Я занимаюсь бегом уже почти три года. Не помню, как это началось или что меня привлекло в беге, отчего я теперь занимаюсь им регулярно. Должно быть, дело в моей безнадежной обособленности. Стараюсь находить в этом плюсы, но мне больно видеть, как остальные ученики общаются в школе, а мне это недоступно. Еще несколько лет назад отсутствие доступа в интернет в старших классах ничего не значило, сейчас же это фактически социальное самоубийство. Пусть даже меня и не волнует чужое мнение.
Не стану отрицать, мне безумно хотелось поискать сведения о Холдере в интернете. Раньше, когда возникала необходимость разузнать о ком-то, мы с Сикс выходили в сеть у нее дома. Но сейчас Сикс летит над Атлантикой – этот вариант отпадает. Поэтому я сижу на кровати и размышляю: он на самом деле плохой или слухи врут? Холдер действует на других девушек так же, как на меня? Кто его родители, есть ли у него братья или сестры? Встречается ли он с кем-нибудь? Почему он постоянно на меня злится? Может, он всегда такой? И всегда ли он такой притягательный, когда не злится? Ненавижу, когда Холдер ударяется в крайности и не может придерживаться золотой середины. Было бы неплохо увидеть его спокойным и расслабленным. Способен ли он на это вообще? Я размышляю… потому что ничего иного мне не остается. Лишь молча думать о безнадежном парне, который ухитрился проникнуть в мои мысли и все никак не покинет.
Выйдя из транса, я наконец надеваю кроссовки. Наша размолвка вчера в школьном коридоре окончилась ничем. Из-за этого он не побежит со мной сегодня, о чем я ничуть не жалею. Больше всего сейчас мне хочется побыть одной. Уж не знаю почему. Буду просто думать.
О нем.
Открыв окно спальни, вылезаю на улицу. Снаружи темнее, чем бывает в этот утренний час. На небе пасмурно, как и у меня на душе. Увидев, куда плывут тучи, я вглядываюсь в левую сторону неба и пытаюсь понять, хватит ли мне времени побегать до того, как разверзнутся хляби небесные.
– Ты всегда выходишь через окно или просто надеялась избежать встречи со мной?
Я поворачиваюсь на голос. Холдер стоит на обочине, одетый лишь в шорты и кроссовки. Сегодня он без футболки.
Черт бы его побрал!
– Если бы я решила избежать встречи с тобой, то осталась бы дома, в кровати.
Уверенно иду к нему, надеясь не выказать волнения. Отчасти я разочарована его приходом, но в основном совершенно по-детски счастлива. Прохожу мимо него, сажусь на тротуар и начинаю разминаться. Вытягиваю ноги и наклоняюсь вперед, берусь руками за кроссовки и утыкаюсь лицом в колени – частично для растяжения мышц, но прежде всего, чтобы не смотреть на Холдера.
– Я не был уверен, что ты выйдешь. – Он опускается на тротуар передо мной.
Встаю и смотрю на него.
– Почему я не должна была выйти? Проблемы с психикой ведь не у меня. Кроме того, дорога общая, ни я, ни ты ею не владеем. – Сама не понимаю, с чего я на него напустилась.
Он снова задумчиво смотрит, и его пристальный взгляд почему-то лишает меня дара речи. Впору уже придумать название этой новообретенной привычке. Он словно удерживает меня взглядом, а сам молчаливо размышляет с нарочито бесстрастным видом. Не знаю никого, кто бы так тщательно обдумывал свои ответы. Он будто ограничен в словах и хочет выбрать те, без которых ну никак не обойтись.
Я перестаю разминаться и смотрю на него, не желая уступать в этом поединке взглядов. Не позволю ему отрабатывать на мне подобные джедайские ментальные приемчики, хотя самой очень хотелось бы применить их к нему. Его невозможно разгадать, он абсолютно непредсказуем. Меня это бесит.
Холдер вытягивает ноги и просит:
– Дай руки, мне тоже нужно размяться.
Он сидит передо мной с протянутыми руками, словно мы собираемся играть в ладушки. Представляю, какие пошли бы слухи, если бы кто-нибудь сейчас проезжал мимо. Становится смешно от одной лишь мысли об этом. Вкладываю ладони в его руки, и он тянет меня на себя, а я сопротивляюсь. Затем он останавливается, и уже я тяну его к себе, а он делает растяжку, но лица при этом не опускает. Его лишающий воли взгляд по-прежнему устремлен на мои глаза.
– Кстати, вчера проблемы с психикой были не у меня.
Я тяну сильнее, скорее от злости, чем из желания ему помочь.
– Намекаешь, что это я проблемная?
– А разве нет?
– Поясни. Не люблю неопределенности.
Он раздраженно смеется.
– Скай, вот что тебе следует знать обо мне: я придерживаюсь правила «никакой неопределенности». Я обещал всегда быть честным с тобой, неопределенность для меня сродни обману.
Он тянет меня за руки и наклоняется назад.
– Ты мне только что дал весьма неопределенный ответ.
– А ты так и не задала мне вопроса. Я же говорил, если хочешь что-нибудь узнать – просто спроси. Тебе кажется, будто ты меня знаешь, но ты никогда ни о чем меня не спрашивала.
– Я тебя не знаю.
Он снова смеется и качает головой, затем отпускает мои руки.
– Забудь. – Он встает и уходит.
– Подожди. – Я встаю и догоняю его.
Если здесь кто и должен злиться, так это я.
– Что такого я сказала? Я ведь тебя и в самом деле не знаю. Почему ты снова злишься?
Остановившись, он поворачивается и делает два шага ко мне.
– В последние дни мы с тобой несколько раз общались, и я думал, будто могу рассчитывать на несколько иное твое отношение в школе. Я не раз давал тебе возможность спросить о чем угодно, однако ты почему-то предпочитаешь верить чужим словам, а не тому, что могла бы узнать от меня. Я полагал, будто та, о ком тоже ходят слухи, окажется не такой предвзятой.
Обо мне ходят слухи? Если он рассчитывает сыграть на том, что у нас есть нечто общее, то здорово ошибается.
– Вот в чем дело! Ты думал, будто похотливая новенькая проникнется симпатией к мудаку-гомофобу?
Он со стоном проводит рукой по волосам.
– Не надо, Скай.
– Что не надо? Называть тебя мудаком-гомофобом? Ладно. Будем придерживаться твоей политики честности. Избил ты или нет того парня в прошлом году, за что тебя и упекли в колонию?
Уперев руки в бока, он качает головой и смотрит на меня с разочарованием.
– Когда я сказал «не надо», я имел в виду, что ты оскорбляешь себя, а не меня. – Он делает шаг ко мне, сокращая расстояние между нами. – Да, я избил того засранца до полусмерти, и если бы он сейчас стоял передо мной, сделал бы то же самое.
Его глаза пылают праведным гневом, и я от испуга не могу спросить его о причине этой враждебности. Он, конечно, пообещал быть честным, но его ответы пугают сильнее, чем вопросы, которые я хотела бы задать. Мы оба молча отступаем друг от друга. Как мы дошли до такого?
– Не хочу сегодня бегать с тобой, – говорю я.
– Я тоже.
Мы разворачиваемся в разные стороны: он к своему дому, я к окну. Сегодня я даже в одиночку бегать не хочу.
Я влезаю в окно, и сразу начинается ливень. На миг мне становится жалко Холдера, которому еще предстоит добежать до дома. Но лишь на миг – стерва-карма сегодня явно настроена против него. Закрыв окно, подхожу к кровати. Сердце бьется очень часто, словно я пробежала три мили. Вот только бьется оно из-за того, что я в бешенстве.
Я познакомилась с парнем два дня назад, но за всю свою жизнь я еще ни с кем так много не спорила. Если подсчитать все наши разногласия с Сикс за четыре года, их вышло бы несравнимо меньше, чем с Холдером за последние сорок восемь часов. Не понимаю, чего он заморачивается. Но после сегодняшнего утра все точно изменится.
Я беру с тумбочки конверт и вскрываю. Вынимаю письмо Сикс, откидываюсь на подушку и принимаюсь читать, надеясь избавиться от царящего в голове сумбура.