Мост над рекой Нум-Хет. Повесть

Девушки, переодетые русалками, вскоре заметили молодого человека, впятером они быстро изловили кота, привязали ему голубой и розовый банты на шею, а потом как-то само собой произошло знакомство. Таус гадал, как русалок зовут на самом деле: голоса как минимум двоих были ему очень знакомы, но девушки так разукрасились, что узнать их было невозможно.

Минут через пять, ведя бедного кота на поводке, они одновременно с весёлым шумом протиснулись в двери таверны, причём как молодой человек ни старался проявить галантность, пропуская девушек вперёд, ему не дали, и он очутился в самом центре, со шляпой на одно ухо и с намотанным вокруг запястья поводком. Хозяин с приклеенным носом размером с баклажан (и такого же цвета) провёл их к только что освободившемуся столику, принёс дымящуюся картошку с грибами и пенящийся «аламур», солоноватый бодрящий напиток, который отлично утолял жажду, но которым нельзя было напиться. И ещё официантка в костюме феи с Кельских озёр принесла зелени, сладкой редьки и целый горшок сочных ягод. Она тут же убежала к другим посетителям, а Таус проводил её стройную фигуру в струящемся платье долгим взглядом, за что получил веером по уху от одной из соседок-русалок, которая наставительно произнесла:

– Мне кажется, и тут есть на кого полюбоваться.

Под взрывы смеха молодой человек пытался угадать, кто из них кто. Одна из девушек (кажется, Люминиция) уж слишком напоминала Талину молчаливой таинственностью и тонкими чертами разрисованного лица, а вот у второй (Архелия?) он заметил на тыльной стороне ладони крошечный шрам, вроде бы как у Юмиллы. Но вот голос был не её… Кажется. Её голос был у другой, у Радосветы. Сколько он ни вглядывался в лицо Франчески, так и не смог даже догадок построить, правда, за слишком пристальный взгляд получил меткое попадание ягодой прямо в лоб. Остальным девушкам эта затея понравилась, и Таус вынужден был спасаться под столом. Кот меж тем забрался на стол и вдумчиво поедал картошку с грибами, уже не обращая внимания на свои бантики.

После таверны все вместе отправились в Дворец Белых Облаков, огромное здание, в котором карнавал только начинался, но уже были сотни танцующих и веселящихся. Девушки уединились в своём углу, явно что-то замышляя, а Таус с котом под мышкой, сытым и поэтому послушным, прогуливался по внутреннему балкону третьего этажа, откуда хорошо просматривался этаж первый: перекрытия между этажами были построены не везде. Он углядел, что девушка, которая показалась ему похожей на Юмиллу, вынула телефон и стала писать кому-то сообщения. Это навело его на мысль тоже написать ей. Без особых изысков он, придерживая сонного и поэтому желеобразного кота, одной рукой напечатал: «Ты сегодня прекрасно выглядишь». И отправил Юмилле.

Юмилла, по случаю небольшой температуры решившая пропустить празднование первой ночи Томарии и сидевшая в этот момент дома, с некоторым удивлением прочитала послание, критично себя оглядела (толстый вязаный свитер, плед до подбородка, пуховый платок на шее, вязаные носочки и кружка чая), нашла себя и в самом деле недурной и в ответе поблагодарила молодого человека и спросила, как у него настроение.

Таус, наблюдая за наряженной девушкой, не расстающейся с телефоном, увлёкся и написал Юмилле не меньше дюжины проникновенных сообщений, на которые получил довольно тёплые ответы. Девушка дома скучала, и ласковые слова Тауса немного развлекли её. Довольно быстро она поняла, в чём дело, и написала сестре, нет ли где-то неподалёку Тауса. Юнитта тут же позвонила и, смеясь, рассказала, как молодой человек всеми правдами и неправдами пытался выяснить, кто есть кто, а потом сел рядом с Аймари, очевидно, приняв её за Юмиллу, и делал большие успехи в дипломатическом искусстве, а теперь вот стоит на балконе и кому-то пишет со сверхсветовой скоростью. Решено было пока ни в чём не признаваться Таусу: зачем разрушать сказку?

Внезапно молодой человек вспомнил, что велосипед он оставил ещё у таверны, а потом, слегка ослеплённый очарованием ночных русалок, совсем забыл про него. Он спустился на первый этаж, отпустил на волю кота, незаметно (как ему показалось) прокрался к выходу и припустил через площадь Акаций, освещённую малиновыми фонариками. По площади гуляли парочки и компании наряженных подростков, звучала музыка, но Таусу эта романтика почему-то не казалась близкой.

У таверны стоял старичок Хадоке и задумчиво тёр подбородок, глядя на велосипед – он вообще питал к ним страсть. Хадоке был очень честным человеком, но все знали, что если он где-то поблизости, велосипеды лучше не оставлять без присмотра. Он с некоторым разочарованием поглядел, как Таус седлает велосипед, и пояснил, что захотелось прогуляться, вот он и оказался у таверны. Таус же подозревал, что на самом деле старичка привлёк запах свежесмазанной цепи.

Минуты две Таус, откатившись на безопасное расстояние, раздумывал, поехать ли снова во Дворец или вернуться домой: глаза уже слипались, да и время было около трёх часов ночи. Разум возобладал, кинув спасительную мысль, что девушкам всё равно не до него, и через полчаса молодой человек уже смотрел седьмой сон.

Наутро он услышал за дверью требовательное мяуканье. Кот, кормленый им ночью досыта, каким-то чудом нашёл путь к дому Тауса и теперь сидел под дверью и внимательно глядел на изумлённого молодого человека. «Ничего себе, а говорят, коты не преданные животные», – неторопливо размышлял Таус, оценивая содержимое холодильника. Кот удостоился сосиски с хлебом, после чего благодарно лёг посреди комнаты, где было пятно осеннего солнца, и, зажмурившись, всем своим видом дал понять, что теперь это его законная обитель. Молодой человек, собственно, не возражал.

Позавтракав сам, он отправился по магазинам и едва ли не столкнулся нос к носу с Юмиллой, спешившей с письмами на почту.

– Привет, – сказала она ему, чуть смущённо улыбнувшись. – Спасибо за вчерашние слова, было очень приятно, и совершенно ничего страшного, что в третьем часу ночи. Я всё равно сидела дома и скучала, так что было очень мило с твоей стороны.

– Как сидела дома? Привет, – сглотнув, после паузы опомнился Таус.

Девушка рассмеялась:

– Ну я не виновата, что мы с Аймари так похожи.

Таус залился краской и в полном смущении потёр лоб ладонью.

– Прости. Я думал, это ты…

– Ничего страшного, – сказала Юмилла. – Я же говорю: мне было очень приятно. Проводишь меня до почты?

– Конечно! – воскликнул Таус чуть громче, чем хотел, снова смутился, и чтобы этого не показать, крепко взял девушку за руку, и они пошли рядом.

– Дальше я сама, это надолго, – сказала Юмилла у здания почтамта и испарилась.

Таус вздохнул, зашёл в магазин, набрал еды себе, коту и ещё на всякий случай, обнаружил, что оставил деньги дома, бережно разложил продукты по местам и пошёл за деньгами. На второй раз поход оказался удачнее; наконец, ближе к обеду Таус отправился на работу. Ещё полмесяца назад он твёрдо решил уехать из городка в столицу, но добрый рок помешал этому: молодой человек встретил своего друга, Ормана, который пригласил его работать к себе в студию. Таким образом была найдена совершенно уважительная причина не терять Юмиллу из поля зрения.

Девушка отправила письма и прислушалась к себе. Организм вынужден был признаться, что уже почти здоров: Юмилла предпочитала не затягивать с болезнями, и на простуду отводила себе от силы дня три, потому что жалко было времени, приведённого в обнимку с градусником и лимонным настоями.

Она зашла в «Мелодии ветра», где её с радостью встретила вся женская часть персонала и, перебивая друг друга, начала рассказывать о первой ночи Томарии. Особое внимание, конечно, было уделено молодому человеку с велосипедом и котом.

Девушки рассказали Юмилле, что на завтрашний день планируется увеселительное мероприятие «Бал глиняных горшочков»: Джалан-руми приглашает всех официанток и работниц кафе как почётных гостей, а сам будет приносить заказы и вообще исполнять обязанности девушек.

– Надо обязательно попросить его надеть кружевной передничек, – серьёзно сказала Талина.

– А я ему ленточки в волосах заплету, – мечтательно произнесла Аймари, розовея от смеха.

– Аймари! – укоризненно сказала Эмегильда. – Ты же собиралась со своим кавалером прийти. Какие уж тут ленточки?

– Как какие, розовые, конечно, – поддержала подруг Юмилла.

…Через час она неторопливо шла по аллее Осеннего цветения, подбрасывая носком туфель обесцвеченные листья, улыбалась сама себе и думала, как здорово, когда от смеха болят щёки. Где-то в заводях мыслей пушистыми снежинками падали воспоминания о ночных посланиях, об уютном пледе; вспоминались приятные фразы на разных языках – в качестве упражнений девушке нравилось придумывать комплименты на разных языках.

Юмилла увидела фиолетовый лист, наклонилась и подняла его. Цвет был необычный, а лист – словно вырезанный из ветхой бумаги. По черенку листа полз крошечный жук с синеватой спинкой. Девушка подумала, что видела таких много раз, но до сих пор не знает, как они называются. Жук обиделся, взмахнул крылышками и исчез. Тогда Юмилла набрала целый букет разноцветных листьев, стараясь, чтобы оттенки не повторялись. Короткое пальто в разноцветную клетку, тёмно-зелёные брюки, радужный букет и символический зелёный берет – посреди океана осени девушка казалась островком хорошего настроения и радости. Хотелось улыбаться, подарить кому-то своё настроение в цветной упаковке, смотреть, как этот кто-то развязывает ленты, разворачивает хрустящую упаковочную бумагу слой за слоем, а внутри сияет что-то очень-очень радостное.

Девушка достала телефон, подумала пару мгновений и отправила Таусу сообщение: согласен ли он принять участие в празднике, который готовится завтра в «Мелодиях ветра». И если да, то она торжественно приглашает его на «Бал глиняных горшочков».

Ответ был коротким: «Да». И семнадцать восклицательных знаков.

3 ноября 2009

6

Совершенно невозможно представить себе другое место, чтобы незнакомая девушка ласково дотрагивалась пальцами до шеи, лба и ушей, приветливо разговаривала бы, ходила бы вокруг, глядя только на тебя и аккуратно причёсывала. Таус сидел в парикмахерской, облачённый в белое, и старался не заснуть. Мягкие прикосновения, мерное жужжание машинки, стрекотание ножниц мастерицы и её соседки, бормотание диктора по радио, тёплый свет и солнечная погода за окном – всё, решительно всё было направлено на то, чтобы расслабить и усыпить.

Идиллия была нарушена тем, что девушка-парикмахер (Олеана Таулис, как прочитал молодой человек на табличке рядом с зеркалом), стряхнув мягкой щёточкой остатки волос, сняла с него белую накидку. Он кинул прощальный взгляд на её тонкие руки, расплатился и вышел. Воображение, как обычно, рисовало картины продолжения знакомства. Потом он взял себя в руки, подумав, что всё-таки приглашён на праздничный обед в кафе, и приглашён девушкой, тут же приказал себе забыть имя симпатичной парикмахерши, записав его в блокнот на всякий пожарный случай.

Сначала Таус забрёл в библиотеку, взял почитать «Историю Сундари» и учебник японского языка, чтобы при случае блеснуть перед Юмиллой. Про себя он отметил, что многие серьёзные вещи у него начинались именно с того, что он хотел быть или показаться не хуже других. Именно так он научился водить машину, играть на «тэйнала» – пятиструнной гитаре, нырять в прорубь и, что важно, выныривать обратно.

На пути домой он вовремя вспомнил про кота, накупил ему еды столько, что хватило бы и на царский стол. Правда, всю сразу не отдал: пожалел животное.

Наконец, стрелки часов обнаружились уже ближе к полудню, и молодой человек отправился в кафе.

На входе красовалась табличка: «Бал глиняных горшочков». И коротенький текст пояснения для тех, кто тут первый раз: «Просим соблюдать предельную осторожность. Сильные мира сего не сильны изящно разливать вина в бокалы Арайонского стекла, будучи на грани празднества. Вход с домашними питомцами разрешён. Весь вечер на арене – Джалан Кайтано. Добро пожаловать; выход только по специальным приглашениям».

Таус почесал в затылке и, помедлив мгновение, вошёл. И Юмилла, и Талина рассказывали ему про загадочного хозяина «Мелодий ветра», но не до такой же степени.

Было ещё рано до назначенного времени, и внутри сидело совсем немного народу. Были уже Юмилла с сестрой Юниттой, верная спутница Талина, рядом с ними ещё пара девушек, у гардеробной помогал снимать плащ Аймари её молодой человек – с ними он успел познакомиться. Были два смутно знакомых немолодых мужчины, каждый в своём углу и за газетами, был едва знакомый Исфахани, который, не отрываясь от чаши «аламура», приветственно помахал Таусу рукой, и ещё сидела за соседним столиком девушка в синем поблёскивающем платье, писала что-то, изящно выпрямив спинку и склонив голову с богатыми волосами. Таус отметил про себя, какие у неё изящные пальцы, и устремился к Юмилле, чтобы засвидетельствовать своё почтение.

Девушка в этот раз была в праздничном «сурани» сдержанных сливовых оттенков, расшитом разноцветными цветами, и в элегантных сливовых же брюках-клёш, намекавших на серьёзные нравы хозяйки и на любовь к экспериментам. Она улыбнулась Таусу, встала и представила ему незнакомых девушек: Самийу и Литту, сидевших рядом, и Олеану, сидевшую в синем платье за соседним столиком. Когда Таус произносил «Очень приятно» в третий раз, фразу он не договорил: девушка оказалась утренним мастером из парикмахерского салона. Олеана улыбнулась ему и пояснила, что её смена на сегодня закончилась.

Наконец, собрались и все остальные приглашённые, и среди изысканно одетых гостей наконец появился Джалан-руми в костюме пирата с повязкой через один глаз и в огромной шляпе: он нёс в каждой руке по не менее масштабному подносу, один из которых он водрузил на стол, за которым сидел Таус. Молодой человек чувствовал себя более чем уютно: по левую руку сидела Олеана, по правую Юмилла, и он усердно начал ухаживать за обеими, накладывая им горячего и закусок и разливая лёгкого розового вина. Напротив сидела Талина, которая улыбалась ему уголками глаз, когда их взгляды встречались. Их стол был самый большой, так что за ним уместилось очень много гостей, и знакомых, и полузнакомых, и тех, с кем только что довелось познакомиться – имена слегка смешались, так что Таус предпочитал называть по имени только тех, в ком был уж совсем уверен. Он отметил, что мастерство и ловкость рук Олеаны проявляется не только в салоне: она уверенно справлялась с самыми сложными блюдами, а Джалан-руми в этот раз превзошёл сам себя: чего стоили одни только блинчики с букетом паштетов, выложенных орнаментами и перемежаемых пряными травами и неожиданной поздней клубникой. Были тут и фирменные блюда «Мелодий ветра» – и фаршированные груши, и знаменитые булочки «ламарсан» во всём многообразии, и половинки томатов, заполненные миниатюрными салатами, и поджаренные до коричневой корочки куриные грудки с лимоном и под соусом ядовитого цвета, неясного происхождения и изумительно острого вкуса; селёдочка с горчицей, нарезанная вдоль и снабжённая маслом, сахарным луком и кислыми ягодками, также присутствовала; котлетки с отверстием посреди и прозрачной освежающей подливкой в гарнире из картофельных шариков не заставили себя ждать: за хозяином следовали подозрительно европейские по рисунку лица мулаты в расшитых одеждах и уснащали столы всё новыми яствами.

Приборы весело зазвенели о тарелки и блюда, из кувшинов и гигантских бутылей наливались вина и холодные напитки, мясо с рисовыми колобками только что с жаровни уютно скворчало, а из приземистых старомодных динамиков, как оказалось, уже звучал старый американский джаз, и в паузах саксофон выводил изобретательные соло, словно подчёркивая изысканность кухни и праздничное настроение. Золотисто-коричневые «тансан» были почти целиком спущены, и кафе заливал мягкий свет от фонариков, развешанных по стенам. Мулаты молниеносно убирали лишнюю посуду, заботливо выкладывали салфетки и помогали гостям сражаться с особо сложными блюдами: не всякий знал, как управляться с двойным ножом или для чего нужна приземистая кружка без дна, но с двумя ручками.

Когда первый шквал перемены блюд утих, и можно было уже выбирать, что особенно по вкусу, за столами воцарились живые беседы, подбадриваемые кристальными винами. Разрумянившаяся Талина, девушка обычно молчаливая, оживлённо рассказывала:

– Я вот недавно с удовольствием прочитала книгу рецептов 1907 года. Понимаете, как люди жили, как тонко чувствовали… Знаете, они вот готовили суп. Брали шесть рябчиков. Из первых трёх варили бульон, а еще из трёх делали фарш, типа фрикаделек. И вот после слов «выньте рябчиков из бульона» – это про первых трёх – о них больше ничего не известно. И это в книге, где описываются экономные рецепты! Меня так волнует судьба этих трех первых рябчиков, это ужас просто.

Девушки хохотали, судьбы рябчиков и их дальнейшие приключения придумывались самые невероятные, а молодые люди раскуривали вишнёвые трубки и с удовольствием слушали щебетание и сами рассказывали истории.

Таус, совершенно не выспавшийся ночью, расслабился. Глаза медленно, но верно закрывались. Обильный праздничный обед, тепло, потрескивающие дрова в камине, уютная атмосфера – как тут не уснуть. Он уселся поудобнее и, придав лицу выражение бесконечного блаженства, перестал бороться с тяжестью в веках.