Миры Отверженных. Метаморфоза

Конструктор вытащил из своих крыльев трепетавшую бабочку и подкинул её в воздух. Бабочка взмыла вверх и заблестела своими разноцветными крылышками.

– Никакой бабочки я здесь не видел. – Архивариус взмахнул крылом, и сверкнувшая молния испепелила несчастное создание. – Вы даже не представляете, как мне будет трудно исправлять всё это в летописи этого проекта.

Архивариус снова обвёл взглядом присутствующих. – Надеюсь, всё произошедшее здесь останется в тайне. Это в наших же интересах.

– Мы-то будем молчать, главное, чтобы ангелы Начала не разболтали, – крикнул кто-то из хранителей.

– Согласен, – кивнул Архивариус. – Я попрошу нашего собрата хранителя, который привёл их сюда, отправиться и переговорить с ними. Они неглупые и поймут, что это тоже в их интересах. А причину, по которой мы закрыли проект, я скажу позже, мне надо посоветоваться со своими собратьями. Думаю, мне ещё предстоит серьёзный разговор с ними о том, что я мог так подставить наше братство. Простите, я покидаю вас с большой тревогой и надеждой, что мы сумеем достойно выйти из сложившейся ситуации.

Херувимы разлетались в разные стороны в полной тишине.

Оливковый сидел на ветке в совершенно раздирающих его чувствах. Его чудо-бабочка получила высокую оценку среди конструкторов, что само по себе уже было таким неординарным событием среди ангелов Начала. Уж чего-чего, а дождаться сдержанной похвалы от них было сродни невозможному, ну а здесь вообще было что-то из ряда вон выходящее. Конструкторы просто обласкали своим вниманием, всячески расспрашивая его, каким он хочет видеть свой прототип, и максимально корректно внося свои замечания и поправки.

Всё это не могло не тешить тщеславие Оливкового, но ссора с Изумрудным вгоняла его в уныние. Он то ругал себя за излишнюю резкость в общении с другом, то начинал оправдывать себя, что Изумрудным двигало чувство зависти, хотя тот никак не хотел это признавать.

Вроде как бы надо навестить друга и извиниться, но чувство гордости шептало ему, что лучше пусть это сделает Изумрудный.

Оливковый опять достал из крыльев бабочку и нежно погладил её крылья. В этот момент он почувствовал, как сзади него кто-то сел на ветку.

Оливковый улыбнулся и злорадно съехидничал, – Ну что, прилетел извиняться? Понял, наконец, что был не прав? Ну, давай, начинай, я незлопамятный.

– Ещё чего, – произнёс сзади Изумрудный. – Если бы не поручение херувимов, я бы ни за что не появился здесь.

– Какое ещё поручение? – произнёс Оливковый, не оборачиваясь и делая вид, что очень занят важным делом. – У меня и так нет свободного дня, чтобы меня не посещали конструкторы, которые прилетают, чтобы посоветоваться или похвалить меня. Не думаю, что у меня найдётся свободное время на какие-то другие поручения.

– Похвалить? – хмыкнул Изумрудный и скрестил руки на груди. – Да, не думал, что мой друг мог превратиться в такого самодовольного типа. Даже и не знаю, когда ты был действительно настоящий.

– Опять ты за своё, – усмехнулся Оливковый, всё также не поворачиваясь, – завидуешь?

– Чему завидовать? – с сожалением произнёс Изумрудный.  – Думаю, что этому всему твоему отвратному поведению пришёл конец. А появился я вот за чем. Приходил ко мне хранитель и велел передать тебе, что твой проект признан осквернённым и его закрыли, и всем нам велели молчать. И тебе также угомониться со своей бабочкой. И поверь, я не злорадствую, мне искренне жаль своего друга. А того, в кого он превратился, мне совершенно не жаль.

До Оливкового наконец дошёл смысл сказанного другом. Он медленно повернулся к Изумрудному. – Как закрыли? Этого не может быть!

Он замотал головой. – Это неправда, ты всё наговариваешь. Мою чудо-бабочку не могут взять вот так и убить.

Изумрудный пожал плечами. – Можешь мне не верить. Сам все скоро узнаешь от конструкторов. А мне велели передать, чтоб ты молчал про всё произошедшее.

– Нет, ты врёшь, Изумрудный, ты всё врёшь, – Оливковый никак не мог поверить в сказанное. – Ты завидуешь, что я с пятой ступени могу стать даже не на шестую, а на седьмую или возможно на восьмую ступень. Ты всегда подшучивал над тем, что у меня одно пёрышко на крыле серое, мол это изъян, и на белоснежных крыльях ангелов этого быть не должно. А я вот только сейчас понял, что это отметина свыше. Что я не такой как все, и поэтому только я смог придумать двойную метаморфозу, а никто до меня до этого не додумался.

– Как знаешь, а мне сейчас с тобой невыносимо находиться. Я выполнил поручение, и мне здесь больше делать нечего. Изумрудный взлетел над веткой и испарился в воздухе.

Лицо Оливкового искажали злобные гримасы. Он взглянул на бабочку, которая продолжала лежать в его руке. – Нет, я тебя никому не отдам. Мы ещё посмотрим, кто посмеет не дать тебе жизнь. Они все пожалеют, что связались со мной.

Оливковый взмыл в воздух, зависнув на мгновение, и изо всех сил пнул ногой висевшее на соседней ветке яблоко, которое от яростного удара разлетелось по сторонам на маленькие кусочки.

Глава 29.   Суд.

Сивания.

Охрана Муринта привела Яртога на то место, где вчера заседал Совет. Судя по большинству неприветливых лиц горожан, число его сторонников явно уменьшилось. Даже Дендрок ничего не ответил ему, когда Яртог приветственно ему кивнул.

Муринт стоял в центре и на лице его играла ухмылка. – Ну, наконец-то, многоуважаемый Яртог соизволили прийти к нам на Совет.

Слово «многоуважаемый» сивус-бит произнёс в крайне язвительной форме. – Надеюсь, вас не затруднит объяснить уважаемому Совету, что вы делали в такой ранний час на поверхности, за пределами города? И я также очень беспокоюсь о судьбе пленников, которые, согласно законам Сивании, являются моей законной добычей, и об их полной сохранности мне дал слово уважаемый глава Совета, Дендрок.

Муринт выразительно взглянул на старейшину, но Дендрок хранил непроницаемость лица. Сивус-бит снова повернулся в сторону Яртога. – А также хотелось бы услышать, где сейчас ваш племянник, которого мне очень не терпится кое о чём расспросить. Давайте, отвечайте, не заставляйте народ Сивании ждать.

Яртог понял, что ситуация, которую он проигрывал в своей голове, на деле оказалась гораздо сложнее, и его авторитет, видимо, уже не в состоянии защитить его, и потому он решил действовать открыто.

Он повернулся к Дендроку. – Прости меня, старый друг, что я воспользовался твоим доверием, но я не мог поступить иначе. Мне жаль, что из-за этого пострадала твоя репутация, но я сделал так, как посчитал нужным. И это было необходимо, потому что это всё я сделал не ради себя, а только ради Сивании и народа сивусов.

Лицо Муринта приобрело свирепое выражение. – И что же вы сделали такое, что вам приходиться извиняться? Вы можете изъясняться яснее? Где мои пленники? Я хочу видеть их здесь, и немедленно. Народ Сивании хочет видеть справедливый суд и казнь над нашими врагами. Мы требуем крови и отмщения.

Народ на площади одобрительно загудел, и это ещё больше придало уверенности Муринту. – Давайте, Яртог, говорите уже, куда вы спрятали этих жалких тварей и вашего племянника тоже хотелось бы видеть. У нас есть к нему вопросы, и мы хотим услышать настоящую правду, а не эту болтовню про его геройство.

Яртог улыбнулся. – К большому сожалению для вас, Муринт, я не могу исполнить это требование, ибо его невозможно выполнить. Я просто не мог позволить себе полагаться на колеблющееся мнение Совета и сделал то, что считал нужным, и потому сейчас ваши пленники и мой племянник летят на Землю на гефестианском корабле.

Муринт взвыл от ярости и кинулся к Яртогу, но его вовремя остановили соратники. Всё пространство заполнилось негодующим рёвом толпы, требовавшим немедленного суда над Яртогом.

Дендрок встал и жестами показал, чтобы присутствующие успокоились. Спустя некоторое время у него это получилось. Глава Совета повернулся к Яртогу. – Я прощаю вам, что вы воспользовались моим дружеским отношением. И это я говорю, как ваш старый друг, но здесь не стоит примешивать наши личные отношения. А сейчас я говорю, как член Совета. И, как его глава, я не могу вам простить того, что вы сделали. Вы проявили в высшей степени неуважение к мнению членов Совета глав городов, самолично взяв на себя его функции. Более того, вы сделали то, что можно было бы охарактеризовать как предательство.

– Да это и есть настоящее предательство, и никак по-другому это не назвать! – выкрикнул Муринт, вырвавшись из рук сдерживающих его друзей. – Яртог должен быть предан самому суровому суду! И это надо сделать немедленно, потому что это справедливо!

Толпа опять взорвалась одобрительными криками. Дендрок опять призвал всех к тишине. Но сейчас это ему удалось уже с гораздо большим трудом. – Прежде чем решать, виновен ли Яртог, и насколько он виновен, хотелось бы выслушать его самого, возможно обвиняемый испытывает раскаяние от содеянного.

– Да что нам даст его раскаяние? Зачем нам лживые слова предателя? Да вы хотя бы посмотрите на его довольное лицо, о каком раскаянии вы вообще говорите? – продолжал исходить злобой Муринт.

Яртог повернулся к Дендроку и слегка улыбнулся. – Да, я доволен, мой друг. Я сделал то, что считал важным, ради моей родной Сивании. И я поступил бы также вне зависимости от вашего сегодняшнего решения. Вы просто не знаете многого, и я не хотел бы говорить это здесь, но если вы хотите знать, то единственное, что я могу сказать, так это то, что сейчас мой племянник Деондам выполняет задание, самое важное, на мой взгляд. Важнее его нет сейчас ничего.  Он должен отыскать одного жителя той планеты, – Яртог сглотнул пересохшим горлом, – точнее, одну маленькую девочку. От успеха этих поисков зависит решение всех наших проблем, я в этом абсолютно убеждён. От этого зависит судьба всей нашей Сивании. И это всё, что я могу вам сказать.

– Да этот старик просто выжил из ума. – Муринт расхохотался и развёл руками. – Я не понимаю вас, жители славного города Тибор. Столько лет умудриться не видеть, что вами правит старый, выживший из ума сумасброд.  Да я такой ахинеи никогда не слышал. От какой-то маленькой девочки зависит вся наша судьба.

Муринт резко прекратил смеяться. – Я считаю, нет, я требую, чтобы этот предатель понёс заслуженную кару. А за предательство у нас только одно наказание, согласно законам, писанным нашими предками.

Муринт вскинул руку. – Черви, черви, черви! – Толпа его сторонников подхватила этот призыв. – Черви, черви! Отдать предателя червям на съедение!

Дендрок поднял руку, опять призывая толпу к спокойствию. – Мы не можем выносить решение согласно сиюминутным эмоциям, думаю, надо всем успокоиться.

Муринт проорал в толпу. – Нас призывают успокоиться, в то время как мы хотим только справедливости! Разве мы не вправе на неё рассчитывать? Разве мы требуем невозможного? Мы требуем голосования. Требуем справедливости. Налицо нарушение основных законов Сивании, а нас хотят убедить в обратном. Нас, сивусов-битов, всё время обвиняли в том, что мы всегда были в оппозиции, и это было правдой. Но, заметьте, мы, не согласившись с общепринятым мнением, тем не менее подчинялись ему. А сейчас я хочу лишь соблюдения законов, или я не имею на это права? Разве я прошу чего-то незаконного или несправедливого, уважаемые члены уважаемого совета?

Муринт произнёс последние слова, явно с издёвкой, и уставился на Дендрока. Сивус-бит явно был в ударе и нашёл именно те слова, которые дошли до сердец всех слушателей и толпу уже было не остановить. Она была полностью на стороне бита.

Дендрок подавленно махнул рукой. – Хорошо, давайте голосование, – и тут же опустился на камень.

Муринт усмехнулся и повернулся к толпе. – Кто за то, чтобы предать Яртога казни в виде съедения его песчаными червями?

Поднялось пару неуверенных рук членов Совета. Но толпу это не устраивало, и она, разгорячённая Муринтом, давила своим непрекращающимся рёвом на голосующих. И руки постепенно начали взмывать вверх. Вскоре их оказалось подавляющее большинство.

Толпа одобрительно взревела. Муринт победно вскинул вверх руки. – Не старайтесь, Дендрок, ваше мнение и мнение меньшинства нам уже неинтересно. Результат и так очевиден.