Война виртуальных миров

Дорога до института, надёжно спрятанного в закоулках двориков вдоль Ленинградского шоссе, заняла не более получаса. Своё дело сделала пузатая мигалка на крыше, да и пешеходов к ночи поубавилось настолько, что им теперь снова хватало тротуаров.

Серое неприметное здание с плоским карнизом над подъездом, какие любили строить скучные советские архитекторы-минималисты, сегодня выглядело на удивление празднично и оживлённо. Чуть ли не во всех окнах горел свет. Парковка, обычно полупустая, была заставлена одинаковыми чёрными «каплями» с ведомственными номерами.

– Куда? – поинтересовался Константин, выходя из кожаного тепла салона.

– Я вас провожу, – ответил Макс, хозяйски хлопая дверцей. – Мы и так припозднились.

Неужели он думал, что Константин заплутает в коридорах, если ему просто сказать, где его ждут? Однако, выяснять тайные умыслы провожатого смысла не было. Такие привыкли чётко делать то, что им говорят, и не самовольничать понапрасну.

Дежурный в стеклянном закутке на первом этаже охранник был сегодня не один. Вместо того чтобы просто показать ему пропуск и приятельски кивнуть, Константину пришлось вручать корочку стоявшему здесь же боевому офицеру в камуфляже и с последней модернизацией «калаша» через плечо. Отчаянные времена – отчаянные меры, что поделать.

– Проходите. – Офицер вернул документ и покосился на Макса. – Ваш?

– Я только что выходил, – предпринял тот попытку возмутиться, но наткнулся на твёрдый взгляд и полез во внутренний карман пиджака. – Вот, держите.

Константин отошёл от проходной, дождался покрасневшего от возмущения провожатого и поделился возникшими сомнениями:

– Вам не показалось, что товарищ говорит с некоторым акцентом?

Макс брезгливо оглянулся через плечо, которым в следующее мгновение пожал, заметив:

– Форма у него тоже не слишком наша, скорее уж натовская…

Константин обратил внимание на то, что дежурный за стеклом как-то уж больно тоскливо смотрит им вслед.

– Помнится, ещё в 2007 году президентом был подписан закон о введении войск НАТО на нашу территорию в случае народных волнений и техногенных катастроф, – сказал он, пока они ждали лифта.

– Было дело. – Макс порылся языком в зубах и причмокнул. – Правда, тогда эту тему заобсуждали, закомментировали и, говорят, даже умудрились принять несколько законов под тем же номером, чтобы вопрос замять окончательно. Видать, теперь пришло время. Скоро даже матом придётся ругаться по-английски.

– У них мата нет.

– А как же «фак»? – искренне удивился Макс.

– А разве можно отнести к мату слово, которое звучит из телевизора и которое дети запросто произносят при родителях, а те – при детях?

– Прикольно.

Они замолчали, потому что за открывшимися дверцами лифта обнаружилась точная копия офицера с проходной. Выходить копия не собиралась и молчала.

– Вверх? – на всякий случай уточнил Макс, продолжавший играть роль Вергилия из «Божественной комедии».

Офицер отделался едва заметным кивком.

Этот, вероятно, вообще по-русски не понимает, подумал Константин, водя пальцем над кнопками этажей.

– Пятый, – подсказал Макс.

Когда кабина замерла и снова открылась, его «приехали» прозвучало вполне в духе Салтыкова-Щедрина.

Длинный коридор вёл в конференц-зал, где всего несколько часов назад Константин докладывал на тему «облачного» НЛО. Однако Макс, не доходя до высоких, отделанных под дуб дверей, свернул в коридор направо, туда, где располагались кабинеты руководства.

Коридоры были пусты, шаги по выложенному ёлочкой паркету звучали гулко.

– У Пичугина? – Константин на ходу пригладил волосы.

– У Скрябина.

Профессор Скрябин был директором института. Хотя все сотрудники прекрасно знали, что руководит их полузакрытым заведением всесильный заместитель, поскольку оторвать профессора от науки не смогли ни правительственные награды, ни преклонный возраст, ни недавняя смерть жены, матери Веры. Порой у особо приближенных коллег создавалось ощущение, что Арсений Степанович не совсем хорошо понимает, к какому ведомству относится доверенное ему учреждение, настолько с головой он уходил в теоретическое обоснование собственных концепций, надо сказать, весьма актуальных и отчасти даже прорывных, не обращая внимания на сугубо утилитарные требования вышестоящих инстанций. Главной из них было Министерство обороны. Оборона – вещь тонкая и деньгоёмкая, так что далеко не всем в институте было дело до науки. Зато Андрею Дмитриевичу Пичугину было дело до всего. Он считал, и не безпочвенно, что может замещать своего непосредственного начальника на всех полях деятельности, главным из которых, разумеется, считал военное. На то он и генерал, чтобы генеральствовать на благо родине и… хотя нет, партия уже неактуальна.

То, что нынешнее собрание проводится у Скрябина, не говорило ни о чём, кроме того, что помещение и количество прослушивающих устройств на квадратный метр будет чуть больше, нежели в ведомстве Пичугина.

Макс первым открыл нужную дверь, заглянул внутрь, кому-то кивнул и пропустил Константина вперёд. И закрыл дверь, оставшись снаружи.

Внешне кабинет Скрябина был миниатюрной копией читального зала Ленинки. Разве что дерево длинного стола и высоких книжных шкафов выглядело посолиднее, кресла – поудобнее, а на картинах, развешенных в узких промежутках между шкафами, отсвечивали высокими лбами деятели не литературы, а физики, математики, химики и почему-то Фидель Кастро.

Арсений Степанович по привычке сидел не на положенном ему месте во главе стола, а среди собравшихся.

– Константин Евгеньевич, заходите, – нетерпеливо замахал он рукой, завидев гостя. – Мы тут как раз про вас говорили.

Под местоимением «мы», кроме Скрябина, подразумевались: Пичугин; Петров, он же начальник отдела безопасности; Николай Николаевич Озеров, похожий на своего знаменитого полного теску как луна на солнце и занимавший должность второго зама – по хозяйственной части; Дамир Абашев, заведующий лабораторией стратегических разработок; а также нечто вроде научного секретаря, выполнявшего много не слишком научных функций и считавшегося за глаза «куратором сверху», Франциск Аркадьевич Иванов, которого за седину ещё называли «тёмной личностью со светлой головой».

Шестерых присутствующих Константин узнал с порога, однако за столом сидело семеро. Седьмым оказался гладко выбритый моложавый незнакомец, положительно отличавшийся тем, что единственный, если не считать самого Константина, кто осмелился явиться на встречу не при галстуке, а в обычной тёмно-зелёной кофте без горла, надетой, судя по отсутствию воротника, прямо на майку.

Свободных кресел оставалось два: хозяйское во главе стола и рядом с незнакомцем. Делать было нечего, пришлось занять последнее.

– Витаутас, позвольте вас познакомить, наш старший научный сотрудник, Константин Евгеньевич Александров, – представил новоприбывшего Скрябин и посчитал, что этого достаточно.

– Витаутас, – не вставая, пожал протянутую руку по-прежнему незнакомец.

– Очень приятно, – дежурно среагировал Константин.

– Вы случайно не сын Евгения Александрова? Евгения Ивановича, я имею в виду. Легенды СВР[10 - Служба внешней разведки].

– Скорее ПГУ[11 - Первое главное управление КГБ, преемницей которого в 1991 стала СВР], – растерявшись от неожиданности вопроса, поправил Константин.

Сгладить возникшую неловкость взял на себя Петров.

– Витаутас Лейтис представляет Генштаб. Собственно, он и стал инициатором нашей экстренной встречи. Прошу любить и жаловать.

Прямо снова многонациональный Союз, подумалось Константину. И татары, и литовцы, и прочие богоизбранные товарищи. Неужели всё настолько серьёзно?

Оказалось, что даже больше, чем он себе мог вообразить.

Витаутас пожаловал в институт не с пустыми руками. Не дожидаясь Константина, он со своего тонкого и широкоэкранного ноутбука уже несколько минут показывал собравшимся последствия случившегося сегодня на Красной площади. Само случившееся он называл не иначе как «атака», чем продемонстрировал свою осведомлённость в англоязычной терминологии, молча решили те, кто эту терминологию тоже знали.

Вообще-то в данном случае он был не далёк от истины.

Константин удостоился чести лично просмотреть уже виденную всеми присутствующими запись с одной из камер наружного наблюдения. Узкий угол обзора позволил зафиксировать лишь последние доли секунды перед взрывом, однако натренированная рука Витаутаса сумела остановить кадр так, чтобы из-за верхнего края экрана высунулось продолговатое остриё предмета, который в следующее мгновение таранил булыжную кладку, взметая фонтан каменных брызг. Исходя из сопоставления с куполами собора Василия Блаженного, которое это остриё на своём пути срезало, предмет был огромным.