Фамилия мэра Саратова была Пивоваров, ему исполнилось 54 года, он был выходцем из партийно-хозяйственной верхушки, носил один и тот же серый костюм и один и тот же галстук в мелкий горошек. Невысокий, с лысым теменем и остатками редких волос на висках, с бабьим лицом, тусклым взглядом из-под очков, в разговоре он слегка шепелявил, и, как многие люди с дефектами речи, был утомительно многословен. В целом он был настолько невзрачен, что вряд ли его сумела бы описать собственная жена.
Городское хозяйство он знал хорошо и по мере возможностей старался его улучшить, однако возможностей у него имелось совсем немного: муниципальный бюджет трещал по всем швам, – городские налоги забирала областная администрация. Пивоваров, конечно же, воровал, как без этого? но, будучи трусоват, старался держаться в рамках. Ездил он скромно – на «Волге» с одним водителем; хотя и его дочь, и зять раскатывали на дорогих иномарках с телохранителями.
Сам по себе Пивоваров, по мнению Норова, не был серьезным противником, но за ним стоял губернатор, а это была уже совсем другая весовая категория. Там били жестко.
Губернатор Мордашов был из деревенских; нахрапистый, хитрый, честолюбивый. В двадцать три года он уже возглавил отстающий колхоз в родном селе и быстро вывел его в передовые. Методы он при этом практиковал русские народные; нерадивых односельчан выгонял на работу лично, бранью и угрозами, а пьяниц и прогульщиков воспитывал зуботычинами.
Начальство оценило его эффективность; он был назначен первым секретарем райкома партии, затем переведен в горком, откуда его, еще совсем молодого, взяли в обком на пост второго секретаря. Он умел разговаривать с простым народом, которому нравились его напор, решительность и грубый юмор. Перед начальством он, при необходимости, мог разыграть из себя сельского простака, этакого валенка, готового горы свернуть по приказу сверху, – навык в России чрезвычайно ценный, умных ведь у нас в государственных органах не особенно жалуют. Но валенком Мордашов, конечно же, не был.
Когда в стране начались перемены, он быстро перековался в демократы, и был избран главой областного совета депутатов. Во время путча 1991 года Мордашов одним из первых региональных руководителей выступил на стороне Ельцина, и несмотря на противодействие своих бывших коллег – коммунистов, грозивших ему тюрьмой, вывел на улицы народные толпы в поддержку свободы.
Ельцин этого ему никогда не забывал. Он хвалил его, ставил в пример другим губернаторам, не замечал его промахи, закрывал глаза на самодурство, которым и сам отличался; выделял области большие транши из федерального бюджета, а однажды на официальном мероприятии при иностранных журналистах даже назвал своим преемником, чем поверг в шок все свое кремлевское окружение и привлек к Мордашову интерес зарубежной прессы.
Образования у Мордашова практически не было; уже находясь на партийной должности, он заочно закончил сельскохозяйственную академию и защитил кандидатскую диссертацию, разумеется, кем-то за него написанную. Однако он обладал той смекалкой и практичностью, которая, в сочетании с природной силой, делает иного русского человека выдающимся начальником, правда, при этом почти всегда самодуром и казнокрадом.
Мордашову еще не было пятидесяти, он находился в самом расцвете сил. Областью он управлял как своей вотчиной. Весь агропромышленный комплекс возглавляли его родственники, бизнесом в Саратове по существу заправлял его сын, а культурой занималась жена, закончившая торговый техникум. С крупными коммерсантами Мордашов обращался как со слугами; они это сносили и заискивали перед ним. Пивоваров подчинялся ему беспрекословно. Порой свои распоряжения губернатор передавал ему не лично, а через замов, сына или жену, – для Пивоварова и они были начальниками. За это Мордашов его поддерживал, заступался за него в Москве и позволял отламывать куски от городского пирога.
Война с Мордашовым была делом рискованным. Норову было что терять; он отдавал себе отчет в опасности подобного предприятия. Но именно риск его и манил.
***
– Расскажите мне о вашем знакомстве с месье Камарком, месье Норов.
Норов пожал плечами:
– Я практически не был с ним знаком.
– Но у вас с ним был инцидент на дороге? – напомнил Лансак.
– Сколько можно повторять, что это – ваши фантазии! – холодно возразил Норов. – Ни у месье Камарка ко мне, ни у меня к нему не было никаких претензий, вам это отлично известно.
– Вы виделись с ним накануне убийства?
– Да.
– Где?
– В Ля Роке, в субботу, на дне рождения Мелиссы, дочери месье Пино и мадам Кузинье.
– Только там?
– Насколько помню, да.
– Однако месье Кузинье уверяет, что вы встречались с месье Камарком накануне, в пятницу в Броз-сюр-Тарне, в кафе, принадлежащем месье и мадам Кузинье. Вы были там с мадам Поль-янска.
Гаврюшкин прислушивался к их разговору, ничего не понимал, и напряженно морщил лоб.
– Да, мы действительно туда заезжали на чашку кофе.
– Вы помните свою встречу с месье Камарком?
– Она была мимолетной.
– О чем вы с ним говорили?
– Мы с ним в тот день вообще не разговаривали, не уверен даже, что поздоровались.
– Зато на следующий день на дне рождения вы с ним поссорились, не так ли?
– Поссорились? Что за ерунда? Там было множество свидетелей…
– И они утверждают, что у вас с месье Камарком вышел резкий спор о войне, – закончил за него Лансак. – Припоминаете?
– Между обычным застольным спором и ссорой такая же разница, как между жандармом из Кастельно и следователем из Тулузы, – сдерживаясь, возразил Норов. – Мы действительно разошлись во мнениях относительно некоторых исторических событий.
– Например?
– Например, по поводу войны 1812 года.
– И только?
– Еще мы рассуждали об особенностях национальной культуры, французской и русской.
– Каких особенностей?
– Вряд ли я сумею вам объяснить. Для понимания предмета нужны знания хотя бы французской культуры.
Лансак сделал вид, что не заметил колкости.
– У меня складывается впечатление, что у вас с месье Камарком были напряженные отношения.
– У вас складывается ошибочное впечатление. У меня не было отношений с месье Камарком.
– Но вы же с ним спорили!
– Я и с вами сейчас спорю, что отнюдь не означает наличия между нами отношений. Мы дискутировали с месье Камарком об итогах наполеоновских кампаний и причинах возникновения авторитарных режимов. Каждый из нас остался при своем мнении. По-вашему, это достаточная причина, чтобы я в тот же вечер отправился в Альби и забил месье Камарка насмерть подвернувшейся под руку дубиной? Вы полагаете, что я так часто делаю?
Чернявый Виктор хмыкнул и тут же покосился на Лансака: не заметил ли он? Белобрысый Мишель взирал на Норова в недоумении, не понимая, как он может противоречить его начальнику. Лансак расслышал сарказм.
– Я не утверждал, что это сделали вы, месье Норов, – несколько мягче проговорил он, поправляя очки.
– А я, в свою очередь, не настаиваю, что это сделали вы, – вернул ему Норов.
Лансак не ожидал подобного выпада.
– Я?! – уставился он на Норова.
– Почему бы и нет? Вы, например, могли прикончить его за то, что он отказался платить вам штраф. Или потому что вам не нравились его кожаные штаны. Вы же не носите кожаных штанов, месье Лансак?