Одинокие

В течение минуты я вертела из стороны в сторону ключ зажигания, пытаясь добиться от непослушного двигателя ровного, не омраченного простудным чихом звучания, и все это время темно-синяя машина с зеркальными непроницаемыми стеклами ждала.

Наконец, я тронулась. Демонстративно медленно, не превышая тридцати пяти–сорока километров в час, придерживаясь крайней правой полосы, я двинулась дальше – и «Ауди» упрямо сопровождала меня! Как собачонка. Как след на воде. Странно!

Мужики, которых я выглядела, вдруг перестали мне казаться респектабельными.

Правый поворот. Они – за мною. Что это? Игра? Еду до следующего перекрестка, включаю левый поворот и… поворачиваю направо и сразу давлю на педаль газа. Не так быстро, как хотелось бы, но – набираю скорость. Еще один правый поворот. Знакомый двор. Поблизости живет Нина. В этом дворе я знаю каждую ямку, каждую выбоинку. Проскакиваю его по периметру, выезжаю на параллельную улицу, еще метров триста и – левый поворот. Пропускаю помеху справа. Теряю на этом пятнадцать, двадцать секунд, а затем – благополучно вливаюсь в интенсивный поток проспекта Родимцева. Только теперь позволяю себе чуть сбросить скорость и взглянуть в зеркало. Позади меня никого. И я уже не гоню, а продолжаю сбрасывать. Вот стало свободно не только позади меня, вечно отстающей, но и впереди, метров на двести–двести пятьдесят. Отлично! Я оказалась в разрыве потока, что возникает на перекрестках. Кручу головой и не вижу своих преследователей. Ай да я! Оторвалась! Ура. Теперь – домой.

Мне все время по прямой. Держусь в среднем ряду широкого трехполосного шоссе и буду держаться – езды предстоит минут двадцать.

Проезжаю развилку, ведущую в аэропорт. Шоссе становится по-настоящему свободным, то есть пустым и – черт, черт, черт – замечаю темно-синюю «Ауди» вновь! Сразу же возникает впечатление – эта машина все время двигалась рядом: где-то там, слева от меня, отстав на полкорпуса, и вот, как только дорога, сократившись на полосу, сузилась, она непринужденно вынырнула оттуда – с темной стороны Луны и обошла меня. Но и держаться впереди не стала, она тут же ушла вправо и почти остановилась, пропуская меня вперед.

Мои нервы не выдерживают. Педаль газа до отказа, до упора.

И вот – я в незнакомом районе, в пустынном тупике.

Он – приближается.

– Я – сама! – не контролируя себя, я кричу эти слова во весь голос.

– Правильно. Сама. Пойдем, – произносит он красивым баритоном.

Зареванная, с разбитыми коленями, перепачканная дорожной грязью (разве я выгляжу привлекательно, успеваю подумать я), я безропотно иду к нему.

Распахнулась задняя дверь.

Он навалился на меня, как только дверь машины мягко и беззвучно закрылась за нами.

В узком, тесном пространстве салона я впервые в жизни ощутила еще один ужас – не изведанный ранее ужас клаустрофобии. И все мои страхи перемешались во мне. Я задрожала и вспотела (или просто было жарко?). А потом я почувствовала, как его рука проникла под меня… Под бедра и, чуть их приподняв, уверенно скользнула по ягодицам. (Бешеные мурашки, каждая размерами с красную икринку, словно пожар выгнал их из муравейника, разбежались по моему телу). И, подцепив верхний край моих трусов, он содрал их одним движением!

Потом мы поехали в ресторан. Я, слабая женщина, сломленная грубой силой, жестокой волей, с ним.

В туалете я, как смогла, привела себя в порядок. Промыла ссадины на коленях. Вычесала песок из волос. Поправила веки, ресницы, губы. Вот только надевать на себя то, чего на мне не было, не стала.

Мы ели нежное жаркое из телятины, густо залитое гранатовым соусом, пили коньяк, закусывая его охлажденными ломтиками сладкой ароматной дыни, танцевали, смеялись.

На ночь он отвез меня к себе, и измучил меня, и изнурил своими ласками. Под утро я, чувствуя себя одинокой, ушла.

Я провела ночь с призраком, с фантомом, возникшим из непредсказуемой нерасторопности города на склоне угасающего дня, на пограничье бодрствования и сна, родившейся из нерасслышанного звука и прожужжавшей мимо ресниц тишины, из скольжения по лужистым улицам, из ветра, вырвавшегося из моих суженных зрачков, как из туннеля турбулентностей, из того самого, где виртуальные и реальные потоки времени перемешиваются в окрошку, перекраиваются «в лоскуты». Дима? Софья? Рядом? Нет. А моя любимая подруга – «шестерка», с которой я «дружу» полгода уж? Где она? Там же, где мы расстались? А это – где? Или так же верно служит новому хозяину, овладевшему ею насильно? Неужели нас изнасиловали обеих? Я и ночной идол. Кто он?

Так мы познакомилась.

Через день, отоспавшись, приведя в порядок тело, пережившее бессонную ночь, и свои перепутанные мысли, и свои представления о морали, изменившиеся в одночасье, – о, как неузнаваемо меняется женское лицо после выверенного до миллиметра плавного движения скальпеля в твердых руках хирурга-пластика, – я ему позвонила».

О’кей. Время процедуры истекло. Прыгающие перед закрытыми глазами огоньки, запрограммированные исполнять свой безумный танец в течение ровно тридцати минут, замирают, а затем, аккордно вспыхнув последний раз, гаснут. Прекращают вибрировать ложа, на которых покоятся обновленные тела обеих женщин. Теплый ветер, песней доносящий до ноздрей экзотические ароматы южных морей, острые запахи тропических цветов и неотведанных фруктов – обрывается разом, как будто закрыли форточку. Жидкокристаллическая панель – свидетель того, сколько ненужных килокалорий потеряла каждая – застыла в новом радостном значении. Чтобы вчитаться, уразуметь, сделать правильный вывод – о, чудодейственный аппарат – и через день, другой, третий вернуться сюда. Так возвращается на место своего преступления закоренелый преступник.

С помощью предупредительных сестер-помощниц Светлана и Нина одновременно поднимаются, и пока их распаренные тела сушат и растирают мягкими, махровыми, теплыми полотенцами, они молча улыбаются друг другу.

– Пилинг пропустим, наши физиономии сегодня на твердую пятерку. Может быть, сделаем себе педикюр?

Покинув кабинет «альфа-массажа», они снова оказались перед выбором.

– Нет, не хочется терять время, – не соглашается Нина.

– Значит, переходим к водным процедурам, – предлагает Светлана, – в бассейн?

– Да.

Бассейнов, а точнее, ванн, в этом заведении несколько: только для женщин, там можно плавать обнаженными, только для мужчин, и там можно плавать обнаженными. Разумеется, предусмотрен и смешанный вариант. Поплотнее завернувшись в простыни, Светлана и Нина направляются в отделение «только для женщин».

В теплую воду, окрашенную в приятный голубоватый цвет, они прыгают прямо с борта.

Погрузившись с головой, Светлана на миг ощущает себя русалкой.

Она делает несколько сильных круговых движений руками и ногами и оставляет Нину позади, но вдруг… Острая боль опять пронзает ей правую грудь и, пройдя по плечу, отдает в руку и под лопатку. Чувство физической радости сразу же исчезает.

Отфыркиваясь, Светлана останавливается и, повиснув на дорожке, дожидается Нину, отставшую метров на пять. Подплыв, Нина деликатно ни о чем не спрашивает, но во взгляде её чуть прищуренных глаз читается понимание. Нина улыбается, растягивая мокрые губы, движением головы стряхивает капельки воды с носа и традиционно интересуется:

– Рассказать анекдот?

– Расскажи.

Она рассказывает анекдот про пловца, а в сегодняшней интерпретации – про пловчиху, которой запретили посещать бассейн, потому что она писает в воду.

– Но почему? – растерянно спрашивает спортсменка, – ведь так делают все!

– Да, все, – отвечает ей тренер, – но все – в воде, а ты-то – с бортика!

– Смешной анекдот. В первый раз я слышала его лет двадцать назад. Пошли-ка в бар, – прерывает её Светлана.

Выбравшись из воды, женщины отправляются в душ.

«Я опять – в третий раз, а еще не вечер – стою, как под дождем», – думает Светлана.

Она трогает то место, что болит в её теле. Она прикасается к нему нежно, и боль, когда она ощупывает шишку, – корнеплод, вызревший на благодатной почве, вполне терпима.

«В диаметре сантиметров пять, плюс-минус. Много это или мало? Не знаю. А вдруг придется вскрывать? Вдруг – не рассосется?» – мысль, что внезапно поражает её, шокирует, пугает её и, отразившись на лице, выдает её.

Подскочив, Нина страшным загробным голосом выдыхает:

– Покажи.

Светлана не выдерживает и прыскает со смеху.

– Смотри.

– Где болит?

– Вот здесь, – указательным пальцем Светлана трогает точку на груди чуть ниже и правее ареолы. – Только, пожалуйста, будь осторожна.