Мост над рекой Нум-Хет. Повесть

Вся компания, давясь от смеха, наблюдала, как голова Тауса медленно опускается всё ниже и ниже. Талина тихо и внятно сказала:

– Кто спит, встать!

Таус немедленно вскочил. Поправил причёску, воротник и снова сел, смущённо улыбаясь под дружный хохот девушек.

– Тау-руми, – молвила Юмилла, безуспешно пытаясь сохранить серьёзность, – как можно спать, когда так весело?

– Я не сплю. То есть сплю, только наполовину.

– Одним глазом? – уточнила Самийя.

– Обоими, – подумав, ответил Таус, – но не до конца.

– На сколько процентов каждым? Это важно, – обеспокоенно спросила Талина.

– На пятьдесят, – не ощущая подвоха, сказал он, ощутимо проснувшись и разыскивая глазами кофе.

– Один на пятьдесят и второй на пятьдесят. То есть оба вместе на сто процентов. Получается, что ты совсем спишь?

Таус внимательно поглядел на Талину, прокручивая в голове варианты ответа:

– Нет. Каждый на пятьдесят. И вместе на пятьдесят от общего количества. То есть каждый на двадцать пять процентов от общего количества. Я понятно объясняю?

– Погоди, – снова вмешалась Юмилла. – Всё же непонятно. Каждый на пятьдесят, и вместе на пятьдесят. Получается, что пятьдесят плюс пятьдесят равно тоже пятьдесят?

Таус шумно вздохнул, налил себе апельсинового сока и пояснил:

– Да нельзя так складывать!

– Вот и я говорю, что нельзя, потому что пятьдесят плюс пятьдесят равняется сотне!

Молодой человек был спасён тем, что ширма у стены раздвинулась, появился в сюртуке залихватского зелёного цвета Джалан-руми и голосом заправского конферансье объявил танцы. Тотчас же зазвучала живая весёлая музыка, гости с удовольствием встали со своих мест, и кафе превратилось в палубу корабля под вечерними звёздами: музыка, полумрак и сияние разноцветных огней, качающихся от шума и весёлых танцев.

Когда быструю музыку сменила медленная, Таус успел поочерёдно подержать в объятиях и Юмиллу, и её очаровательную строгую сестру, и Талину, и даже Олеану, медленно кружась по вощёному паркету.

Вдруг музыка стихла, и Джалан-руми, уже в клетчатом лапсердаке и неведомо зачем с тростью, важно выйдя на середину, объявил конкурс на лучшую танцевальную пару. Дело было серьёзное: никаких особенных танцев Таус не разучивал и сейчас несколько досадовал на себя за это. Он сел на место и налил себе бокал вина, едва пригубил и стал смотреть на пары, под самую разную музыку танцующие в центре залы. Юмилла сидела на стуле, наблюдая за происходящим, и Таус прекрасно понимал, как ей хочется сейчас встать и показать своё мастерство.

Но тут зазвучали звуки ирландской мелодии, и к Юмилле подошёл молодой человек в очках, невысокий, но с прямой спиной и проницательным взглядом. Он подал ей руку, девушка встала, поблагодарив, и они тут же выбежали в центр и с первых же мгновений настолько сплелись с мелодией, приводящей в движение даже самых сонных гостей, так живо исполнили парный танец, что все аплодировали стоя. Хозяин остановил музыку и, хлопнув гигантской рукой по столу, крикнул басом, перекрывающим все крики «браво»:

– Ещё!

И поставил музыку заново.

Все ожидали повторения танца. Но, очевидно, Юмилла с молодым человеком были настоящими мастерами. Двигаясь всё быстрее и быстрее, вплетая в свои движения степ, в прыжках паря и словно зависая над полом и выбивая молниеносную дробь носками обуви, они кружили друг друга – все гости с замирающим дыханием смотрели, как их ноги опережают друг друга и скользят по полу, совершая по двадцать шагов в секунду, а верхняя часть тела остаётся почти без движения, – и они окончили танец ровно с последним звуком скрипки.

Выдох восхищения раздался по всему кафе, а аплодисменты не смолкали так долго, что Джалан-руми успел наделить всех участников конкурса призами, а пару победителей в подарках просто утопил.

Таус наконец узнал парня-победителя. Это был Кономо, у которого в средних классах школы все соседние парты списывали грамматику. Он ходил в очках чуть ли не с рождения, а время от времени удивлял бывших одноклассников чем-нибудь, например, однажды выиграл в столице соревнования по боксу. Таус почувствовал в себе неподотчётную ревность, но быстро осадил себя.

Он пообещал себе с завтрашнего дня учиться ирландским танцам. Благо, учительница живёт в двух кварталах.

Вечер шёл, гости ели, танцевали, пили и пели, за окнами совсем стемнело, и фонарики становились всё тусклее, сообщая зале кафе доверительную уютную обстановку.

Наконец, остались гореть лишь свечи.

Таус поискал глазами Юмиллу. Она сидела на подоконнике, обняв одну коленку и покачивая другой ногой, обутой в чёрный блестящий сапожок на каблуке. Молодой человек следил за грациозным движением, сопровождаемым лёгким колыханием поблёскивающей ткани в темноте.

Он вспомнил снова, что произошло года назад. Тогда он сильно увлёкся белокудрой Итано с огромными ясными и наивными глазами и пухлыми губками. Она ехала в короткой светлой шубке домой с ним на автобусе, они разговорились и после этого очень долго не могли расстаться. А с Юмиллой чуть раньше медленно, как падение капель, начинались очень романтические отношения, и делать ей больно совсем не хотелось.

Таус проговаривал эти слова про себя, заученные до автоматизма, как если бы собирался писать автобиографию, сухую и ясную.

В один из прохладных ноябрьских дней молодой человек увидел Юмиллу неторопливо идущей вместе с каким-то парнем вдоль парка Танумэн. Тут же взвинтив себя до предела, но оставаясь внешне спокойным, он быстрым деревянным шагом пришёл домой, написал короткое и едкое письмо девушке, дошёл до почтового ящика, вдруг опомнился и разорвал листок с адресом в клочья. После чего, едва не опоздав, добежал до автобуса, где его уже ждала Итано, и уехал из городка. И не появлялся в нём около двух лет. Итано ушла от него в январе следующего года, но тогда ему было уже очень стыдно возвращаться к Юмилле.

Сейчас Таус смотрел на девушку, мечтательно любующуюся разноцветными фонариками под потолком, и думал, сколько же в ней терпения и доброты.

Он встал, откусив для храбрости кусок шоколада, задумчиво прожевал его, подошёл к Юмилле и протянул ей руки. Она с улыбкой опёрлась на них и легко спрыгнула вниз.

…Они стояли совсем рядом, любуясь серебристым шумом реки внизу. Мост над Нум-Хет, которому не исполнилось ещё и двух месяцев, надёжно висел над бездной.

– Ты знаешь, – произнесла вдруг Юмилла, – в Эминарской высшей школе разобрались в причинах происшествий и признали меня невиновной.