Спящий красавец

– И чего с ней делать? Прямо так и жевать?

– Ну-у, – протянул маг, наморщив ум, вспоминая, что там было написано в старом учебнике, – кажется, можно так жевать, но лучше заварить, если есть такая возможность.

– Таки у нас она есть, сия возможность, давай попробуем, – азартно предложила ведьма.

Сол нехотя вылез с нагретого насиженного места и принялся сооружать котелок, попутно перевешивая вещи, чтобы сохли равномерно.

Когда вода закипела, запарили травку. От нагревания она из серой стала изумрудной. Маги с сомнением таращились на подозрительную жидкость с плавающими в ней ядовитого цвета ошмётками.

– Чего-то я того, не уверенна, что это можно употреблять внутрь без риска для жизни, – прокомментировала ведьма.

– Э-эх, была-не была! – Сол выдохнул и решительно отхлебнул из чашки.

Фетка поморщилась, глядя на это действо и моргнула.

– М-м-м! А на вкус это куда лучше, чем на вид. И согревает, – маг удивлённо поплямкал губами, – если через пару минут у меня не отрастёт хвост или дополнительная пара ушей – смело пей! Очень даже ничего.

Ведьма не стала больше ждать и, зажмурившись, отпила горячую жидкость. По телу разлилось приятное тепло.

– И в самом деле, очень даже ничего, кисленько, – подтвердила она мнение Сола, – и сил, вроде как прибавилось.

– Угу-м, – светлый прислушался к своим ощущениям, – посмотрим на сколько её хватит.

– Сол, подай, пожалуйста, орешку.

– Ты, что ли всё ещё голодная? Я, кажется, ничего.

– Да нет, просто как-то непривычно. Вроде, ничего и не ели, а уже и сытые. Охото что-нибудь на зуб положить и похрустеть.

– Грызи, хомяк, – рассмеялся маг, подавая Фете кулёк, – а я пошёл лагерь разбивать.

– Слушай, а совы больше и не видать, – в догон ему пробормотала ведьма.

С Тенью, как раз, всё было в порядке – птица переждала обвал в небе. А вот хозяину её досталось. Марс с Гладом тоже пострадали, но, в отличие от Старха, находились в сознании. Не ожидавшие такого поворота событий разгорячённые преследователи слишком поздно поняли, что сейчас произойдёт. Когда, оценив ситуацию, они, наконец, кинулись искать укрытие, на них уже летело каменное крошево. Воздушнику досталось больше всех. Вот и получалось, что, отследить беглецов птица могла, да только принять эту информацию было некому. Остальные звери в сложившейся ситуации были бессильны и бесполезны. Да и сами маги, чего уж говорить, тоже находились в нерабочем состоянии. Оставалось только приходить в себя, сооружать для Старха носилки и, признавая поражение, тащить товарища и свои помятые кости назад.

А тем временем в старом домишке деревенского знахаря в горячечном бреду метался следопыт. Отвар, оставленный дедом, он, всё-таки, выпил. Мучала жажда. Да и, по здравому размышлению, отравления он не боялся – убить его, имея такое желание, можно было бы и гораздо более простым способом. От напитка его сморило в сон, перешедший в лихорадку. Ревера мучали кошмары. Раз за разом он заново переживал момент гибели Хана. К рассвету следопыт пришёл в чувство. Неимоверным напряжением воли мокрый, обессиленный маг заставил себя сползти с кровати. Он больше не мог находиться в этом доме, в этой кровати. Ярость, ненависть, жажда мести гнали его вперёд – найти тех, кто погубил его друга. Ноги подгибались, перед глазами плыло. Помогая себе руками, хватаясь за стены, Ревер дошёл до двери и выпал на улицу. Утренняя прохлада немного прояснила сознание. Отвязав сонную хозяйскую лошадку, следопыт с усилием подтянулся, затаскивая на неё непослушное тело и пустил шагом со двора. Так она и брела по тихим спящим улочкам, пока маг намётанным глазом, а скорее даже чутьём, определял направление, ведущее к большому тракту. Всё-таки не зря он был лучшим следопытом северного королевства.

Уже совсем рассвело, когда коняжка вынесла его на дорогу. Спрыгнув на землю, следопыт присел, опустил руку в пыль и закрыл глаза, подключая свой магический дар, изо всех сил стараясь уловить след именно ЭТОЙ повозки. Если она ехала тут, то он обязательно найдёт. Ни с какой другой не перепутает и больше не потеряет.

– Вы должны были ехать тут, больше просто негде, – тихо шептал он сам себе, – да-а.

Глаза Ревера открылись, полыхнув огнём горевшей в нём и удерживающей на ногах ненависти.

– Скоро увидимся, – пообещал он своим невидимым противникам.

После относительно спокойной ночи, мы с Сорганом наслаждались остатками вчерашней курицы. Она, кстати, у него получилась на славу. Рысь всё время спала. Один раз только мне удалось напоить её травяным отваром, в остальном своё лечебное дело делал влитый ей эликсир Сола и моя энергетическая подпитка. Впрочем, для таких ранений, выглядела она совсем неплохо. Жара особого уже не было, дыхание ровное и спокойное – она просто дремала и набиралась сил.

– А неплохой из тебя кулинар получился, – похвалила я величество, с удовольствием догрызая крылышко.

Сорган уже налопался и сидел на согретом утренними лучами пятаке, умиротворённо, сыто жмурясь на солнышке.

– Эх, хорошо-то как. Жить хорошо, – ответил он мне, думая о своём, – такое ощущение, что мне всё в этом мире в диковинку.

– Думаю, в твоей жизни во дворце тебе и некогда было уловить прелесть и ценность этой простоты.

Вспомнилась своя собственная жизнь. Я ведь тоже достаточно большую её часть провела в бесконечной гонке. Особенно, когда ну очень важной начальницей работала. А потом как-то резко пришло отрезвление и осознание того, что я словно и не здесь вовсе, и ничего не вижу – пока я несусь со скоростью и напором локомотива, покоряя новые карьерные вершины, сама жизнь пролетает где-то мимо. И все эти красивые статусы как-то разом потеряли смысл и привлекательность. В тот момент я ответственно заявила себе, что не для того меня мама родила, чтобы я моргнула глазом и, вдруг, обнаружила, что уже добежала до своего заката, а в памяти-то ничего толкового, по-настоящему ценного и нет, и уволилась. Честное пионерское. И ни дня никогда об этом не пожалела. Сочинила себе неплохую подработку, да и всё. Вот тогда-то мы и начали с Котом путешествовать. Старые друзья только улыбались, подшучивая над нашим бесконечным медовым месяцем. В самом деле, это было какое-то второе дыхание нашего брака. Мы стали снова вместе, как в юности, близко-близко. Если вы понимаете, о чём я.

– Эх, – глянув на Соргана подумала я, вспоминая робкие заинтересованные взгляды украдкой величества в свой адрес, – может у Александры что с тобой и сладится, когда я уйду. Так-то ты парень неплохой. Ну, да сами потом разберётесь.

Глава 43

Ну всё, пора завязывать с лирическими отступлениями и выдвигаться в путь.

– Твоё величество, давай, однако, лагерь собирать, – вырвала я из глубокой задумчивости своего спутника.

– А? Да, – сморгнул он немножко как-то растерянно.

А я, вдруг, подумала, что он ведь на самом деле – крепкий орешек и большой молодец. И для человека, потерявшего память, держится просто на высоте. Даже неловко перед ним стало за то, что подтрунивала, забывая подумать, а каково ему – человеку, очнувшемуся без воспоминаний.

– Ничего, мы обязательно всё вернём на свои места, – пообещала я ему мысленно, не найдясь, что сказать вслух, погладила по макушке и взялась складывать вещи.

Сорган благодарно глянул на меня, поднялся и молча присоединился к процессу сборов. Минут через сорок мы уже катились по трассе.

– В ближайшей деревне надо обязательно разжиться хлебом и, может, какими овощами, – предложила я, проверяя, на сколько хорошо укрыта от посторонних глаз моя кошка.

– Согласен, – не оборачиваясь ответил Сорган, управляя Храпом.

Ехали достаточно долго, пока из-за поворота, наконец, не показались домишки с уютным дымком над трубами. Свернули с тракта и покатили в сторону села. По пути попалось стадо коров, которое местный пастух гнал на луг. Медленно продираясь сквозь меланхолично бредущих нам навстречу бурёнок, поинтересовались у него, где в деревне торг. Получили ответ, что с рынка народ уже разошёлся, и рекомендации, в каких домах продают яйца, хлеб и овощи.

– А вот у Фроловны, что в зелёном доме по левую руку вон той вона улицы живёт, самое вкусное масло и молоко. Точно говорю. Да, и обратно сюда можете не возвращаться, ехайте всю деревню насквозь – там мосток через речку. А за ним дорога опять на тракт и выведет, – закончил подробный инструктаж разговорчивый парень и зацокал, подгоняя своих неспешных парнокопытных. Мы тоже, наконец, смогли свободно продолжить движение.

Очень даже удачно затарившись съестными припасами, выбрались на окраину села, где и в самом деле обнаружилась живописная речка с несколько хлипковатым на вид узким деревянным мостом. Храп заволновался. Мальва тоже начала проявлять беспокойство. Сорган спрыгнул с телеги и медленно повёл конягу в поводу. Мне тоже было не по себе на этой ненадёжной опоре. Вспомнился подвесной автомобильный мост через Аю из моей собственной жизни. Тоже то ещё удовольствие было карабкаться по нему зимой. Мост тогда обледенел и качался от сильного ветра. Навсегда запомнился запах палёной резины моей верной короллки, взбирающейся наверх. Нет, здесь сейчас, конечно, лето, но тоже как-то высоковато и неуютно.

В заботах и переживаниях переправы мы не заметили всадника, подгоняющего немолодую кобылку вслед за нами к мосту. Первая среагировала Мальва, только Сол шёл впереди и не расслышал, а я не сразу поняла причину её беспокойства, списав его на счёт страха высоты. Когда я, наконец, увидела Ревера, он уже спрыгнул с лошади и, шатаясь, подходил к краю берега, неотрывно глядя на нас. Даже отсюда было видно, как его трясло.

– Со-о-рга-ан! – надрывая связки заорала я.

Он оглянулся и тоже сразу узнал всадника с дороги. Удержал морду Храпа, дёрнувшегося от моего вопля и, с усилием потянул повод вперёд.

А на берегу, следопыт с перекошенным судорогой ярости и боли лицом опускался на одно колено к земле. Храп, каждой клеткой, видимо, прочувствовав весь ужас ситуации, уже без принуждения рванул так, что Соргану приходилось бежать перед ним. Я одной рукой вцепилась в край повозки, другой пыталась придержать Рыську. Телегу трясло так, что солома с очнувшейся кошки летела во все стороны. Собака зарылась в угол за моей спиной.

И вот, рука Ревера опустилась в пыль, вызывая спазм земли. В реку полетели куски глины и камни. Тот край моста повело, но опоры выдержали. Глядя на нас белыми от ненависти глазами, маг взмахнул обеими руками и, сжав их в кулаки, со всей силы ударил ими по земле.

Деревянный настил за нами затрещал и с натужным скрипом поехал в сторону. У меня остановилось дыхание. Сол уже тащил ступившего на твёрдую землю спотыкающегося Храпа дальше от моста, успевая вытянуть с него телегу. А я всё смотрела на трясущегося на том берегу Ревера, как вдруг, пласт земли, на котором он стоял на коленях, с гулким грохотом просел, опадая в реку. Следопыта, словно куклу, швырнуло вниз. Но ему уже было всё равно. Обескровленный потерей фамильяра, он вложил в этот последний удар все остатки своей силы и надорвался. Бездыханное тело мага уносила река. Из ближайших домов высыпал народ. Сорган трясущимися руками ощупав меня, повернул к себе моё лицо и что-то кричал. А я всё никак не могла моргнуть – перед глазами стояло искажённое страданием лицо умирающего следопыта. Наконец, шквал эмоцй прорвало слезами. И, клянусь, среди пережитого страха, злости и ненависти к врагу, едва не погубившего мою Рысю, мелькнуло уважение к сильному и, по-своему, честному сопернику и, даже, где-то сострадание.

Не скоро ещё мы пришли в себя. Сорган, сохраняя хладнокровие, подгонял Храпа, увозя нас подальше от этого места. Я укрыла заново Рысь, зарылась к ней и тихо проревелась. А потом, убаюканная её теплом и качанием повозки, уснула. Проснулась от того, что остановились. Вконец вымотанный Сорган загнал телегу в лес на привал. После сна мне стало значительно легче. И опять шевельнулось уважение к моему напарнику, сильно подогретое угрызениями совести. На него больно было смотреть, хотя Сорган и крепился изо всех сил. Даже попытался заняться поиском дров для костра. Я спрыгнула с телеги. К моему удивлению и великой радости, Рыська осторожно последовала за мной. Сделала, пошатываясь, несколько шагов и присела. Сорган с вымученной улыбкой наблюдал за ней.

– Так, что мы имеем? – я, заставив себя быстро мобилизоваться, рассуждала вслух, – Один до смерти заморенный король, собака на грани нервного срыва и только-только воскресающая кошка. Все, я так полагаю, дико голодные. Особенно Рыська, которая эти дни ничего не ела.