Первый Ученик. В двух мирах

Впрочем, Ородрим – а это, конечно, был он, – довольно быстро отобрал у вожака это преимущество. Мощные челюсти, сомкнувшись на шее волка, лишили хищника возможности двигаться. Теркан принципиально отказывался убивать животных без нужды, поэтому не причинил волку ровным счётом никакого вреда, за исключением испуга, на который, собственно говоря, и рассчитывал.

– Сам проваливай! – с вызовом бросил он Торрксу после небольшой возни с жертвой в зубах. – И забирай этого слабака с собой! И всю стаю забирай! Отныне этот лес принадлежит мне!

– Одному тебе с нами не справиться! – не унимался Торркс, неспешно подбираясь к противнику.

– А ты рискнёшь проверить? – рыкнул Ородрим, плотнее сжимая челюсти, и схваченный волк обеспокоенно заёрзал.

Глаза вожака налились кровью от кипевшей в нём ярости, но инстинкт подсказал, что он не в силах тягаться с таким противником, как Ородрим. Торркс вдруг понял, что по непонятной причине боится нового противника и не желает вступать с ним схватку. Они со стаей найдут другое место. Вокруг немало лесов… Вожак раздосадовано фыркнул, и Ородрим отпустил извивающегося волка, который, шмякнувшись на землю, поскуливая, поплёлся к своему предводителю. Хмыкнув, Торркс направился восвояси под пристальным взглядом огромного волка, а его собрат шёл следом, понурив голову от унижения. Проходя мимо изумлённых путников, вожак на секунду остановился, словно гадая, успеет ли он ухватить хоть кусочек отобранного лакомства.

– Моё! – громко взвыл Ородрим.

И Торркс припустил, увлекая за собой единственного уцелевшего охотника. Вскоре оба хищника растворились в полумраке, стремительно сгущавшемся под кронами деревьев.

Пока Ородрим провожал взглядом удаляющихся противников, Фрейн помог своему другу подняться на ноги, и теперь оба они с удивлением уставились на зверя. Человек и сурт нервно сжимали оружие, не зная, чего ожидать от спасителя. Волк мог просто прогнать лишние рты, чтобы насладиться ужином в одиночестве. На краткий миг Фрейну показалось, что глаза волка, который в упор смотрел на взломщика, опасно приблизившись на расстояние вытянутой руки, были ему знакомы. Он с удивлением осознал, что зверь следит за его взглядом. Но это удивление не шло ни в какое сравнение с тем, что сурт испытал после.

На глазах друзей волк начал стремительно изменяться. Его шерсть постепенно окрасилась в насыщенный бурый цвет, а морда сильно укоротилась и увеличилась в размерах. Вместо острых волчьих ушей появились небольшие полукруглые. Самые значительные изменения претерпели лапы и тело. Волк увеличился в объёмах, и теперь его лапы походили на огромные бочки. Спустя несколько секунд Олаф и Фрейн смотрели на огромного медведя с поразительно умными глазами.

– Ворчун? – недоумённо воскликнул Фрейн.

Медведь ухмыльнулся и прежде, чем сурт успел среагировать, повалил его на землю, устроившись сверху. Олаф посмеивался в сторонке, глядя, как сурт второй день подряд пытался вылезти из-под медведя-тяжеловеса. Но Ворчун не стал испытывать взломщика на прочность и быстро слез, обнюхав его с ног до головы. Затем он, как ни в чём не бывало, развалился на земле, пыхтя и хлопая лапами.

– Что же это за зверь такой? – почесал затылок Фрейн. – Думаешь, Динарус послал его нам в помощь?

– Думаю, здесь дело в другом. – Олаф подошёл вплотную к Ворчуну и, положив руку на голову зверя, негромко спросил: – Ородрим?

Ворчун фыркнул и, внезапно отскочив от анкиллирца, принялся кувыркаться на земле, а затем встал во весь рост и громко зарычал, постепенно уменьшаясь в размерах. Шерсть исчезла, волосы на голове стали золотистыми, появились знакомые одеяния голубого цвета, и вскоре перед ними стоял теркан.

– Неплохо, Олаф! Выходит, вы думали, что я оставлю вас в беде?

Анкиллирец расхохотался, и чуть позже, оправившись от потрясения, к нему присоединился сурт, который не мог обижаться на Ородрима после произошедшего. Когда друзья перестали смеяться, Фрейн задал спасителю вполне закономерный вопрос:

– Выходит, ты тоже Страж Леса, как и твоя матушка?

– Не совсем, – мягко ответил Ородрим. – Я жрец, и мой путь – служение Меалгору. Однако связь с природой и умение обращаться в зверей – это моё наследство, и, пока бьётся моё сердце, я не намерен от него отказываться.

– Я бы тоже не стал, – хохотнул сурт. – Уж очень полезное умение!

– Ну, я никогда не искал в этом выгоды, – при этих словах теркан обезоруживающе улыбнулся. – В обличии зверя я чувствую единение с природой, и именно поэтому учение моей матери так важно для меня. Ни один священнослужитель из всех, кого я знаю, за исключением, пожалуй, Клавдия, не понимает того, что я обретаю, следуя этому пути. Гармония с окружающим миром позволяет мне лучше понимать его, и это помогает мне на моём жреческом поприще. Клыки и когти – это второстепенное.

Сурт хмыкнул. Он явно не разделял подобного отношения Ородрима к своим удивительным талантам. На его взгляд, теркан мог бы добиться завидного положения, а не использовать наследие как духовную подпитку для служения своему Богу.

Жрец с сожалением оглядел трупы зверей:

– Жаль, они меня сильно опередили… Могло бы обойтись и без жертв.

– У нас не было выбора, – пожал плечами сурт. – Мы ведь думали, что ты нас покинул.

– Я никого не виню. В вас говорил инстинкт самосохранения, а в них – инстинкт охотника. Просто вы оказались сильнее.

– Не очень-то нам это помогло, – прокряхтел воин, многозначительно демонстрируя раненную руку.

– Ну, этому горю помочь можно, – сказал теркан, помогая Олафу усесться на пень. – Не забывай, я всё-таки жрец Меалгора.

Сказав это, Ородрим закрыл глаза и простёр тонкую ладонь над раной. В один миг он будто оказался очень далеко от Нариктирской чащи. Телом он всё ещё пребывал здесь, с товарищами, но дух его бродил где-то в ином месте. Теркан принялся тихонько напевать повторяющийся куплет на неведомом языке, а его чуткие пальцы касались раненого места. Олаф почувствовал, как по разодранному плечу, прогоняя боль, разливается тепло. Через пару мгновений от раны, нанесённой зверем, не осталось ни следа. Устало вздохнув, жрец открыл глаза.

– Олаф, признай, что наш новый товарищ оказался весьма полезен! – хохотнул Фрейн. – А ты говорил, что он станет обузой!

В ответ анкиллирец смерил товарища грозным взглядом, но тот лишь скорчил рожу. Все трое понимали, что, если кто и мог с недоверием относиться к жрецу, так только сам сурт.

Полчаса спустя они подошли к гроту. Ородрим довольно долго пытался найти вход и, наконец, уверенно повёл путников к невысокому лысому пригорку, в основании которого зиял проход в пещеру. Переглянувшись, все трое без промедления вошли внутрь: сурт крался впереди, Олаф с закинутым на плечо молотом шёл чуть поодаль, а жрец, сжимая свой посох, замыкал шествие. Внутри было хоть глаз выколи, и друзьям теркан пришлось какое-то время привыкать к темноте, прежде чем они смогли различить очертания пещеры.

Грот был немаленьким: он врезался в холм футов на сто, постепенно забираясь под землю. Потолок следовал за стремившимся вниз полом пещеры и, в конце концов, соединялся с ним так, что в самых дальних её уголках можно было передвигаться, лишь сильно пригнувшись. По форме грот отдалённо напоминал пятиконечную звезду с небольшими лучами-закутками. Все они оставались тёмными, и, даже когда путники вошли под свод пещеры, разглядеть их не представлялось возможным.

Если грабители здесь и останавливались, то очень давно. Прогоревшие дрова, на которые троица наткнулась в центральной части пещеры, подсказали, что люди не наведывались сюда с осени. Всюду валялись обглоданные кости лесных созданий. Создавалось впечатление, что тут пировал какой-то невероятный обжора. Собственно говоря, на хозяина пещеры путники наткнулись чуть позже, обнаружив его спящим в одном из закутков. Единственным обитателем грота оказался медведь, чуть уступавший в размерах Ворчуну, но всё равно огромный. Несмотря на то, что климат в этой части Старого Света был тёплым, а снег выпадал крайне редко, зверь нежился в спячке. Он посасывал лапу, свернувшись клубком и выставив из закутка свой массивный зад. Не теряя времени, путники покинули грот. Круг поисков сужался.

– Что ж, тут мы потерпели неудачу, – констатировал Олаф, с сожалением осмотрев пещеру снаружи.

– Неудачей было бы разбудить медведя, – заметил сурт и побрёл в сторону леса.

– Крейвен дело говорит! – кивнул жрец и двинулся за взломщиком. – Поспешим!

Олафу оставалось лишь согласиться и последовать за приятелями.

В двух милях к востоку их ждала ещё одна пещера, указанная Ородримом. На этот раз путешествие прошло без нежелательных осложнений, и теркан не покидал отряд на протяжении всей дороги. Олаф не упустил возможности расспросить нового товарища о его жизни в Мисселе, а Фрейн весь путь насвистывал какую-то незатейливую мелодию.

– Лесные теркан – редкие гости в городах людей. Ородрим, расскажи мне о своём доме, – попросил анкиллирец, взвалив на плечи свой молот и вальяжно шагая по лесной тропе.

Жрец удивлённо посмотрел на приятеля, пожал плечами и начал.

– Поселение, в котором я родился и вырос, называется Ниарид. Оно представляет с собой… – теркан на мгновение умолк, пытаясь подобрать нужное слово, – кахиль – «деревню» на вашем языке. Хотя это слово скорее означает дома на деревьях.

Воин понимающе кивнул: он слышал о чудесных постройках лесных теркан, располагающихся на стволах высоких деревьев. Ородрим продолжал.

– Вместе со мной в Ниариде обитает две с половиной сотни моих сородичей. Теркан глисс[27 - Теркан глисс – теркан листвы, или лесной народ.] редко селятся большими общинами. Деревней руководит старейшина Зардан. Он мудр и уважаем, ибо своими деяниями на протяжении всей своей долгой жизни вёл наш народ к процветанию.

– А чем вы занимаетесь? – поинтересовался воин.

– Мы живём, – задумчиво ответил жрец. – Если ты спрашиваешь о том, Олаф, чем мы промышляем, то отвечу так: мой народ не производит блага лишь для собственного потребления. Мы не создаем больше, чем можем использовать, и не ведём торговли с людьми. Наши мужчины постигают различные ремёсла. Среди них есть опытные столяры, строители, кузнецы, музыканты и прочие. Наши женщины занимаются врачеванием, сбором трав и ягод, выращиванием культур и приготовлением яств. Но всем этим теркан леса занимаются не из острой необходимости окружить себя материальными благами, а из желания созидать. Наш народ может обитать в диких лесах, где ночное небо служит нам кровом, а подстилка из листьев и веток – постелью, – размеренно продолжал он. – Мы сосуществуем друг с другом в гармонии, и, если возникает необходимость в чём-то конкретном, всегда находится член общины, который берётся за дело самостоятельно, не требуя никакой оплаты. Я впервые увидел деньги лишь год назад, когда посетил людскую деревню в своём паломничестве. То ли дело наши братья из городов теркан в Илфанире и Вал Курнуире… Те научились жить вместе с людьми! А в Новом Свете, я слышал, и вовсе есть города, где теркан и смертные живут бок о бок.

Анкиллирец обдумывал услышанное. Теркан-скитальцы, которых он знал, – в основном уроженцы Илфанира, избравшие путь странников, – никогда не отказывались от возможности заработать. Они знали цену тёплой еде и крову над головой, свежим коням и добротному оружию. Но такого отношения к материальному, как у их провожатого, ветерану ещё не встречал. Заметив недоумение, застывшее на лице собеседника, Ородрим усмехнулся:

– Я кажусь тебе странным, не так ли?

– Пожалуй, да, – не стал скрывать отставной военачальник. – Не пойми меня неправильно: я не осуждаю, лишь удивляюсь.

– Не стоит оправдываться, – улыбнулся жрец. – Чем больше людей я встречаю на своём пути, тем больше убеждаюсь в том, что между нашими народами существует непреодолимая пропасть.

– Звучит как-то грустно, – хмыкнул сурт, внезапно подключившийся к беседе.