Ловушка для Боба

– Да, русская, – радуюсь диалогу, как ребёнок. – Не подскажите, как пройти к отелю «Виллануева»?

– А, «Willanueva?» – переспрашивает мужчина и показывает на соседнее здание. – Aqu?.

– Это здание? – не верю, что меня правильно поняли.

– Si, si, – радостно кивает он.

Ничего не понимаю. Не вижу ни входа, ни названия на фронтоне, ни таблички. Да и улица незнакома, не сюда подвозил меня Громов. Но уборщик активно жестикулирует, показывая, что дом нужно обойти. Потом видя, что собеседница из меня никакая, бежит вперёд и сворачивает за угол. Я – за ним. И тут вижу ярко освещённый вход и узнаю колонну, за которой пряталась от капитана.

– Спасибо! Спасибо! – кричу мужчине.

Он отмахивается, но пальцами делает характерный жест, прося чаевые за услугу. Я вытаскиваю мелочь из кармана, подбегаю к нему и целую в щеку в качестве бонуса.

В холле ничего не изменилось за время моего отсутствия. Моя сумка скромно стоит за диваном. Я встречаю ее как давнего друга, правда, без поцелуя.

– Синьора, – подзывает меня девушка на ресепшн. – Вам записка.

Английский язык мне более близок, чем испанский, его я понимаю и на нем я могу говорить. Дежурная по моей просьбе звонит в таксопарк, узнает номер машины и предупреждает о моей потере.

– Ваш телефон привезут в отель, – радостно улыбаясь, сообщает она.

От облегчения, что патовая ситуация разрешается так легко, я забираю ключи от номера и записку, которую тут же сминаю и выбрасываю в урну, подавляя на корню желание прочитать ее.

Ничего не хочу знать! Наверняка, не дозвонившись до меня, босс таким образом прислал дополнительные инструкции.

Обойдется! Больше никаких приключений! Завтра лечу домой!

Увы, не зря существует поговорка: «Человек предполагает, а Бог располагает». И назавтра для меня начинается ад…

Глава 8. Богдан

Как вернулся из испанской забегаловки, куда я сбежал, ненавидя себя, Паскевича и окружающих, не помню. Просто провал в памяти. Кажется, только что мчался по полю, а уже лежу на кровати, а кто-то трясет меня за плечо.

– Боб, вставай! Тревога!

– Где? Как? – распахиваю сонные глаза, но ни черта не вижу, сплошной мрак.

– Поднимайся, Иваныч всех собирает в холле.

– Черт! Погоди, – сажусь, растирая глаза, пытаюсь разглядеть время. – Блин! Какого хрена! Шесть утра! Рано же! Дай поспать!

Спросонья ничего не понимаю. Вроде бы нахожусь в своей комнате, на кровати, но почему одет? Снова падаю на подушку и ногой пинаю капитана, но Мишка не сдается.

– На том свете отоспишься! – тормошит меня он.

– Отстань! Пока не тороплюсь.

– А пора задуматься.

Громов рывком сажает меня и не дает лечь, как ни пытаюсь. Я трясу головой, но не могу прийти в себя. Во рту словно стадо слонов ночевало, тошнота поднимается волной из желудка.

– Слушай, неужели я вчера так нализался? – закашливаюсь, сухой и шершавый язык едва шевелится во рту. – Дай воды, будь другом.

– Воды? Держи!

Холодный поток опрокидывается мне на голову.

– Спятил? – вскакиваю и с кулаками бросаюсь к Мишке. – В нос хочешь?

– Фу, ну и запашок от тебя! – он машет руками. – Зато ты проснулся. Живо в душ! У тебя пять минут. Все уже ждут.

– Да скажи хотя бы, что случилось?

Мишка толкает меня в спину и отправляет в ванную, но сам не уходит, стоит под дверью, словно караулит, не сбегу ли я.

– Что ты помнишь из вчерашнего? – спрашивает он.

– Помню ушлепка Паскевича, который ударил по ноге, – смотрю на икру и сплевываю. – Блин! Док меня не допустит до тренировки. – Дьявол! Что б его! Урою гада!

– Что случилось? – кричит Мишка. – Кого уроешь?

– Смотри!

Высовываю ногу из-за шторы. Она опухла, по всей коже разлилась болезненная синева. Вчерашняя маленькая точка превратилась в безобразное красное пятно, которое пульсировало болью.

– Ек-макарек! – присвистывает Мишка. – Это уже походит на членовредительство. За такое Паскевичу грозит отстранение на несколько игр. И у тебя явное воспаление. Ты вчера не обрабатывал ногу?

– Нет. Пластырь наклеил, и все.

– Идиота кусок!

– Сам знаю, – хватаю с крючка полотенце и с трудом выбираюсь из ванной. – А главное, не докажешь ничего!

– И не надо доказывать. За нас уже все сделали.

Перестаю вытирать волосы и смотрю исподлобья на друга.

– Ты о чем?

– Шевелись, сейчас все узнаешь.

– Громов, если не скажешь, прибью!

Но Мишка уже исчезает за дверью, оставив меня в мучительных раздумьях. Может, я вчера еще что-то натворил? Иваныч не станет собирать команду так рано утром без весомой причины. На сердце становится тревожно.

Уже подходя к общей комнате, понимаю: проблема за ночь нарисовалась серьезная. Парни громко говорят, перебивая друг друга, иногда срываются на крик.

– Сергей Иванович, предлагаю подать на канал в суд, – слышу голос рыжего Петьки, – на опережение, так сказать.