Полетим… и мы – полетели…

Считается, что свое страшное название башня получила в сталинские времена.

Меж тем существует несколько противоречащих друг другу легенд по этому поводу.

Первая – «Башня смерти» названа в народе так, потому что в ней тайно расстреливали людей.

По другой легенде, ее строили пленные немцы после войны. Где эти немцы, неизвестно. Говорят, что расстреляны тут же и захоронены в глубоких подвалах Башни…

Некоторые объясняют зловещее название Башни смерти тем, что она была построена в нехорошем месте, что и предопределило ее репутацию. Действительно на месте главного областного управления МВД когда-то было кладбище, на самой опушке леса.

Распространенный сюжет рассказов об этом здании, объясняющий ее название – самоубийство заключенного, бросившегося с Башни и разбившегося. Так в жаркий летний день на самом последнем этаже Башни следователь допрашивал преступника. Окно в комнате было открыто. Преступник взял да и выпрыгнул, следовать успел выстрелить, поэтому преступник упал на землю уже мертвым. Да он все равно бы разбился. Люди видели это и стали называть ее Башней смерти.

Я думаю, что Безумные монахи лишь рассмеялись, поведай я им все эти истории, ну если они вообще умеют смеяться.

На мой вопрос, почем Башню смерти называют так, они отвечали, что эта Башня для них символ Закона. А главнейший закон, есть Закон смерти.

– Мы служим Башне смерти, смерть для нас не зло каким ее видите вы – люди, она порядок, столп призванный сохранить равновесие, это закон бытия, кара для отступников, преступивших черту, конец и начало пути, великое таинство поглощения времени вечностью.

Дана говорит, что: – Башня смерти – древний зороастрийский символ. Давно, еще до того как они перешли в нижний мир, до прихода вогулов и татар, задолго до того как русские узнали об этих землях, живущие в Рифейских горах зороастрийцы, прежде всего, считали нечистым само тело человека, которое ни в коем случае не должно было после гибели своей портить землю. Даже к умирающему, они относились настороженно и отчуждённо. Как правило, рядом с ним сажали собаку, чтобы та силой своего взгляда отгоняла Падших, которые жаждут завладеть и телом и душой усопшего. Испытываемое к человеческому трупу отвращение исключало погребение в земле или сожжение на костре – оба метода не позволяли избавиться от останков быстро и чисто. По этой причине племена зороастрийцев поднимали тела усопших в специальные «башни молчания» – дакхмы, или Башни смерти. Они были похожи на большие полые трубы – без крыши и окон, однако с глубоким колодцем посредине. Вокруг колодца в три ряда шли «воздушные гробы», открытые всем ветрам и птицам. Первый ряд – для детей, второй – для женщин, третий – для мужчин. Эти круги назывались рядами «добрых поступков, нежных слов и чистых помыслов. Три великих добродетели соответствия….

Жившие рядом с нами местные уральские племена позаимствовали сей сакральный обычай, но делали все проще, просто хоронили своих мертвых в кронах высоких сосен.

Я думаю, что Башня – это путь, который побеждает боль, боль которая, возникает от того, что мы желаем стать тем, чем мы не можем быть, но просто молчу, понимая, что подобные мысли появляются лишь от усталости тела и падения духа, Путь не может быть сам по себе, он теряет смысл всяческий функционал, если по нему не идти….

Тяжел наш путь мы идем…. Перебираясь вброд по пояс через ледяные реки, спускаемся в заполненные тьмой ущелья, рвем остатки одежды, протискиваясь в каменном лесу между того, что две-три тысячи лет назад было деревьями и кустами, провалившимися вглубь земли и окаменевших.

Пророчества Кассандры начинают сбываться, сначала нас атакуют десяток змееголовых с кривыми серпами в когтистых перепончатых лапах. Первые из достигших нас убийц по найму. Кажущиеся братьями близнецами – Безумные монахи достают и надевают друг другу на голову кожаные повязки, закрывающие глаза, в их руках появляются парные мечи-акинаки, подобные носила Дана, пока не отдала один из них мне. Монахи и змееголовые бьются вслепую и молча. Рыжеволосая воительница похожая на ангела с одним крылом, говорит, что: – Змееголовые, способны зачаровать своим взглядом, поэтому так нужно… Меж тем, бой длится недолго, Безумные монахи, действуя в паре, словно одно четырехрукое существо, в танце смерти, перетекая из одной стойки в другую, так что не успеваешь это заметить или ощутить не более чем за пятнадцать ударов моего сердца положили всех из десяти напавших.

Затем, когда мы подошли к скалам, похожим на окаменевших велетов, к нашим ногам воткнувшись в каменистую почву, упали четыре стрелы с искусно выкованными в форме листьев наконечниками и белым оперением. Первое предупреждение, тех, кто слишком высокомерен, чтобы стрелять из засады в спину.

Дана скидывает свой плащ и выходит, раскинув единственное имеющееся у ней крыло.

Пара мгновений и раздается звук рога, не знаю почему, но я понимаю, что напавшие на нас эльфы решили уйти…..

Через пять часов тяжелейшего пути Безумные монахи, достав из за спин боевые посохи, отгоняют от нас грозно ревущего огромного зверя, больше всего похожего на древнего трицератопса, непонятно каким образом занесенного сюда.

Между тем, даже неуязвимые монахи начинают сдавать, и мы останавливаемся на ночлег в небольшой уютной пещере, путь в которую перекрывает струящийся сверху водопад и озеро внизу с хрустальной солоноватой на вкус водой цвета мурена.

Мы с Данной, падаем прямо на камни, а монахи разжигают костер.

Башня уже близко, мы дойдем туда утром.

Греем руки у костра, Безумные монахи пускают по кругу фляжку с чем-то похожим на терпкое пиво, уже после одного глотка усталость уходит, лишь легкое дрожание в руках и ногах.

Монахи молчат, а Дана рассказывает о кудах, поклоняющихся спящим неживым не мертвым. – Однажды, – вещает она, несколько кудов изгнанников живших в верхнем мире далеко на Западе, положили в волшебный хрустальный гроб свою отравленную злой ведьмой невесту, чтобы когда-нибудь попытаться вернуть ее к жизни. Год они молили Богов о ее воскрешении и стерегли покой спящей красавицы – невесты, но однажды перепились, а когда проснулись, увидели, что хрустальный гроб пуст…. Проезжавший мимо принц оживил ее с помощью обычного поцелуя и увез с собой в дальние земли, с тех пор куды ненавидят и проклинают всяческих принцев, – улыбается Дана.

– Я знаю эту сказку.

– Сказка, – грустно улыбается рыжеволосая дева воительница, похожая на ангела с одним крылом. – Для тебя это все еще сказка…?!…

– Не знаю, – отвечаю я. – Я знаю, что лет двадцать назад один мой преподаватель, серьезный, в общем-то дядька, рассказал нам историю, о том, что когда в Перми начали создавать зоопарк и осваивать территорию – ближе к порту, в открывшемся в земле склепе с ведущим неизвестно куда подземным ходом нашли стеклянный гроб. А в нем… красавица, наверное, купеческая дочь, причем как живая. Воздух в гробу как будто был полностью откачен, и неграмотные работяги решили его открыть… Красоты, как не бывало, тело, будто мгновенно подверглось разложению.

– Я знаю, – говорит Дана. – Куды тогда здорово разозлись, и рвались мстить… к вам наверх…. С большим трудом старейшим удалось их остановить. – И если тела твоего друга не будет в капище Чернобога у источника мертвой воды…. Черный волк никогда не ест мертвечины, лишь убивает…, то наверняка следует искать его у кудов. Я слышала там, в городе Потерянных душ, когда ушла от вас, про то, что у кудов поклоняющимся спящим неживым не мертвым появился новый фетиш – молодой темноволосый юноша, чья душа застряла между жизнью и смертью.

Ро Дана переводит свой взгляд от пламени костра к монахам застывшим у входа в пещеру, один из них, никак не могу их различить, кивает.

– Пойдем, наберем воды из озера и заварим чай из трав в котелке, – зовет меня рыжеволосая дева воительница с одним крылом, так похожая на ангела…

Я иду… и когда монахи оказываются за моей спиной, чувствую мгновенный удар чем-то тяжелым по своей голове, холодные звезды в глазах, и мир гаснет.

Очнулся во тьме, думаю, что умер, но так болит голова, что приходится согласится с обратным, все хуже, намного хуже, связанный по рукам и ногам прочнейшим шнуром из шелка я лежу в помещении похожем на келью монахов, это все что мне удается разглядеть в свете лучины под низким потолком, она тлеет в бронзовом держателе – голове оскалившегося пса, такой набалдашник я видел на боевом посохе одного из Безумных монахов, значит это Башня смерти и все что со мной происходит больше всего похоже на обычное предательство.

Гудение в ушах от полученного сотрясения мозга постепенно проходит, и я начинаю слышать голоса, там за деревянной дверью.

– Мне пришлось это сделать, отец настоятель, – голос Даны.

– Да девочка… мы все служим свету, и во имя памяти о твоем великом отце… о только не плачь… ему бы не понравилось это… я помогу тебе обменять сего пленника из верхнего мира на твоего кровного брата… таков Договор, что ты заключила с Бессмертным через Кассандру?… – звучный голос неизвестного мне человека.

– Да, отец настоятель и мне…..

– Тебе стыдно, но стыд удел слабых, будь сильнее…

– А справедливость?

– Да мы попираем ее, но великая цель спасения твоего народа, возможно последней надежды человечества, когда придет момент его окончательного заката, стоит того.

– Предательство ничего стоит, – отвечает рыжеволосая дева с одним крылом, так похожая на ангела.

Голос неизвестного мне – молчит…

Дверь в келью открывается. Я закрываю глаза, в них свет желтых свечей, которые держат в своих руках Ро Дана и древний старец с длинной белоснежной бородой, одетый в одну лишь набедренную повязку из мешковины и кожаные сандалии, зато он с ног до головы покрыт татуировками, тут и крылатый пес, и рыба – меч, драконы, тигры, кресты, солнце, и еще… множество человеческих глаз.

– Прости…., – произносит когда-то похожая на однокрылого ангела рыжеволосая дева – воительница.

Мне так хочется сказать многое о ней, ее родственниках до седьмого колена и мудрости тех мудрецов, к которым имеет принадлежность ее видимо проклятый род, но во рту моем кляп – кусок достаточно чистой холстины бережно примотанный шнуром к голове и поэтому я только мычу, возмущенно как это только возможно.

– Мы ничего не имеем лично против тебя Предназначенный пути война, просто сложилось так… Тебя накормят и дадут отдохнуть этим днем, хоть здесь и не бывает ни дня – ни ночи, только часы, которые призваны их обозначить в пространстве… Падшие, посланные Бессмертным придут в ночной час, мы обменяем тебя на мосту у ворот в обитель. – Они не посмеют напасть, это видимо относится уже к предавшей меня Дане.

После их ухода, два монаха как братья близнецы похожих на сопровождавших нас из города Потерянных душ, приносят мне миску грибной похлебки, лепешку и стакан чая в битой эмалированно кружке.

Я отказываюсь от еды, потому что, ничего не хочу, совершенно ничего. Закрываю глаза, пытаясь уснуть и к моему удивлению, решаю это сложную задачу.

Сплю и вижу стоящую на скале и окруженную бездонной пропастью обитель Безумных монахов, круглую – похожую на вытянутую трубу усыпанную множеством узких окон – бойниц – очень высокую башню, она совсем не похожа на ту Башню смерти, что высится над ней под слоями земли. Над пропастью реют десятки хищных птиц: соколы, коршуны, сапсаны и неведомые мне птахи, являясь еще одной линией обороны. Через пропасть к башне перекинут каменный арочный мост без перил, шириной в три локтя. На мосту стоят вооруженные кривыми мечами одетые во все черное существа, за спиной их черные крылья, вместо глаз красный огонь, почему-то я понимаю, что это Падшие, и они явились за мной. Один из них открывает свою пасть усыпанную тонкими острейшими иглами зубов, высунув змеиный язык: – Ты нашшшш, нашшшш…– слышу я в своей голове, и решив, что с меня хватит, теряю сознание, выпав из сна или страшной реальности. Бессознательно ощущаю, что лечу, только не вверх, а вниз… туда, куда бы никогда не хотел попасть.

Ключ от всех дверей. Черный волк и мертвая вода 19 и 20

Видимо это моя планида который раз открывая глаза, понимаю, что лучше бы я этого не делал… я снова пленник, вернее мое положение не изменилось, по форме, а вот его содержание вызывает панический приступ… и я кричу во все горло, до хрипоты и потери голоса, благо кляпа во рту уже нет, только тяжелые цепи на руках и ногах. Это уже не похоже на келью монахов, обычная тюремная камера, такая, какой ее описывают в историях про Торквемаду и Великую инквизицию: каменные стены заросшие плесенью, сырой пол и кучка сгнившей соломы, то на чем я лежу, мое воображение уже успело нарисовать, то, что находится за дверью, низкий и узкий коридор, с чадящими факелами через каждую сотню шагов, далее – большое помещение пыточной со стенами, в которые вбиты крюки, на них развешаны пилы, щипцы, плети и другие орудия пыток, в углу очаг для того, чтобы калить железные пруты, все, чтобы причинить боль и не дать просто так умереть.

Конечно, я помню про ключ….но это столь удачное приобретение, совершенное на ярмарке Безумных монахов в данных обстоятельствах является лишь дополнительной пыткой, насмешкой судьбы или того, кто отправил меня в это место… «Ты сам, сам виноват, – шепчет совесть… а я говорю, чтоб молчала…. Не верю я больше в случайность…»