-самоотверженное «утверждение жизни» вообще, иной жизни, – что характерно для женского психосоциокосма. Б., конечно же, альтернативен и по отношению к западно-цивилизационному типу организации культуры социума и вполне может быть осмыслен как очень значимый момент, – если не основание тезиса и предпосылка синтеза, или интеграции культур Востока и Запада Евразией-Россией и Японо-Руссией. Особенно значим Б. как действенное противоядие, выправляющее односторонний, агрессивно-младомужской «перекос» диалектики-логики западной цивилизации, болезненно опасной для немужского, особенно женского населения планеты, правда, в еще большей мере – для Жизни Природы в ее всеобщности.

Буддизма женскость-«японскость». Такое отождествление создает особую возможность определения «узловых» проблем Японо-Руссии и перспективы решения этих макро-проблем – с позиции нашей трактовки содержания этногенеза человечества как важнейшего аспекта его эволюции – при работе Женской логикой, понимаемой и как до-, вне-, пости мета-логической экофильно-логической мудрости, наиболее полным, хотя и своеобразным, выражением которой выступает буддизм. Сам же буддизм, с нашей точки зрения, является феноменом духовной эволюции человечества, адекватным женскому психосоциокосму = Женской логике творчества. Основой подобного отождествления выступает экософски понимаемое женское начало Творчества Жизни.

Оценивая с позиций Экософии культуры характер и этапность эволюции человечества, приходим к выводу-убеждению, что она имеет своим продолжением (после «детского» типа творчества) формирование женского психосоциокосма с соответствующим социокультурным проявлением в форме Женского типа логики творческой индивидуальности. Именно в этом смысле можно расценивать и возникновение феномена буддизма, как формы духовности, раскрывшей на эко-культурном срезе человеческой эволюции необходимость, особенно для будущего сердечной, матерински-женской ориентации Логики всего человечества как непременного условия-основания его дальнейшего, уже эко-гармоничного прогресса.

В языческом психокосме, присущем изначально-детскому типу творческой индивидуальности, созидающей себя в пределах творящей его Природы при ее решающей, ведущей роли, человек как дитя Природы и сама Природа, ассоциирующаяся с каждой человеческой матерью и родительницей всех человеческих матерей и вообще всего живого, уже образовали генетически цельный образ Жизни, воспроизводящий род человеческий на Земле. Благодаря этому, экологично чистому, природному Женскому началу Жизнь обретает еще более выраженный самодовлеющий характер в самом понимании себя Женской, более совершенной половиной человечества. В этом смысле завершается переход от одного уровня фундаментальности сознания человечества Земли – изначально-детского типа, к другому (второму) ее уровню, – называемому нами «Женским» психосоциокосмом с адекватной ему Женской логикой. В этой связи он, как и первый тип психосоциокосма, выступает естественным основанием прогрессивной эволюции человечества и, соответственно, – неотъемлемой, совокупной составляющей построения прогноза (модели) духовно-творческой индивидуальности гуманного эко-гармоничного будущего.

Женский тип творчества, полнообъемно выраженный духовностью буддизма, видится тем эффективным инструментом самосовершенствования индивидуальности любого типа, который способен наполнить ее такими универсальными свойствами-качествами как гармоничная экологичность и гуманизм, подготавливая тем самым условия для включения в общий процесс самообновления, реализуемый каждой творческой индивидуальностью посредством выхода на устойчивый контакт с ноосферой Земли, потенциально содержащей все необходимые для прогресса человека Живого знания.

В экософско-социо-культурологическом понимании буддизма Женская душа может существовать как бы вне женской личности, «растворенная» в ином существе: в Природе, матери, ребенке, любимом… Для женщины, в т. ч. и как творческой личности, такое «бытие вне себя», в качественно ином – нормальное состояние… Но это также великие свойства и творчества вообще: невозможно что-то сотворить, не «отдаваясь» творимому, не вкладывая в него всю свою душу.

С этих позиций женский психосоциокосм = тип творчества представляется как особое утверждение – продолжение «Я» Природы, не являющееся в то же время и самой природой. Это позволяет женщине, как репрезентанту этого творческого типа (это замечание связано с пониманием того факта, что он далеко не всегда свойственен любой женщине), равно как и другим репрезентантам женского психосоциокосма = типа творчества (в т. ч. народам и отдельным индивидуальностям, наделенным им или усвоившим его), и, прежде всего, людям, исповедующим буддизм, определять суть своего поведения акцентом на позитивное творчество – творчество Жизни Человеком. Именно к нему-то скорее предрасположены японцы: и женщины, и мужчины, или тот тип человека-творца, который объединяет в своем личностном «Я»: Жизнь, ребенка, женщину, и мужское «Я» тоже, но при снятии эго-ограничений последнего, т. е. его претензий на исключительность в форме превосходства (а не на уникальность как половозрастное качество). В этом смысле это новое «Я» творческой индивидуальности выступает результатом эко-гармоничного синтеза лучших качеств всех участвующих в нем «Я» (субъектов творчества) и, как следствие этого, в свою очередь несет в себе повышение общего творчески-личностного потенциала всех остальных творческих личностей. Поэтому женский тип творчества можно считать не столько уникальным свойством самой женщины, сколько универсальной творческой потенцией, осваивая которую в форме духовности буддизма, любой человек вступает на целительный путь творчества: самосовершенствования и самореализации.

Таким образом, буддизм выступает и как исторически сложившаяся социокультурная форма одухотворения человека, и как необходимое основание эко-синтеза этносоциокультур, нового типа эко-межличностных отношений – отношений эко-гармоничного взаимоутверждения – творчества синтезирующихся типов творческих индивидуальностей. Он необходим как био(психо)социальный инструмент развития человечества, также требующий включения в процесс эко-гармоничного синтеза всех форм духовности народов мира, – и для выполнения своей фундаментальной регулятивной функции – стимула к эко-творчеству, и посредством этого снятия и их, и своих собственных ограничений.

Очевидно, буддизм, как форма особого, женского, в т. ч. японского типа культуры, обладая свойством особого творческого био (психо) магнетизма, способствующим вовлечению в созидательный процесс всех поло-возрастных групп населения Земли и типов творческих индивидуальностей, обеспечивает, в результате происходящего на этой основе эко-гармоничного этно-синтеза, условия и для порождения творческой индивидуальности высшего ноосферно-духовно-творческого типа, и для духовного самообогащения, открывающего путь к повышению творческих потенций и их развития всеми людьми.

Такое понимание особо значимо для понимания Женской специфики традиционной культуры Японии, а также Японо-Руссии – при уже осознанно полагаемой культуре последней посредством Живой: Женской и интеллигентно-Мужской логик.

Женская творческая индивидуальность, или женский вариант творческой индивидуальности будущего, Богочеловека, Богоматерь. Фундаментальные основания для самой постановки данной проблемы созданы Востоком, прежде всего буддизмом, а значит, и синтоистски-буддистской Японией. А реальным идеалом Ж.т.и. был Будда, образ которого часто трактуют как обоеполый (Белая и Зеленая Тара). Вообще говоря, Женская творческая индивидуальность исторически и логически есть продолжение-развитие изначальной творческой индивидуальности, смысл которой состоял в осознании человеком себя как творения Бога и Божественной Природы: Земли и Неба. Исторически этот тип творчества, буддизм, действительно вышел из язычества, – из его наиболее рафинированной формы – брахманизма. В Китае, Японии он получил распространение как развитие однотипного с ним даосизма и синтоизма, почти сливаясь с ними, но все-таки не во всем. В чем же развитие? В чем именно буддизм как женский творческий потенциал развивает синто (даосизм и язычество в целом)?

Естественно, био-основанием этого процесса является само био-различие ребенка и матери, – которое не автоматически, но с определенной долей осмысленности ведет и к различению двух разных, но не противоположных друг другу видов творчества, творческой индивидуальности; становящийся – творимый человек творит себя, и через себя – остальную жизнь, а женщина творит иную жизнь, и через нее – также и себя как творческую индивидуальность. Итак, человек-творение Природы скорее берет, чем отдает, а женщина скорее «отдается» своему творению, чем берет у него.

В этой связи надо иметь в виду, что если исходить из Экософии культуры, человек-дитя экологичен по факту своего порождения Жизнью, женщина тоже экологична, но по-иному: не столько по генезису, сколько в соответствии с основной функцией сотворения жизни. Это сотворение порождает основной принцип буддизма, как сути психосоциокосма женщины, – сострадание, вплоть до полной самоотдачи, саморастворения в своем творении, что и является реальным жизненным смыслом творчески-нравственного удовлетворения, илинирваны. И, кроме того, процесс творения человека идет в общем-то как индивидуальное общение, а женский тип творчества предполагает-полагает его как сотворчество, творческое, как минимум, трехстороннее общение, – что создает необходимость и в социальном общении (как минимум, в масштабах общины буддистов, сангхи со специфической формой межличностного общения). Индивидуальное эко-общение перерастает в эко-социальное общение, что во многом и определяет специфику женского типа творчества и женской творческой индивидуальности, женского типа общения, характеристики которых (в их условном тождестве = развитии предыдущего комплекса качеств) развивает и японская лирика и вся японская культура в целом. Поэтому свойства эко-общения суть качества и женского творчества тоже.

На этой основе дадим характеристику японской лирики-культуры:

1) эко-общение прежде всего биологично, оно есть общение двух живых существ (человека и Природы);

2) каждый акт эко-общения уникален не в меньшей мере, чем уникально живое существо как его сторона, основание и источник;

3) эко-общение есть активное взаимоотношение по-разному активных сторон-систем, не ограничиваемое субъект-объектным отношением;

4) эко-общение взаимно в любви, доброте, красоте, мудрости и других позитивных качествах. Помимо поэзии наиболее близки к этому экофильному общению такие виды творчества, как икебана, живопись, чайная церемония…;

5) как и жизнь, эко-общение имеет особую геометрию: его стороны несимметричны друг другу. Эко-общение основано на взаимном дополнении двух принципиально разных, но не враждебных друг другу сторон, составляющих специфическую бинарную систему, состоящую из относительно самостоятельных подсистем;

6) эко-общение постоянно в своем непостоянстве, как непостоянна сама Природа. Сколь бы ни был уникален каждый миг этого общения, само оно постоянно и неизменно. Оно пронизывает всю жизнь человека.

Эти свойства эко-общения как целого, будучи по генезису свойствами Природы, все же не сводимы к этим последним (имеются еще специфические свойства эко-общения, которые не сводимы к свойствам Природы, хотя и выводимы из нее). (См. также [477, с.215]).

Японская лирика говорит, конечно, и о трехстороннем, и о многостороннем общении (Природа, друзья, родные и я), но никто (и ничто) непротивостоит непосредственному общению-с-Природой. Никакой предмет не «заслоняет» ни человека, ни Природу. Человек, конечно, «удваивает» себя в предмете, но обычно не противопоставляет последний ни себе, ни Природе.

Японская лирика чужда такому «утроению», «усложнению» эко-общения. В ней нет никакой вычурности, надуманности. В частности, у Кавабата Ясунари всегда была живая связь человека с предметами; в предметах ощущалась жизнь самого художника. В японской лирике предмет сливается с Природой:

«Долгий вешний день! // Лодка с берегом неспешно //
Разговор ведёт»
(цит. по: 522, с. 197)

Передавая эти особенности японской лирики и культуры в целом, заметим, что основным свойством собственно эко-общения выступает его непосредственность, неопосредованность предметным миром человечески-античеловечно-экофобной цивилизации как культуры потребительства: предметный мир на Востоке не противопоставляется человеком ни себе, ни Природе. Кавабата Ясунари, в частности, очень метафорично выражает свое представление о единстве мироздания, указывая на то, что действительно лежит в его основе, как и в основе присущих его составляющим – макрокосму и микрокосму – отношений:

«Если у вселенной одно сердце, //
Значит, каждое сердце – вселенная.»[176, c. 318]

Это сердце не может делить свою любовь к Природе по частям, вместе с тем «любовь к Природе всегда взаимна!» [477, c. 216]. Гармоничность эко-общения вытекает из поэтично-любовного восприятия Природы: человек, будучи частью Природы, испытывает на себе любовное ее отношение к своим творениям. Но и он сам наделен тем же отношением к жизни, что и вся Природа. Такая эко-гармония во всем ее многообразии пронизывает всю японскую поэзию-культуру. Ее выявление и есть реальное развертывание основной аксиомы традиционной японской культуры.

Как многообразна Природа, так многообразна и гармония с нею. Ярчайшим примером этого является любовь между мужчиной и женщиной, которая, по словам Томиэ Охара, всегда неповторима и складывается по-разному («на десять тысяч ладов»). Но этот же принцип понимания разнообразия форм любви-гармонии свойственен и сфере эко-общения.

Очевидно и то, что превалирование женского начала в мужчине-носителе синто-буддийского духовной традиции не ведет к эко-катастрофе, но, вместе с тем, все-таки препятствует его общему творческому развитию. Поэтому-то столь важна локализация, или некоторое снижение уровня претензий женского начала в общем творческом потенциале Японии. Это позволит более полно и системно развивать и специфику каждого типа творческой личности, ныне как бы «размытых» по всему спектру личностного потенциального многообразия, или творчески-личностной «палитры», преимущественно Женской японской культуры. В частности, излишняя «феминизация» детства (и детского начала в творчестве) наиболее ярко видна в следующей танке:

«Ах, если б этот мир похож был на цветок,
И каждую весну рождалось бы былое!
Но нет, увы… // Мир бренный не таков:
Что раз прошло не возвратится боле»
Неизвестный автор [506, с. 85].

Здесь видна особая фетишизация – приписывание Природе своего отношения к ней. Повтор вызывает радость лишь в тех культурах, которые ориентированы на прошлое, но – досаду, даже скуку и прочие негативные чувства у творческих индивидуальностей, ориентирующих себя на постоянную смену настроений, на непрерывный поиск нового в былом. Обусловлено это различие тем, что лишь женщина биологически ориентирована на постоянство, стабильность в развитии. Мужчина и ребенок ориентированы на перемены, поиск нового, развитие-обновление. Именно эти свойства должны быть позитивно эмоционально, нравственно, эстетически окрашены.

О переносе «женского подхода» на сферу, где более подходящей является Мужская (интеллигентная) логика, говорит следующая установка японской лирики: «Горесть жизни ощущается благодаря тому, что всякая радость, да и все в мире, преходяще; об этом говорит образ струй реки Ёсино: сейчас они текут здесь, перед глазами; один миг – и они скрылись в далеких горах.

«Будешь дальше течь, // И отсюда далеко
Спрячешься в горах… // Только ты одна, река
Ёсино? Иль в мире всё?» (цит. по: [506, с. 165]).