А затем она исчезла

– Попытаю еще раз счастья с Марго.

– Отлично. – Глаза Теда блестят. – Помни: делай все, что нужно, только оставайся в рамках закона.

Несмотря на боевой настрой, у меня сводит желудок от волнения, когда я въезжаю в Коровий проезд, по обеим сторонам которого протянулись живые изгороди. Вижу, как вдалеке сгущаются темные тучи – похоже, собирается дождь. Делаю глубокий вдох. Впереди вижу машины, сгрудившиеся на выезде из автопарка «Усадьба Тилби», а также фургон местной телекомпании. Места достаточно, чтобы проехать, но мне нужно подумать. Неужели Марго все-таки решила пообщаться с прессой? Представляю, в какую ярость придет Тед, если это так. Он нанял меня, несмотря на мое прошлое, потому что поверил в меня. Нельзя его подвести.

Паркуюсь. Стараясь выглядеть уверенно и непринужденно, поправляю на плече сумку и подхожу к небольшой группе журналистов.

– Не надейтесь, – говорю я так, чтобы меня все слышали. – Марго не будет с вами разговаривать. Она подписала со мной договор на эксклюзив.

Молодая женщина чуть моложе меня, с острым носиком и пышным хвостом белокурых волос, выходит вперед. Я узнаю в ней сотрудницу «Бристоль дейли ньюс» – Харриет Хилл. Она складывает руки на груди. Надо сказать, что в своем длинном пальто цвета верблюжьей шерсти и черных брюках выглядит она впечатляюще. Харриет бросает на меня оценивающий взгляд – на мои колготки с ретроузором и допотопную дубленку, – и на ее лице появляется презрительное выражение.

– Подписала эксклюзив? – спрашивает она с вызовом. – С какой же это газетой? – Фальшиво смеется. – Только не говорите, что с «Вестником». – Хилл произносит название нашей газеты, как будто оно противное на вкус. Затем поворачивается на каблуках к одному из журналистов – это репортер из «Дейли мейл» – и в недоумении трясет хвостом. – «Вестник» выходит два раза в неделю. – На ее лице появляется злорадная улыбка, а мужчина опускает глаза.

Не обращая на них внимания, прохожу мимо.

– Она не откроет, – в спину бросает мне Харриет, но я продолжаю идти по длинной подъездной дорожке с уверенностью, которой сама не чувствую.

Понимаю, что Марго не откроет, поэтому, подойдя к парадному входу, начинаю говорить через щель почтового ящика. Я надеюсь, что меня не слышат другие журналисты.

– Марго, это я, Джесс. Если вы откроете мне дверь, я обещаю, что остальные уйдут.

Отхожу в сторону и жду; сердце колотится. Про себя считаю: «Один, два, три… Ну же… Давай, Марго!»

В конце концов слышу какое-то движение за дверью и снова начинаю говорить:

– Пожалуйста, Марго. Если вы впустите меня, остальные уйдут. Я обещаю.

Затаив дыхание, пытаюсь уловить хоть какой-то звук за дверью. И вдруг вижу, что дверь тихонько приоткрывается.

7. Марго

Настали тяжелые времена. Уже несколько дней Марго приходится жить в окружении этих вредных насекомых, устроившихся возле ее дома и питающихся ее страданиями. Каждый раз по дороге в больницу к Хизер ей приходится прорываться через этот рой. Она позвонила Адаму и велела им с Итаном остаться на несколько дней у его матери. Хотя бы их поберечь.

Вот еще один стучится в дверь. Его предшественнику она выплеснула стакан воды в лицо; наглый молодой человек надеялся очаровать ее сладкими речами и втереться в доверие – готов был на все, чтобы заставить ее говорить. Но она не позволит обвести себя вокруг пальца.

Все это не только морально угнетает, но мешает заниматься делами. Сколько можно держать оборону? Журналисты пугают лошадей, когда она выводит их на прогулку, отталкивают потенциальных арендаторов. Да, сейчас тихое время для туристов, но в пасхальные каникулы всегда случается небольшой подъем.

…Марго как раз собиралась выпить валиум, прописанный ей врачом, когда кто-то начинает говорить через прорезь почтового ящика. Никакой совести нет у людей! Она подходит к входной двери, готовая дать отпор наглецу, и вдруг узнает голос Джессики.

– …если вы впустите меня, остальные уйдут. Я обещаю.

Марго замирает и прислушивается. Ложные обещания, очередная уловка, чтобы заставить ее дать интервью. Все они так говорят: «Это ваш шанс рассказать свою версию истории, миссис Пауэлл»; «Вы можете защитить дочь, изложив свою точку зрения»; «Разве вы не хотите, чтобы общественность поняла, что ваша дочь не убийца?».

Вопреки своим прежним намерениям, Марго открывает дверь и смотрит на Джессику. Ей показалось или девушка по-настоящему взволнована? Через долю секунды выражение ее лица меняется на привычное – решительное и уверенное в себе. Марго замечает, что на Джессике все та же безобразная дубленка.

– Марго, – говорит она скороговоркой. – Я сказала другим репортерам, что вы согласились говорить только со мной. – Она жестом останавливает Марго, когда та хочет возразить. – Я знаю, что это ложь, но если они поверят, то разъедутся. Какой смысл будет дальше сидеть в засаде? Так что, прошу вас, впустите меня.

Марго смотрит на Джессику, потом, через ее плечо, – на других журналистов, оккупировавших подъездную дорожку. Сбившиеся в плотную группу, они напоминают стаю биглей перед охотой.

Марго молча отходит в сторону и впускает девушку в дом.

– Посмотрим, получится ли.

– Получится, – уверенно отвечает журналистка.

Она замирает на пороге кухни, которая ничуть не изменилась за восемнадцать лет. Оглядывает помещение, останавливая свой взгляд на фотографии Флоры и Хизер в подростковом возрасте.

– Садись, – командует Марго. Слышит, как скрипнул стул, однако продолжает спокойно готовить чай.

Она не знает, сработал ли план Джессики, потому что кухня окнами выходит на сад и поля за ним. Вдали виднеется бук, посаженный в память о Флоре, – за эти годы он превратился в прекрасное дерево. Рядом пасется черный жеребец, которого зовут Орион, и маленький пони Лаки. О, как же Хизер любит этого маленького серого коняшку, хотя и переросла его много лет назад!

Марго судорожно сглатывает комок, подступивший к горлу при воспоминании о дочери, беспомощно лежащей сейчас на больничной койке.

– Мне очень жаль Хизер, – тихо произносит Джессика. – Постоянно о ней думаю.

При этих словах плечи Марго напрягаются: тянет сказать в ответ что-нибудь язвительное, но не хватает сил. Она горбится и спрашивает:

– Хочешь чаю?

Джессика кивает:

– Спасибо, было бы здорово. – Она с тоской смотрит в окно. – Я сожалею о том, что наша дружба с Хизер закончилась.

– Ты бросила ее, когда она больше всего в тебе нуждалась. – При этих словах Марго чувствует, как у нее начинает гореть лицо, – видимо, дают о себе знать злость и отчаяние, которые она пыталась скрыть. Ставит чашку перед Джессикой. Ставит резко, чай переливается через край. Марго не считает нужным извиняться.

Девушка опускает глаза, делая вид, что поправляет чашку.

– Я очень сожалею. Это был тяжелый урок. У меня с тех пор так и не появилось… – сдавленно произносит она, – другой подруги.

Марго не удивлена.

Она берет свою чашку, садится напротив и рассматривает Джессику. Девушка выглядит изможденной: под глазами темные круги, лицо осунулось. Марго делает глоток чая, а затем спрашивает о Симоне – матери Джессики. В ответ лицо девушки каменеет. Неужели Симона умерла, а Марго об этом не знала?

– Мама снова вышла замуж и переехала в Испанию десять лет назад. Я вижу ее не чаще одного-двух раз в год.

Марго не может себе такого представить. После смерти Флоры она старается видеться с Хизер как можно чаще, да это и несложно, ведь они живут рядышком. Когда Хизер и Адам поженились, они переехали в каменный коттедж на краю автостоянки, заново обставили и декорировали его. Стены покрасили в пастельные тона, а мебель ошкурили в стиле шебби-шик, который так любит Хизер. А как дочка радовалась, когда красила детскую комнату – уже на очень большом сроке беременности! До тридцать пятой недели все боялась сглазить.

– Трудно представить, – бормочет Марго, не замечая, что говорит вслух. При мыслях о Хизер у нее на глазах наворачиваются слезы. Если дочь придет в сознание, ее посадят в тюрьму за убийство. Нет, она этого не допустит. Но в тюрьме они смогут видеться еженедельно, пусть и сидя через стол друг от друга в стерильной комнате для посетителей. Они по-прежнему смогут пообщаться, может быть, даже посмеяться. У нее останется веселая, добрая, красивая дочь…

Джессика протягивает через стол руку и нежно касается ее пальцев.

– Я знаю, Хизер не стала бы стрелять в тех людей без серьезной причины. Она не убийца.

Марго напрягается, вспомнив красное от гнева лицо Кита при виде десятилетней Хизер, баюкающей на коленях ягненка, к которому ей запретили прикасаться. Отгоняет воспоминание и пытается сосредоточиться на Джессике – сейчас не время раскисать.

– Конечно, она не убийца. Я не понимаю, что заставило ее совершить этот… этот безумный поступок. Она ведь такая нежная, добрая, любящая…

Джессика закусывает губу и кивает. Но по ее лицу пробегает мимолетное выражение, которое заставляет Марго задуматься, не подозревает ли она правду.