Кельт-Адас даже не замедлил шага, Агрон же на секунду остановился и, бросив на Алекса короткий взгляд, веско обронил:
– Доверься ему, и делай так, как он говорит.
– Почему? – воскликнул Алекс, но, тем не менее, вновь зашагал следом, – Почему я должен ему доверять? Мы знаем его меньше суток!
– А меня ты знаешь чуть больше. И что? – возразил Агрон, – Я не доверяю никому, и Кельт-Адасу в том числе… Просто если ты оказался в бурном потоке, то нет смысла пытаться плыть против течения – все равно не удастся. Ты можешь попытаться грести к берегу, а можешь просто довериться течению, если тебе все равно нужно двигаться в том направлении, куда оно тебя несет. В этом случае тебе остается лишь молить Арктара о том, чтобы на твоем пути не оказалось подводных камней или водопадов.
– Хорошо сказано, Агрон, – усмехнулся маг, – Я и не думал, что среди орков могут оказаться философы, не уступающие жрецам огненных храмов.
– Ты плохо нас знаешь.
– А может быть ты объяснишь мне, какое отношение это все имеет ко мне? – зло спросил Алекс, – Течения, водопады и твоя философия?
– Я – твой бурный поток, – ответил за Агрона Кельт-Адас, – И ты можешь плыть по течению, а можешь уйти в сторону. В древних книгах, оставшихся от твоего народа, я читал выражение, которое когда-то давно было в ходу у людей. "Попала нога в колесо – пищи, да бежи!" Так что пищать ты можешь сколько угодно, но не сейчас. Потому что через несколько минут мы войдем в пещеру, и я не хочу, чтобы ее хозяин слышал этот писк.
Алекс умолк, кажется только сейчас увидев перед собой вход в пещеру, от которого его отделяло уже не более полусотни метров. Агрон же не просто видел, но и ощущал ее, с каждым шагом все явственнее чувствуя исходящую из пещеры магию… смертельную магию.
– Ты уверен, что ее обитатель – жив? – спросил он у мага, – Ну, в смысле, что он – не нежить?
– Уверен, – ответил огневик, выступая вперед с явным намерением войти в пещеру первым.
Вход в нее был идеален. Как для того, чтобы войти в пещеру, не пригибаясь и не шоркнув боками по выступающим камням, так и для того, чтобы держать в ней оборону от любого, кто попытается прорваться внутрь. Агрону не хотелось думать о том, что произойдет, если обитатель пещеры окажется не совсем дружелюбно настроенным… будь он вооружен хотя бы луком и стрелами, или метательными топорами – они умрут прежде, чем успеют разглядеть в темноте каменного провала, кто именно пустил в них смертоносный металл.
– Мы пришли с миром, – провозгласил Кельт-Адас, без малейшего колебания шагая в темный провал, и Агрону, как и следовавшему за ним Алексу, не оставалось ничего другого, кроме как последовать за ним.
Пещера оказалась темной и извилистой, что еще больше убеждало в правдивости слов Кельт-Адаса о том, что своим жильем ее избрало существо, наделенное разумом. Взять ее приступом, или выкурить отсюда ее обитателя было бы просто невозможно. Агрон шел вслед за магом, освещавшим путь небольшим алым огоньком на верхушке своего посоха, стараясь ни на секунду не потерять его из виду, и спустя пару минут узкий каменный коридор превратился в большой грот, освещаемый тлеющим в его центре костром.
Агрон выступил из-за спины мага, пытаясь рассмотреть того, кто сидел возле костра, поджав под себя ноги, и секунду спустя, когда его глаза окончательно привыкли к тусклому свету костра, отбрасывающему причудливые тени, он вздрогнул, всмотревшись в лицо хозяина пещеры. Алекс же, не только не видевший "в живую", но никогда и не слышавший о некромантах, не смог сдержать испуганного возгласа, и выхватил пистолет.
– А кто-то говорил, что вы пришли с миром… – хрипло произнес некромант, – А я то, старый дурак, вам поверил…
Повелитель нежити был худ, представляя собой не более чем скелет, обтянутый кожей. Его нос ввалился внутрь, зияя на бледном лице черным провалом. Белые глаза, казавшиеся лишенными зрачков, смотрели на гостей исподлобья, и этот взгляд гостеприимным было бы очень сложно. Второй же глаз представлял собой засохшую кровавую кашу, стекавшую по щеке, да так и вросшую в тонкую, бледную кожу.
Ствол пистолета Алекса смотрел некроманту точно в лоб, но его это, кажется, ничуть не смущало.
– Алекс, опусти свою игрушку, – негромко произнес Кельт-Адас, но голос его, многократно усиленный сводами пещеры, прозвучал подобно звуку набата.
– Но ведь он же…
– Что "он же"? – передразнил его некромант, вставая. Ростом он лишь немного уступал Агрону, но при этом был худ как щепка, и казалось, что стоит ему выйти на свежий воздух, как ветер подхват его, и играючи понесет через орочьи степи.
– Что "он же"? – повторил он, вытянувшись в полный рост, и на целую голову возвышаясь над Алексом и Кельт-Адасом, – Он же страшен? Или, быть может, он же похож на ходячий труп? Или ты хотел сказать, он же некромант, и его нужно убить? Ну, попробуй, человек, используй свою игрушку, и увидишь, что произойдет. Добрая сотня эльфов осыпала меня стрелами со своих деревьев, пока я, не разбирая дороги, несся через их лес, но при этом я до сих пор жив, и не собираюсь умирать.
– Он некромант, Алекс, – тем же громогласным шепотом произнес Кельт-Адас, – Но от этого не становится чудовищем… Он зло, но не служит злу.
Нехотя Алекс опустил пистолет, но не торопился убрать его окончательно.
– Так-то лучше, – удовлетворенно заметил некромант, – Вижу, что мой старый огненный знакомец не солгал, сказав, что вы пришли с миром. Присаживайтесь к моему костру, странники. Отдохните и согрейтесь перед дальней дорогой. Вижу, путь вам предстоит неблизкий…
– Ты, как всегда, в курсе всех событий, Далманир, – последовав приглашению некроманта, заметил огневик, – Прошу вас, друзья мои, располагайтесь и ничего не бойтесь. Далманир, конечно, переборщил, назвав меня своим другом, но уж врагами-то мы точно не являемся… В этих каменных стенах никто и ничто не причинит нам вреда. А если попробует…
Между вытянутыми ладонями мага проскочила голубая молния, и его глаза, на миг, сверкнули огнем.
– Твои трюки стары как мир, Кельт-Адас, – беззубый рот Далманира растянулся в подобии улыбки, – Поверь, я тоже могу за себя постоять…
Языки пламени костра на секунду погасли, будто бы втянувшись в разом потускневшие угли, и пещера погрузилась во тьму. Тьму настолько густую, что она казалась осязаемой, холодной и липкой. Эта темнота прилипала к одежде и коже, сковывала движения, и навевала сон, суливший жуткие кошмары, от которых не будет спасения.
Миг, и наваждение исчезло. Костер вновь сверкал языками пламени, отгоняя тьму прочь к стенам пещеры… Только сейчас Агрон заметил, что некромант не отбрасывает тени… Нет, его фигура не была прозрачной для отблесков огня, и они не проходили сквозь него, отражаясь от стен. За его спиной была тьма, но тьма бесформенная, не повторяющая контуры его тела. Тьма, жившая собственной жизнью, будто гигантское чернильное пятно, прилипшее к каменной стене.
– Клан Огня считает, что сила, подчиняющаяся ему – величайшая сила в землях Арктара, – произнес некромант, наблюдая, как Агрон и Алекс осторожно опускаются на импровизированные циновки из травы, лежавшие неподалеку от костра, – Увы, огневики ошибаются. Огонь – сила, могучая сила, с этим я не могу не согласиться. Но огонь предназначен для того, чтобы убивать, а значит он сеет смерть, и служит Смерти. А смерть подчиняется мне!
Бесформенная тень Далманира на мгновение встрепенулась, будто спящий, услышавший свое имя.
– Не стесняйтесь, господа, – сказал некромант, обращаясь к Агрону и Алексу, – Я вижу, у вас в руках то, что могло бы стать едой? Милости прошу к костру, изжарьте этих существ, и угостите старого повелителя нежити. Как вы могли заметить, не смотря на мой жутковатый вид, я жив, в отличие от всех тех, кто подчиняется мне, а значит могу испытывать голод.
Поймав вопросительный знак Алекса, Агрон кивнул. Мол, лучше делать так, как говорит этот маг.
– Во что же я вляпался… – пробормотал Алекс, вставая…
– В бурный поток, – ответил Агрон, – И, похоже, он становится все мощнее и стремительнее с каждым днем.
Агрон лежал на подстилке из травы, ощущая тепло тлеющего костра на своей шкуре. Сон, отчего-то, никак не желал приходить к нему, и дело было вовсе не в природном чутье на опасность, которому орки доверяли едва ли не больше, чем своим глазам и ушам. Нет, сейчас Агрон не ощущал опасности… он чувствовал магию, наполняющую эту пещеру, и, хоть и не понимал ее природы, но знал, что магия эта сильнее всего, с чем ему когда-либо приходилось сталкиваться.
"Бурный поток" – сказал он Алексу, и, пожалуй, эти слова и были причиной, мешавшей ему заснуть. Чувство раздвижения границ мира давали на него, мешая сосредоточиться, или наоборот, расслабиться. Этого чувства он не испытывал с раннего детства, и не думал, что орки вообще подвластны ему.
В младенчестве мир ограничивался размером колыбели. В детстве – несколькими метрами вокруг стоянки клана. А затем, когда во время перемещения клана на новую стоянку, Агрон впервые не ехал на запряженной кодоями повозке, а шел в авангарде орков, любуясь бескрайними просторами степи, пришло осознание того, насколько огромен мир. Тогда это чувство расширения границ, чувство своей ничтожности в сравнении с громадным миром, посетило его в первый, и, как ему казалось, в последний раз. Он осознал, что был песчинкой в потоке времени, и примирился с этой мыслью.
Но сейчас, когда неподалеку от него сидели и неспешно вели беседу два великих мага Земель Арктара, Агрон в полной мере осознавал свою ничтожность, и мощь того бурного потока, что увлекал его сейчас по течению судьбы.
Чем была его боевая магия, в сравнении с мощью огня, и несокрушимостью Смерти? Пустым звуком.
Кем был он для этих двух магов, истинных хозяев мира? Мелкой букашкой…
От таких мыслей хотелось сжаться в комок, а еще лучше – оказаться сейчас в своем клане. Признать власть Гимрода, и жить привычной, неторопливой жизнью орка. Охотиться, кочевать с места на место, любить женщин своего клана, и биться не на жизнь, а на смерть с орками из других кланов, позарившихся на женщин Саморов.
С чего он вообще возомнил, что Свитки Знаний окажутся в его руках? С чего он решил, что пройдет хотя бы половину предначертанного ему пути? Хотя бы четверть… Хотя бы десятую часть… Разве может его боевой топор тягаться с магией Далманира или Кельт-Адаса? Никогда…
Сон отказывался забрать его в свои владения, а потому Агрону оставалось лишь лежать на полу пещеры, будучи предоставленным собственным невеселым мыслям, слушать дыхание спящего Алекса, да беседу магов, кажется, не нуждавшихся в сне.
– Сколько лет мы не встречались? – спросил Далманир, – Двадцать? Двадцать пять?
– Что-то около того, – ответил огневик, – Ты совсем не изменился с тех пор.
– Ты же знаешь, бессмертные не стареют. А ты немного постарел, Кельт-Адас… Ты ведь понимаешь, что однажды настанет день, когда ты будешь подвластен мне?
– Понимаю, – ответил маг, и Агрону показалось, что в его голосе проскользнули нотки грусти, – Простые смертные часто спрашивали меня, не обременительно ли это, жить по несколько сотен лет. Я всегда отвечал им, чтобы они не желали себе такой доли, и уж тем более не молили Арктара о бессмертии. Что нет ничего тяжелее, чем видеть, как стареют и умирают твои близкие, как изменяется на твоих глазах мир, а ты остаешься практически неизменным. Наше тело стареет медленно за счет того, что мы подпитываем свои жизненные силы огнем, но старение души не может замедлить ничто. Я прожил треть отпущенных мне лет, но в душе я – глубокий старик… И не смотря на это мне страшно подумать о том, что однажды Смерть накроет меня своим плащом. Я слишком много не увидел, и слишком многого не узнал.
– И не узнаешь… – усмехнулся некромант, – Я уже давно сбился со счета своим годам. Я был стар еще тогда, когда людской народ отправился в свой поход через Туманные горы. Они звали меня с собой! Они говорили, "Что же ты, Далманир, так и собираешься всю свою бесконечную жизнь просидеть на одном месте? Пойдем с нами, окунемся в неведомое! Познаем ту часть мира, которую никто не видел даже во снах!" Я отказался… Скажи, Кельт-Адас, будь у тебя такая возможность, ты бы ушел с ними? С людьми, тогда еще – великими и могучими магами, с которыми не могли тягаться ни огневики, ни даже некроманты?