Две жизни. Часть 2

Оба Друга, муж и жена, не замечали времени. Они умолкли и наблюдали начинавшийся закат, возвращающиеся домой стада, появление дымков над крышами. Видя, как постепенно оживала долина, они чувствовали себя слитыми с этой жизнью природы. Сердца их бились ровно и спокойно, неся в себе, каждое по-своему, свою, особенно звучащую ноту общей жизни.

Внизу послышались голоса, и вскоре супруги услышали легкие шаги Флорентийца и Алисы на лестнице. Наль, еще раз поцеловав мужа, пошла к двери и распахнула ее прежде, чем согнутый пальчик Алисы успел в нее постучать.

Вытянутая рука девушки по инерции коснулась Наль, что заставило обеих и Флорентийца весело рассмеяться.

– Наль, я так соскучилась без тебя.

– И не вздумай верить этой ветренице, дочь моя. Теперь поет жаворонком, а можешь ли представить эту козочку бегающей взапуски с Сандрой. Я чуть не умер от смеха, когда лорд Мильдрей, осанистый и величественный, тоже пустился было помогать ей обогнать Сандру.

Лорд Бенедикт сделал какое-то движение, приподнял ногу, чуть-чуть повел плечом и головой, – и все покатились со смеху, узнав мгновенно милого, доброго лорда Мильдрея.

– Ну, я вижу, доченька, что ты смеешься громче всех. Значит, здорова, а потому одевайся и спускайся к обеду.

– Алиса уже предъявила мне счет за исполнение обязанностей хозяйки за завтраком. Если это повторится за обедом, – я, пожалуй, стану банкротом.

– Что только вы не скажете, лорд Бенедикт, – всплеснула руками Алиса.

– Вот видишь, Наль, второй раз твоя подруга говорит мне сегодня эту фразу. Ну, давай мириться, Алиса. – И Флорентиец, подойдя к девушке, снял с нее шляпку, поправил ее локоны и сказал: – Ну, разве она не красотка, наша Алиса?

– Конечно, отец, не только красотка, но настоящая чудо-красавица. И если вы будете ее обижать…

– То, пожалуй, ее поклонники меня обидят. Очень рад, дети мои, что у вас обеих такие мирные и благородные поклонники. Могу вам сообщить радостные новости о Левушке. После страшнейшей бури на Черном море, в которой твой брат не осрамил тебя, Николай, а стяжал себе репутацию храбреца, он познакомился в Б. с сэром Уоми и там узнал, что ты писатель. Сэр Уоми подарил ему обе твоих книги и просит теперь выслать ему отсюда твои новые издания. Я надеюсь, ты сделаешь это сам.

– Кто этот сэр Уоми, лорд Бенедикт? – спросила Алиса.

– Это, козочка, один мой друг, большой мудрец, у которого глаза почти такого же цвета, как у тебя. Но пойдем отсюда, тебе и мне пора приводить себя в порядок, а Наль, я думаю, уже не терпится пройтись до обеда.

Флорентиец спустился к себе, а Алиса зашла к отцу, который снова показался ей усталым. Пастор сидел на балконе в глубоком кресле. Лицо его действительно было усталым, но в его больших, добрых глазах светилось выражение безмятежного покоя и радости – такое редкое за последнее время.

– Как я счастлив, дочурка, что ты зашла ко мне. В этих покоях, в этом просторе и тишине, к которым мы с тобой не привыкли, ты мне кажешься совсем другой. Я только здесь и в доме лорда Бенедикта в Лондоне сумел понять, чем ты была для меня всю мою жизнь и в каком я перед тобой долгу.

ВЫ НИКОГДА НЕ ДУМАЛИ О ЖИЗНИ ЛЮДЕЙ НА ЗЕМЛЕ, КАК О ЖИЗНИ ВЕЧНОЙ, А НЕ ОБ ОТРЕЗКЕ ОТ РОЖДЕНИЯ ДО СМЕРТИ. А МЕЖДУ ТЕМ, ВЕЧНАЯ ЖИЗНЬ – ЭТО РЯД ЗЕМНЫХ ЖИЗНЕЙ НА ПРОТЯЖЕНИИ ВЕКОВ. НЕТ В НЕБЕСАХ МЕСТА, ГДЕ ТОЛЬКО ОТДЫХАЮТ. <…> МЫ УХОДИМ ОТСЮДА, ТРУДИМСЯ, УЧИМСЯ, ЖИВЕМ В ОБЛЕГЧЕННЫХ ФОРМАХ, ПО ИНЫМ ЗАКОНАМ, ТОЧНО ТАК ЖЕ, КАК НА ЗЕМЛЕ МЫ МОЖЕМ ЖИТЬ ТОЛЬКО ПО ЗАКОНАМ ЗЕМЛИ.

Алиса села на скамеечку у ног отца, прижалась к нему и взяла обе его руки в свои.

– И вот, дорогая, скоро опустится занавес пятого акта моей жизни. Многое, многое сделано не так, как я того хотел. Еще больше не выполнено. И перед тобой я виновен в том, что не сумел дать тебе счастливого и беззаботного детства. Я не смог отстоять твоей самостоятельности и теперь ухожу, оставляя тебя чужой в родной семье, да еще и без законченного общего и музыкального образования. Алиса, Алиса, ты будешь права, если назовешь меня нерадивым отцом.

– Папа, зачем вы говорите против всякой очевидности? Вы же сами знаете, что всегда были лучшим отцом, о каком можно мечтать. Вы украсили мне жизнь и показали, что значит божественное в человеке. И для Дженни вы были лучшим отцом, какого она только могла иметь. А если Дженни, взрослея, пленялась только внешним блеском жизни и отбрасывала духовные ценности, на которые вы ей указывали, – в этом нет вашей вины.

Зачем нам говорить о том, что будет, когда опустится занавес вашей земной жизни? Сейчас он поднят, папа. Мы живем, и живем в обществе человека, знакомство с которым сделало нашу жизнь сказкой.

– И этот человек послал тебя, дитя, переодеться, а потом стоял под дверью твоей комнаты, трижды стучал, ожидая разрешения войти, и наконец нашел тебя здесь, – услышали отец и дочь мягкий голос лорда Бенедикта, стоявшего на пороге балкона.

Алиса, смущенная, вскочила на ноги, а пастор хотел встать, чтобы пододвинуть стул хозяину, но Флорентиец удержал его в кресле, взял стул и, садясь рядом, продолжал:

– Вот вам еще конфета, лорд Уодсворд. Как вы себя чувствуете? Если вы хорошо себя чувствовали после первой, то так же, и даже лучше, будете себя чувствовать после второй. Но вас, леди Уодсворд, я не хвалю. Вот уже и гонг к обеду. Попросите Дорию хотя бы причесать вас.

Алиса убежала к себе, а лорд Бенедикт и пастор медленно сошли вниз на террасу, где вскоре собралось все общество, перед тем как войти в столовую.

Обед проходил весело и оживленно. Вопрос о том, ехать ли на скачки, вызвал спор.

Наль и Алисе, не испытывавшим никакого интереса к выставке нарядов высшего общества, как и к самому этому обществу, и опасавшимся вдобавок, что лошадей будут бить, не особенно хотелось ехать. Пастор сказал, что предпочел бы почитать в тишине. Сандра пылал желанием поехать. Мильдрей и Николай молчали.

Хозяин предложил отправиться всем вместе.

– Вам, девочки, необходимо побывать на скачках, чтобы понять народ, среди которого вы живете. Чтобы понять его – недостаточно видеть дворцы и музеи и знать его язык. Надо наблюдать еще нравы и обычаи этого народа, проникнуться его темпераментом. Конный спорт – это проявление темперамента всего народа. И вы, друзья, будете наблюдать не только великосветские ложи, но и множество простого народа на трибунах. И в ложах, и на трибунах вы увидите накал пылающих страстей, в которые заковали себя люди, думая, что они представляют собой высшую цивилизацию всего культурного мира.

А вам, лорд Уодсворд, и Алисе предстоит познакомиться с еще одним уроком жизни. Вы поймете, что зло тащит за собой человека не потому, что окружает его извне, а только потому лишь, что внутри его сердца уже бурлит кратер, куда зло только подливает свое масло. Сердце доброго – кратер любви, и маслом ему служит радость. Оно свободно от зависти, и потому день доброго легок. Но раздраженному человеку тяжело, потому что кипение страстей в его сердце не дает ему отдыха. К сердцу того, кто всегда в раздражении, открыт путь всему злому. Такой человек не знает легкости. Не знает он и независимости от внешних обстоятельств. Они давят его во всем и постепенно становятся его господином.

Поедемте на скачки все вместе. Нашим дамам милая и умная Дория приготовит по части туалетов все, что нужно. Мы отправим ее завтра в Лондон, а утром в воскресенье поедем сами.

Но я слышу, подъехал экипаж. Это, несомненно, приехали юристы. Алиса, поиграй для всей молодой компании, а мы с твоим отцом должны поработать часа два со скучными, но неизбежными законниками.

Молодежь отправилась в зал, откуда вскоре донеслись звуки музыки, а Флорентиец с пастором прошли в кабинет, где и занялись делами.

Очень быстро оформив с юристами свои личные дела, лорд Бенедикт предложил пастору составить завещание. Лорд Уодсворд подтвердил в новом завещании волю своего отца, оставившего дом и драгоценности Алисе, а деньги Дженни. Жене пастор оставлял проценты от неприкосновенного капитала, который после ее смерти переходил в равных долях обеим дочерям. Несовершеннолетней Алисе отец назначал опекуном лорда Бенедикта. Затем в завещании было сказано, что Алиса, до дня своего совершеннолетия, должна жить в доме опекуна, а если ему придется уехать куда-либо из Лондона, Алиса должна последовать за ним. Своим домом, как и драгоценностями, она вольна распорядиться, как того пожелает. До совершеннолетия все ее состояние должно находиться у опекуна, лорда Бенедикта, и ни мать, ни старшая сестра не имеют никаких прав ни на саму Алису, ни на ее состояние.

Особый пункт завещания гласил, что часть капитала, лежащая в определенном банке, принадлежит сестре пастора Цецилии Оберсвоуд, ушедшей из дома отца пастора в юности и точно канувшей в воду. Всю жизнь пастор ее разыскивал. Если спустя десять лет после его смерти ни она, ни ее наследники не явятся на зов, этот капитал поступит на благотворительные дела по усмотрению лорда Бенедикта. Но до этого момента проценты с капитала, сами по себе составляющие крупную сумму, будет получать его жена, леди Катарина Уодсворд.

Свое завещание пастор просил юристов хранить в тайне до самой его смерти. Затем юристы должны были отвезти завещание на дом его жене и старшей дочери, вскрыть его и ознакомить их с его содержанием. Алиса же должна была узнать волю отца раньше, из письма, которое пастор ей оставит.

Окончив все дела и проводив посетителей, пастор и лорд Бенедикт присоединились к обществу молодежи, где музыка сменилась научным спором между Сандрой и Николаем. Темпераментный индус кипел на этот раз особенно восторженно, так как Николай указал ему на две ошибки в его работе, и умный юноша был несказанно рад, что еще не обнародовал свой труд и мог внести в него поправки.

Пастор был особенно добр и нежен с Наль, которая тоже льнула к нему, точно желая воздать ему вдвое лаской и любовью за каждую минуту, которую ему оставалось прожить на земле. Алиса, все подмечавшая, отметила и особенное внимание Наль к ее отцу, и нечто новое в нем самом. Словно он снял с себя какую-то заботу и ему стало свободнее и легче. Но какую именно заботу сбросил с себя отец, она угадать не могла.

Как сон пролетели ближайшие дни, и когда в субботу вечером Флорентиец предупредил, что завтра надо рано встать, чтобы не опоздать на скачки, у всех его гостей вырвался возглас удивления и разочарования. Всем им показалось, что воскресенье подкралось слишком быстро. Тем не менее в восемь с половиной утра все сидели в экипажах, чтобы ехать на станцию к лондонскому поезду.

Глава 5

Скачки

По дороге в Лондон лорд Бенедикт просил всех своих друзей отнестись к предстоящим скачкам серьезно, а не как к развлечению. Он напомнил о том, что во время присутствия в обществе следует сосредоточиться и постараться привнести как можно больше благородства во все те встречи, которые могут в это время произойти.

Алиса, знавшая страсть матери и сестры к скачкам, все время думала об их лени и о том, что они без ее помощи не способны себе приготовить элегантные туалеты. Девушка не помнила об обидах, не сожалела о том, что ее никогда не брали на скачки под предлогом, что она дурнушка. Между тем перед скачками не одну неделю ей приходилось работать все дни напролет и мало спать, чтобы приготовить матери и сестре новые туалеты к выходу в свет. Сцена за сценой мелькали в памяти Алисы. И внезапно, благодаря какому-то озарению, она поняла, что у нее никогда не было родной семьи, а был только отец, и оба они жили рядом с чужими, временными спутниками, эгоистичными и равнодушными по отношению к ним обоим.

– Если бы я и не наблюдал за тобой так пристально, дочурка, – сказал ей пастор, становясь рядом с ней у окна, – то все равно прочел бы на твоем лице все, о чем ты думаешь. Ведь ты думаешь, как мать и Дженни подготовятся к скачкам без тебя. Ну, а как вообще ты представляешь себе их дальнейшую жизнь? Можешь ли ты одна везти воз с непосильной для тебя поклажей – двумя человеческими жизнями? Осознай глубже, Алиса, величайшую мудрость жизни: каждый может прожить только свою собственную жизнь. И сколько бы ты ни любила людей, – ни мгновения их жизни ты не проживешь. Не набирай на себе долгов и обязанностей, которые на тебя никто не взваливал. Иди по жизни радостно. Просыпаясь утром, благословляй свой новый расцветающий день и обещай себе принять до конца все то, что он тебе принесет. Творчество сердца человека – в его простых буднях. Оно в том и заключается, чтобы принять все обстоятельства как неизбежные, единственно свои, и очистить их любовью, милосердием, пощадой.

Но это не означает, что следует согнуть спину и позволить злу кататься на тебе. Это значит и бороться, и учиться владеть собой, и падать, и снова вставать, и овладевать препятствиями, и побеждать их. Быть может, внешне это не всегда удается. Но внутренне надо всегда побеждать любя. Старайся переносить свои отношения с людьми из области мелкого и условного в огонь Вечного. Ищи всюду Бога и законы Его.

Ломай перегородки условного между собой и людьми. Развивай в себе тактичность и умение входить своим сознанием в положение того, с кем ты общаешься. И ты всегда найдешь, как устранить предрассудки, нелепо встающие между людьми, как открыть все лучшее в себе и войти в храм сердца другого. В себе найди цветок любви и брось его под ноги тому, с кем говоришь. И только в редких случаях, при встречах с абсолютно злыми людьми, твоя любовь не сможет одержать победу. Таково мое тебе духовное завещание, Алиса. Но если ты увидишь потемневшие сознания, – страшно сказать, – как у Дженни и твоей матери – проходи мимо таковых. Благословляй и прощай, но никогда не прикасайся к ним. Не старайся обратить их на путь истины, это невозможно. Всю жизнь я стремился это сделать, – и только отяжелил наши с тобой жизни, не принеся им пользы.

В тот день, когда меня не станет, ты не вернешься больше домой. Ты останешься у лорда Бенедикта, где твоя истинная, духовная семья. И это тоже прими как мою последнюю волю.

– О, папа, папа. Каждое ваше желание было, есть и будет мне законом. Но для чего снова говорить о смерти? Вы так поправились за эти дни. Лорд Бенедикт говорил мне, что вы проживете в его деревне еще два месяца, вместе со всеми нами. Представляете себе это счастье? Мы с вами будем гулять, кататься на лошадях, читать, и никто не выразит нам своего неудовольствия. И если уже сейчас, за три дня, вы стали настолько лучше выглядеть, что же будет через два месяца?

Лицо Алисы, полное любви, загорелось румянцем. Глаза ее сияли энергией, вся она светилась радостью и была так прекрасна, что пастор ласково шепнул ей:

– Я никогда не отдавал себе отчет, что ты так прекрасна, моя дорогая детка. Боюсь, что надежды твои не оправдаются, моя любимая. Как бы вместо прогулок и удовольствий я не доставил тебе забот и горя. И вместо отдыха как бы не сделаться тебе сиделкой возле отходящего отца.