Ловушка для Боба

– Не могу! У нас тренировочный матч через пять дней! – от ужаса голос опускается до хрипа. – Батя, как ты мог? Это же подло…

Я был готов к любой выходке отца, но эта…

– Ваши матчи никуда не денутся, – чеканит отец. – Охрана за вами приедет через десять дней.

– Ты понимаешь, что наказываешь не только меня? Мы ведущие игроки команды! Нас же выгонят из лиги!

– Это мне совсем не интересно?

Отец отключается, а я стою с рацией в руках и вижу, как мигает последняя красная полоска аккумулятора. Мы с Мишкой срываемся с места и мечемся вдвоём по дому в поисках зарядного устройства, перерываем все шкафы и полки – пусто.

В своём жестоком домострое отец не учёл одного: я давно уже не тот щуплый мальчик, который вбирал голову в плечи от окрика родителя. Футбол закалил характер и отточил стремление добиваться победы любой ценой до совершенства.

Мы с Мишкой ни секунды не раздумывали, что делать в этой ситуации. На следующий день собрались и вышли в путь. Снежные лыжи не нашли, но дорожка с колеями от снегоходов виднелась хорошо.

– Сколько идти? – спрашивает Мишка, вглядываясь в глубину леса.

– Примерно десять километров.

– К обеду управимся, – друг бодро поправляет на плечах рюкзак с припасами и первый ступает на колею.

Его ноги проваливаются до колен.

* * *

– Богдан, закончил растяжку? – окликает меня Иваныч и выдёргивает из горьких воспоминаний, которые иногда ещё настигают меня.

Да и о том, как практически ползли по заснеженной целине, вспоминать не хотелось. К вечеру увидели вдалеке огоньки и прибавили ходу. Становилось так жутко, что постоянно оглядывались и, казалось, что среди чёрных елей мелькают чьи-то глаза.

Вышли на пригорок, с которого как на ладони виднелся нарядный из-за огней посёлок. Ног уже не чувствовали, передвигали их машинально, как роботы. Замёрзли, перенервничали, устали от напряжения и опасности за спиной.

– Боб, а если с горочки бегом? – предлагает Мишка, с тоской вглядываясь вдаль. – Смотри, снега мало.

– Тогда уж лучше кубарем, – шучу я, хотя тоже мечтаю оказаться в тепле и почувствовать наконец защищенность.

Думать о поступке отца не хочу, гоню эти мысли прочь, но уверен, что домой не вернусь ни за что. Разделяет мое мнение и Мишка. Друг вырос в семье, где совсем другие отношения среди родных.

– Нет, можем шеи сломать. Наперегонки.

Мы припустили, постепенно набирая скорость. И тут из чащи послышался вой. Я вздрогнул, обернулся и потерял равновесие. Ноги заскользили по льду, по пути натыкаясь на камни и корни, и я провалился по пояс в яму. Острая боль ударила в голову и вырвалась из глотки криком. Мишка, уже почти добежавший до основания холма, резко затормозил.

Он сразу вернулся, вытащил меня, а потом понёс на плечах до самого посёлка. Как он справился, не представляю, я то терял сознание от боли, то приходил в себя. Окончательно очнулся в местной больнице: перелом большеберцовой кости со смещением.

Полтора месяца в гипсе, потом ещё три месяца восстановительного периода. В июне приступил к тренировкам, а завтра – первая моя игра в сезоне.

Черт! Волнуюсь, как новичок.

Кладу руку на грудь, так сильно колотится сердце. До боли хочется почувствовать адреналин в крови, возбуждение, дикое стремление к победе.

А это невероятное состояние катарсиса, когда ты забиваешь мяч!

Ты теряешь себя, несёшься, как безумный, по полю и кричишь, кричишь во всю глотку до хрипа, до потери голоса…

А вместе с тобой ревут трибуны. И падаешь перед ними на колени, целуешь зелень стадиона, благодаря болельщиков и небеса за пережитые эмоции.

Смотрю на тренера.

– Да, Сергей Иванович, закончил.

– Иди, погоняй мяч в квадрате.

С вечера отключаю телефон, не хочу, чтобы кто-то случайно или намеренно сбил боевой настрой. Первый тайм играю, как зверь. Каким-то чутьем угадываю, куда передадут мяч и несусь в то место быстрее пули. Удаётся забить гол, потом второй. Подъем в душе такой, что впору взлететь. Менеджер сидит на трибуне и в тренерской зоне не показывается.

Но нога даёт о себе знать. Непроизвольно тяну руку к больному месту и поглаживаю. Зоркий глаз тренера замечает это.

– Боб, отдохни немного, – говорит он и выпускает на поле запасного.

Стиснув зубы, наблюдаю за вторым таймом, а он идёт все хуже. Противники забивают сразу два мяча. Сидеть уже не могу, выскакиваю и прилипаю к ограждению.

– Иваныч, выпусти меня, прошу! Иваныч! – зову тренера.

И вот когда до конца матча остаётся пять минут, он оборачивается, пристально смотрит на меня и согласно кивает.

Ура! Мой звездный час! Я сейчас всем покажу, на что способен.

Принимаю точную передачу от Мишки и несусь к вражеским воротам. Противники остаются в стороне. Уже вижу, как вратарь мечется у авоськи (сетка ворот – сленг), заношу ногу для удара и… вскрикиваю от такой резкой боли, что искры из глаз. Нога подламывается, мяч уходит поверх штанги, и падая, вижу ухмыляющееся лицо Паскевича.

Что случилось вечером, плохо помню. В голове осталось только, что хотел нажраться до поросячьего визга от отчаяния. Не мог смотреть в глаза Иванычу, ненавидел менеджера, который развёл руками и выдал:

– Я так и знал!

И главное, мне никто не поверил, что сволочной Паскевич ударил меня намеренно по больной ноге, и что к носку его бутсы был приделан острый шип.

Глава 7. Олеся

Операция по спасению телефона проходит на «ура». Поставив тарелку на нужный стол, я пробегаю мимо кадки, хватаю свой мобильник и несусь обратно. Ноги дрожат от ужаса, спина леденеет, словно ждёт: вот-вот раздастся выстрел.

Но до тощей официантки в шапочке, падающей на глаза, никому нет дела, да и мне пора сказать «Адьоз» этому месту. Выскакиваю на улицу, почти не дыша, сдергиваю с себя униформу и бросаю ее на стул у двери.

Все! Я свободна! Теперь к такси. Надеюсь, дядечка-испанец ещё меня ждёт. Водитель не подводит, я плюхаюсь на заднее сиденье.

– Vamos? – шофёр смотрит на меня в зеркало.

– Vamos! – повторяю я и добавляю: – Go, go!

Кажется, мы друг друга поняли. Машина разворачивается и направляется к отелю, а я облегченно откидываюсь на спинку и закрываю глаза. Неужели получилось? Не ожидала от себя такой прыти.

Наконец могу отдышаться, успокоиться и прийти в себя. Настроение поднимается до небес. Просматриваю запись, и глаза лезут на лоб: вижу то, что не смогла разглядеть под ветками дерева. На ноге Колесникова багровеет огромный синяк. Вот это он и показывал капитану!