Нечаянный дар. Мистические и просто необычные истории

– Руки – как руки, – возразила бабушка, забирая у меня топор. – Глаза боятся – руки делают.

Ей тогда было уже за семьдесят. Нам с Тамарой – по пятнадцать. Но мы были выше неё ростом. Да и костью покрепче. Маленькая и щуплая, бабушка подняла топор высоко над головой и, приговаривая: «Ничто не уйдёт от рук человеческих!», с силой опустила его на чурбак, который тут же разлетелся на две половинки. Отдала топор мне. Я подняла его, как и она, высоко над головой. Тамара быстренько подставила под него одну из половинок. «Ничто не уйдёт от рук человеческих!» – сказали мы с ней в один голос…

– Сама бы не поверила, если бы кто другой рассказал, продолжала между тем соседка. – А это – своими глазами! Ну как щас тебя… А вот скажи – где она, твоя Валентина, в сей момент?

– Дома. Спит.

– А ну-ка, пойдём, проверим!

Они вошли в дом, прошли в спаленку, проверили все углы и закутки. Нигде – никого!

– Позавчера, говоришь, объявился? Стало быть, два раза уже прилетал. А на третий раз что бывает – знаешь? Вспомни, как в Скворечном (соседнее село – К.Ш.) вдовица по мужу, преставившемуся, убивалась, и начал змей её облётывать. Две ночки поразговаривал, а в третий раз – хвать! – нашли её наутро задушенной. В общем, так: кресты надо рисовать, чтобы не было ему больше к тебе дороги.

Они нескоро, но всё-таки нашли несколько кусков мела. Начертили кресты на всех дверях, окнах, под стрехами. До трубы не смогли добраться, так всю заслонку в печи и вокруг неё изрисовали – не протиснуться чертяке! Делали всё это, сотворяя молитвы. Теперь бабушке предстояло встретить ночь – хоть и во всеоружии, но по негласным правилам противостояния с дьяволом – одной.

– И как же ты, одинёшенька, сидела тут и не боялась? – спросила я её с замиранием сердца, когда она повествовала мне эту историю. – Страшно ведь было…

Она лишь усмехнулась и пожала печами. Конечно, ей было страшно. Да ведь столько раз за жизнь уже было страшно! Не уйти от неизбежного – его просто надо переступить, иначе оно тебя сломает. Сидела, ждала. Вдруг завыл ветер… Как потом ей рассказала Настасья, наблюдавшая из своего окна, это змей со свистом нарезал круги вокруг её дома, попробовал было сунуться в трубу, да выскочил оттуда, как ошпаренный. И вдруг рассыпался мелкими затухающими угольками, громко выдохнув напоследок: «А-а-ха-ха, до-га-да-лась!». Бабушка уверяла меня, что эту фразу она и сама услышала и трижды перекрестилась, сказав потом «Аминь!». Что значит – быть по сему! То есть переступаем через поверженного змея и живём дальше.

…Валентина, между тем, работая на строительстве железной дороги, связывающей СССР и Монголию, встретила хорошего парня с Украины и вышла за него замуж. Раньше она почему-то мечтала об украинской фамилии. И вот реализовала мечту – стала Валентиной Берестяк. В Забайкалье у них родилась дочка Эльвира. И вскоре все они приехали к бабушке в гости. А был ли огненный змей на самом деле или это просто богатое воображение двух немолодых женщин? Как сказала Настасья, не поверила бы, если кто другой рассказал… Да и не это главное! Бабушкина ситуативная мудрость вошла в меня на подсознательном уровне, как оберег: ничего не бойся и делай то, что должно. Оглядываясь теперь на пройденный путь, немало вижу там самых разных «змеев»: горькие разочарования, коварные происки судьбы, несбывшиеся надежды… Но всё же мне удавалось через них перешагнуть и идти дальше.

ПРИЛЕТЕЛА ПРОСТИТЬСЯ

С Анной Викторовной мы не были подругами. Просто жили в одном доме: она – в шестом подъезде, я – во втором.

Как-то так получилось, что нам с ней и другими активными жильцами дома пришлось заниматься агитацией и сбором подписей против перевода нашего дома из государственной управляющей компании ЖКХ в частную. В ходе общего дела мы с ней подружились. Но приходили друг к другу редко. Когда случайно встречались на улице, очень радовались этой встрече, обнимались, обменивались новостями. Иногда откровенничали, делились друг с другом личными переживаниями. И никогда не слышали, чтобы потом кто-то из нас делал это достоянием всего двора. В общем, у нас были тёплые, добрые соседские отношения. Но вдруг Аня стала мне встречаться всё реже и реже – сказала, что болеет, трудно выходить на улицу.

Однажды с утра я решиала заняться уборкой квартиры и начать с комнат. Но провозилась на кухне с готовкой, потом всё там мыла, чистила. Заодно захватила ванную комнату и туалет. Посмотрела на часы – 14.00! Попеняла себе: уже за полдень, а я к уборке в комнатах ещё не приступала. Поспешила в дальнюю спальню с тазиком и тряпкой – вытирать пыль. Поставила тазик, отжала тряпку, и… почему-то потянуло меня к окну, на которое внезапно нашла некая тень. Я присмотрелась: по стеклу одной из створок окна расползается тёмное пятно, чётко очерченное в виде перевёрнутой капли. Внезапно сквозь него проступило лицо Ани. Оно выглядело моложе, чем на самом деле, его окружал светлый ореол её кудряшек, усыпанных мелкими белыми цветочками с чёрной каймой вокруг лепестков. Её плечи и грудь в белом платье тоже были осыпаны такими же цветочками.

– Как она тут? Ведь это же четвёртый этаж! – пронзила меня совершенно несуразная мысль.

Аня смотрела на меня из этой странной рамки с какой-то ласковой печалью. Мне подумалось, что так можно смотреть только в последний раз. А ещё эти белые цветочки с траурной каймой вокруг лепестков… Неужели?! Нет-нет! Я резко отвернулась от окна, а когда снова на него взглянула, оно было беззаботно прозрачным.

На следующий день, возвращаясь из магазина, я увидела у своего подъезда двух соседок. После взаимных приветствий они остановили меня вопросом:

– Ты ведь знала Аню из шестого подъезда?

Я удивилась вопросу: почему вдруг они меня об этом спрашивают? Мелькнуло страшное предчувствие. Я еле выдавила из себя:

– Почему – знала? Знаю.

– А мы ведь вчера её похоронили…

У меня сразу перед глазами возникла картинка в окне: прощальный взгляд Ани в «перевёрнутой капле». Невольно вырвалось:

– Во сколько?

– В два часа.

Да, это было в 14.00. Перевёрнутая капля – так ведь порой изображают душу человека. Значит, это душа её прилетала ко мне проститься?

ПРЕВРАТНОСТИ СУДЬБЫ

МАРТ – ВЕСНА ВОДЫ

– Девушка, кто у вас стройкой занимается? Кто может строителей приструнить? – сердито вопросил мужской голос в телефонной трубке. Ни тебе «здрасьте», ни, мол, я такой-то.

– Здравствуйте, – с вами говорит завотделом строительства Евгения Соколова. Что случилось?

Трубка некоторое время пыхтела, потом радостно завопила:

– Женечка! Господи, как же я, старый дурак, забыл, что ты в газете работаешь?! Ты дядю Гришу Прибылова помнишь? Ты помнишь нас с тётей Катей?

– Да, конечно, вы – мамины земляки.

– Ну да! Женечка, у нас беда – дом затапливает. Строители осенью чего-то рыли вроде как под фундамент, да так и оставили. За зиму в этой яме снегу набралось, а теперь март-месяц – снег начал таять, вода пошла к нам в подвал. Пускай они её обратно закопают или поток в сторону отведут. К нам сроду вода не текла. Пускай они сделают, как и былО!

– Я попробую.

Дядя Гриша долго ещё что-то говорил всё по тому же поводу. Уловив, что Женя собирается всё уладить по телефону, горячо запротестовал:

– Нет-нет-нет! Я сейчас за тобой приеду – у меня «жигулёнок», ты сама всё посмотришь, а потом вместе поедем, куда надо: чтоб тут же (!) сделали, а то проваландаются неделю: низ сгниёт – весь дом рухнет.

Господи! Страхи-то какие! Неужели всё так серьёзно?..

Пока Женя ждала дядю Гришу, кое-что вспомнилось, связанное с ним. Однажды, уже взрослая, она нашла в мамином альбоме фотографию, которую раньше там не видела. Мама на ней была совсем юная, с задорными кудряшками, пухлыми губами и немного испуганными глазами. Или… виноватыми?.. Голова её была склонена набок. На тот, где кудряшки были примяты. Кем или чем – не понять, потому что именно в этом месте фотография была разорвана ровно пополам. Но всё же о том, что с этой стороны сидел мужчина, можно было догадаться. По крупной ладони и белоснежной манжете с краешком пиджачного рукава, которая по-хозяйски лежала на мамином плече с другой стороны. Когда Женя напрямую спросила – кто это, мама только отмахнулась:

– Да так… кавалер один, чуть было замуж за него не вышла – уж так уговаривал.

– А почему не вышла?

– …Папу встретила.

Вот тебе – на! Вроде бы про всех маминых кавалеров-поклонников допапиного периода Женя знала. Все они сидели рядом с ней на фотографиях, и никого из них она не отрывала. Чем дальше, тем больше разбирало её любопытство – сверх всякого терпения. Женя принялась скрести по маминым сусекам-тайникам – ничего интересного, кроме сберкнижки с внушительной суммой на её, женино имя, не нашла. Кстати, сберкнижка «сгорела» потом, как и стариковские «гробовые», в пламени гайдаровских реформ.

Разгадка пришла неожиданно и случайно. Из того самого альбома, неосторожно ею согнутого, из-под плотной обложки однажды выскользнула вторая половинка. Женя соединила её с первой. Получилось: мама сидит в обнимку с таким же молодым, как она тогда, дядей Гришей. В молодости они дружили семьями – Соколовы и Прибыловы. Об этом Женя помнила с детства. Потом почему-то раздружили. Не из-за несочетаемости же фамилий…

Через полчаса дядя Гриша, ни на секунду не умолкая, уже вёз её к своему дому.

Почему же всё-таки раздружили? Ведь папа с дядей Гришей даже работали вместе до пенсии. В их районном городке не так много предприятий. Для них, столяров, одно только и годилось – завод по производству деревянных изделий «Стройдеталь». Женя по своим газетным делам не раз там бывала.

– Всю жизнь приходится подрабатывать, – говорил между тем Прибылов, – зряплата у нас с твоим отцом, сама знаешь, какая была, а пенсия – ещё смешней…

Тех кавалеров «не отрывала», потому что все они погибли, – у Жени свой ход мыслей, – мамина молодость пришлась на Великую Отечественную. Постой… рассказывала она про какого-то одноклассника-фронтовика, который долго за ней ухаживал и отстал, только когда она замуж вышла. А тут папа взял да и укатил на Дальний Восток. До войны он проходил там срочную службу в войсках морской пехоты. Поражённый красотой и богатством Приморского края, хотел там остаться, но соскучился по родным… А вернувшись домой, повстречал свою судьбу. Ещё до свадьбы он звал маму в возлюбленный им край, рассказывал про море-океан и сопки, но она боялась уезжать так далеко от родного дома. И он «махнул» один, едва истёк медовый месяц. Мама даже не успела ему сказать, что беременна. Она страшно обиделась на него. Он же надеялся, что она соскучится и приедет вслед за ним в «город его имени». Так они называли Владивосток. Мама мучилась токсикозом и потихоньку ненавидела мужа, оставившего её одну в таком мучительном состоянии. Тут и подвернулся снова тот самый «долгий» ухажёр-одноклассник: «Выходи за меня. Никто и не узнает, что ребёнок не мой». Уж не дядя ли Гриша тот таинственный одноклассник? Голова-то её на фотке – на его плече не как у друга семьи…

– А то на что бы машину купили, – продолжал дядя Гриша, слегка юзя на раскисшей дороге. – Конечно, у меня-то здоровьишка нет. Катерина на своей машинке зарабатывает – строчит день и ночь…

Да, Женя знала, что его жена – лучшая закройщица в ателье «Берёзка». Но, хотя получала там прилично, это был не основной её заработок. Она шила на дому, причём не всем подряд – только элите: жёнам секретарей райкома и горкома, председателя райисполкома, а так же их замов. Не отказывала заведующим магазинами, директорам пищевых комбинатов и учителям своих детей. Да, ещё жене редактора. Та хвасталась как-то раз, что на семинаре в области на неё, вернее, на её наряд обратила внимание важная гостья из Москвы: «Где это вы приобрели такой костюмчик? Французская модель»… Редакторша прыснула в кулачок: «А это наша Катька Прибылова такое выдаёт!».