Сакура

За чаепитием мы разговорились, оказалось что он тоже Глазовский, впрочем как Бендрик и многие другие. Например, Харин Саша-коптёрщик. Начались расспросы и вскоре выяснилось, что у них с Сергеем имеются общие знакомые, хотя друг-друга по воле они не знали. Однако они были практически ровесники, поэтому общих знакомых в маленьком городке найти было довольно легко. Санник, как его проще называли заключённые, рассказал нам кое-что о положении в зоне, в принципе особо не вдаряясь в подробности, а от некоторых вопросов просто уйдя в сторону. По понятиям он был козёл и,в принципе-мы это знали, но он был одним из первых арестантов, который общался с нами и в общих чертах вводил в курс дел, поэтому мы его внимательно слушали. Нужно добавить к этому, что тот был человеком весьма весёлым и отзывчивым-именно такое складывалось о нём первое впечатление. Однако оно было довольно далеко от его внутренней сущности-это мы поняли значительно позже.

Своё свободное время мы большей частью старались проводить на улице, компенсируя и пытаясь наверстать упущенное за период довольно длительного заключения в закрытом пространстве. Так же в отряде имелся цветной телевизор, изображение которого оставляло желать лучшего, но нам, месяцами не видевших его-и это было в радость. Впрочем включать его было разрешено только в определённое время, а нам доступа до него не было вовсе. Лишь иногда мы могли присоедениться к просмотру к другим заключённым, когда те смотрели его. Для этого была выделена и оборудована отдельная комната, в которой располагались школьные парты и скамейки. Чем-то всё это напоминало скорее пионерский лагерь, нежели зону. Исключением здесь являлось лишь то, что вместо пионеров в красных галстуках были зеки, а пионервожатыми-менты.

Утром количество людей в отряде значительно редело-основная масса после завтрака уходила по своим рабочим местам. В отряде оставалось не так уж и много народа, в основном те, кто был привлечён к хозработам по отряду или те, кто работал в ночное время-до вечерней проверки они, как правило спали.

Разгуливая по дворику под солнышком вместе с Виктором, мы разговаривали о том о сём, несмотря на то, что в принципе уже практически всё знали друг о друге. Иногда мы замолкали, погружаясь в собственные невесёлые мысли… Прочитывая сейчас данные строки может сложиться ложное впечатление, что речь идёт о какой-то увеселительной прогулке, а не о тюрьме или зоне-это не так…

Тоска по свободе, многочисленные мысли о происходящем и, конечно же о собственных преступлениях, конечно же терзала каждого из нас. Впрочем, для подавляющего большинства людей вовсе необязательно было оказаться здесь, чтобы расскаяться о сожалеть о содеянном…

Незаметно к нам присоединился и Санников Олег, в такт с нами меряя шагами отведённое для этого пространство. Не сразу заметивший его Виктор немного отшатнулся от него, когда поднял голову до этого опущенную и смотрящую себе под ноги. Олег негромко рассмеялся:

– Ну что?..Грустим? -спросил он улыбаясь и пытаясь всем своим видом и поведением поднять нам настроение.

– Угу… Немного, -ответил Виктор и, как бы невзначай спросил:-А что будет сегодня по телевизору?

– Сегодня будет кино, -с готовностью ответил Олег, практически всё знающий здесь.

– Какое? -уточнил Виктор.

– Подводная лодка в степях Украины…3-я серия, -серьёзно ответил Олег.

Чесно говоря и до меня не сразу дошёл смысл сказанного. Виктор задумчиво повторил:

– Подводная лодка в степях… -вдруг он резко остановился и оторопело взглянул на Санника, заливающегося смехом:-Чего-чего?..В каких степях?

– Украины! -уточнил тот, продолжая смеяться над тем, как он ловко провёл Виктора, не сразу понявшего, что это розыгрыш.

– Ну ты, блин, Олег даёшь! -рассмеялись мы, поняв и осознав шутку. На некоторое время мы даже позабыли где находимся и были благодарны ему за то, что он отвлёк нас от невесёлых раздумий. Сергей, узнав что Санник не один из Глазова, большую часть времени начал проводить с Бендриком, а иногда даже с Хариным-те приняли его и они частенько засиживали в кабинете у завхоза Бендрика. Санника же в том обществе не очень-то и жаловали, непонятно почему, впрочем мы об этом и не задумывались.

Бендриков Миша в отряде был всегда-ведь он являлся завхозом и занимался благоустройством и поддержанием порядка. Он мог свободно перемещаться по территории учреждения, чем и пользовался. Так же он мог посещать спортзал. Когда я задал вопрос Олегу относительно спортзала, тот лишь хмыкнул и сказал, что это всё не так просто и даже у него нет для этого разрешения.

К привилегированным особам относился и Харин, который пропадал там чуть ли не все дни подряд. Это был хоть и не очень высоким, но довольно плотным и крепким- я не ошибусь если назову его атлетом. Держался он довольно высокомерно и надменно, а к себе практически никого не подпускал-исключением являлся лишь Бендрик, Тютя (прозвище) или Тютчин-завхоз столовой, под два метра ростом детина-тоже Глазовский. Нашего нового знакомого-Полева Сергея они подтянули к себе и, как я уже упоминал, довольно часто общались, закрывшись в кабинете завхоза отряда. К Саннику они относились терпимо, как к младшему брату, что-ли, а Харин чуть-ли не презрительно, время от времени отпуская в его сторону пренебрежительные и сальные шуточки. Олег сносил всё это и пытался повернуть в шутливый манер, но это ему не всегда удавалось…

Посетил нас также и член блат-комитета, как его прозывали Санник и другие здешние заключённые. Он принёс нам грев с общака-немного сигарет, чая и конфет. Это были самые основные продукты для выживания, они также использовались в качестве местной валюты. Он пояснил нам, что такое отказ от хоз. работ, а так же ввёл немного в курс образа и особенностей здешнего образа жизни:

– Есть три пути, по которому идут арестанты. Это: блатные, мужики и косяковые или, проще говоря-козлы. Блатные-это отрицалово местных порядков и отказ от любых форм сотрудничества с администрацией. Мужики-основная масса заключённых, которые работают, например на промзоне, но не сотрудничают с ментами. На них держится практически вся зона. Быть мужиком ничуть не стрёмно и это не мешает им быть порядочными арестантами. Наконец, есть категория косяковых-те сотрудничают с ментами, следят за порядком и хоз. обслугой. Например, баландёры-работники столовой, а так же завхозы, нарядчики и прочее-типа Санника. Разумеется, они тоже нужны и без них не обойтись.

Далее он не стал особо вдаряться в подробности, а лишь спросил: кто для себя решил идти по пути отрицалова. Из нас вызвались несколько человек и он, отведя их в сторону, о чём-то продолжил разговор с ними, потеряв к остальным всякий интерес. Блатовать мне как-то особо и не хотелось, даже ввиду того, что срок мой был немаленький, а совать опрометчиво голову куда не следует-я просто говоря, опасался. Мы посоветовались с Сергеем и Виктором и решили, что будем жить мужиками.

Утром следующего, второго дня пребывания в карантине начальник отряда-уже знакомый нам майор Зонов построил нас вместе с остальными заключённими и проведя утреннюю проверку поинтересовался: есть-ли среди нас те, кто отказывается выполнять хоз. работы. Назвались те, кто совещался с членом посетившего нас блат-комитета. Зонов приказал им выйти из строя и повёл их в ШИЗО, следуя позади них на почтительном расстоянии.

Весьма большие посты занимало большинство наших Глазовских земляков, несмотря на то, что здесь содержались осужденные со всей Удмуртии и множество москвичей. Среди нас в этапе тоже имелось несколько москвичей. В карантине у нас так же поддерживались ровные отношения…

На второй день карантина нас повели в сан. часть, расположенную в этом же здании, но с другой, противоположной стороны. Там так же имелся небольшой прогулочный дворик, с несколькими деревцами и лавочками, но он был закрыт и очевидно предназначался только для больных, помещённых в сан. часть. Нас осмотрели, мне назначили кое-какое лечение и выдали мазь, а так же прописали какие-то таблетки. Мои гнойники не проходили, а некоторые даже наоборот увеличились, сочясь гноем изнутри из-под засохшей корки. Мягко говоря зрелище и впечатление не очень приятное. Думаю, что если бы в сан. части имелись нормальные запасы лекарств, то мне бы их назначили, но так как все мед. препараты нуждающимся предоставляли их родственники через посылки и передачи-меня, разумеется толком лечить никто не стал, ограничившись какими-то мазями и освободив от хоз. работ по состоянию здоровья. Так что практически все дни я был предоставлен сам себе, хотя надо заметить, что Виктора и Сергея Санников, а именно он заведовал данными работами-он отмазывал и посылал других. Некоторых он тоже отмазывал, как мы это заметили, но уже за сигареты, чай и конфеты-или попросту говоря, за понты, так здесь это называлось.

Те же, кто не был освобождён или не мог откупиться были вынуждены работать по часу или два на некоторых незначительных работах связанных с благоустройством учреждения. Кое-кого отмазали земляки из соседних отрядов изредка посещая украдкой наш дворик и о чём-то говорив с Санником в сторонке, рискуя при этом получить нарушение и быть закрытым в ШИЗО на несколько суток. Данная возможность присутствовала, когда отряды посещали столовую, где нас кормили и расположенную как раз напротив здания, в котором мы содержались.

Полев Сергей сблизился с Бендриком и Хариным, пытался он подтянуть и меня в их кампанию, но те лишь отмахнулись рукой, мельком взглянув и хмыкнув, когда узнали, что я занимался восточными единоборствами и работал в охране. Вполне очевидно, что мой внешний вид на них не произвёл впечатления-я явно не вписывался в их категорию со своими средними физическими данными. Нужно сказать, что у них у всех были тяжёлые статьи и сидели они все за убийство-сроки их наказания были не менее 10 лет.

Они не раз как бы невзначай говорили, что можно блатовать или гнуть пальцы, если тебе позволяет срок до 3 лет, но если он был выше…

Узнав, что я оказался в карантине, меня нашёл один из тех, с кем мы вместе сидели ещё в следственной камере Глазовской тюрьмы. Отряд, в котором он содержался был как раз напротив и локальные участки прогулочных двориков практически прилегали друг к другу, разделённые лишь небольшим расстоянием в котором располагалась небольшая остекленённая тепличка. Мы имели возможность негромко перекрикиваться и видеть друг друга через решётки. Он позвал меня через таких же этапников как и я. Конечно же я подошёл и даже обрадовался, увидев его.

Насколько мне было известно из его собственного рассказа о преступлении, он буквально распотрошил мужика ножом, нанеся тому около 50 ножевых ранений. Само собой тот скончался на месте. Он рассказывал, что шёл по улице выпивший, как вдруг к нему пристал пьяный мужик и попросил закурить-тот отказал ему. Тогда тот накинулся на него с ножом в руках, который ему удалось отобрать и соответственно применить в целях самообороны. Насколько правдива была эта история-неизвестно, какие-либо свидетели отсутствовали. Он скрылся с места преступления и явился домой весь в крови, рассказав перепуганной матери о случившимся. Та сразу же позвонила своей подруге-адвокату, которая тут же примчалась к ним на выручку и, проконсультировав, а вполне возможно, что и подтасовав факты-посоветовала тому явиться в отдел с повинной. В ходе следствия и судебного разбирательства она, естественно, защищала его. Ему дали 2,5 года по довольно лёгкой статье о превышении самообороны и он ожидал ближайшей амнистии, по которой и был освобождён в дальнейшем. Услышанное от него меня довольно сильно шокировало, ведь практически все в камере были уверены, что он врёт и считали, что того осудят по другой, более тяжёлой статье с отягчающими и срок дадут немалый. Однако-закон, что дышло…

Узнав о моём приговоре, тот довольно и счастливо загоготал, даже не скрывая своих чувств, что так легко отделался по сравнению со мной, не применившим какого-либо оружия. Вполне естественно, что я обиделся и как можно скорее ретировался от него под каким-то предлогом, желая остаться один наедине со своими мыслями и тщательно всё обдумать, прийдя в себя…

Также меня нашёл и Пенсия. Он тоже оказался здесь и найдя меня передал немного сигарет и чая. Мы недолго поговорили с ним и он поспешил удалиться-его отряд как раз заходил в столовую и он рисковал быть наказанным за своевольное посещение карантина.

По истечении срока карантина нас распределили по разным отрядам, коих здесь насчитывалось одиннадцать. Я отдал Саннику денежную купюру среднего номинала, которую мне умудрилась передать мать в высыпанном в целлофановый пакет чае. Только чудом её не заметили в момент передачи. Мне подсказали спрятать её в сигарете, что я и сделал в своё время. Я хотел обменять её на сигареты или чай, но Санник предложил другой вариант, пообещав определить нас с Виктором в один отряд. Поразмыслив, я согласился.

Итак, этап распределили по разным отрядам, мы с Виктором оказались в одном, держась вместе, а Полева Сергея оставили в 10-м отряде, для хоз. обслуги и на некоторое время мы потеряли друг-друга из вида…

В отряде нас встретили, волокущих за собой выданные тощие матрасы, одеяла, подушки и вещи. Проводив в каптёрку, был заварен традиционный чифир и произошло некоторое знакомство. Один из встретивших нас представился смотрящим. Он вкратце рассказал нам о жизни в отряде, общепринятых правилах и тому подобном. Затем немного порасспрашивав нас о воле, наших преступлениях и других новостях, нас проводили к свободным двухъярусным койкам, где мы могли расположиться. Свободных мест на нижних ярусах не было и мы положили наши матрасы на втором ярусе-рядом друг с другом. Кое-какие вещи мы оставили, а всё остальное, не бывшие нам необходимым в ближайшее время, отнесли и положили в каптёрке, в которой распологались многочисленные ярусы и отгороженные полки, специально выделенные для этих целей. Так как свободной тумбочки не оказалось, хранить то, что мы оставили было негде и мы не нашли ничего более подходящего, чем положить свои более чем скромные запасы под подушки.

Заправив постели мы впервые за долгий период времени имели возможность спать на чистом постельном белье и даже раздеться. Казарма или барак был кирпичный и двухэтажный. Наш отряд находился на втором этаже, поэтому с одной стороны окна были полностью заложены кирпичом-та сторона выходила на волю. Другие стороны предусматривали наличие широких окон с форточками, на которых даже не было решёток. Нам повезло оказаться рядом с одним из них.

Металлические двухъярусные кровати стояли в четыре ряда, образуя таким образом два коридора. В проходах между кроватей имелись тумбочки, в которых заключённые могли хранить некоторые вещи, к примеру: чай, сигареты, конфеты и некоторые другие продукты питания, если они, конечно, имелись. В некоторых проходах стояло по две тумбочки и это считалось блеском роскоши и комфорта.

Такое расположение имели те, кто находился непосредственно возле подпирающих потолок кирпичных квадратных подпор, примерно метр на метр. Поставить койки ближе просто не было возможности-отсюда и возникало более большее и свободное пространство, которое позволяло поставить две тумбочки вряд. Кое-где в таких проходах имелись полочки с цветами и даже фотографиями в рамке.

При входе в отряд был подъезд с широкой деревянной дверью, она никогда не запиралась, если не считать зимних холодов. Над изголовьем двери висела небольшая табличка-8 отряд. На второй этаж вела бетонная лестница-входа на первый этаж не было, там располагался другой отряд с выходом в локальную зону в противоположном направлении. Поднявшись по лестнице мы попадали в широкий коридор, идущий посредине здания в котором имелись двери в другие помещения-раздевалка, где осужденные хранили свои вещи на вешалках и двухярусной батарее для обуви. Напротив раздевалки находился сан. узел, с рядами умывальников и подобия зеркал, здесь же имелась полка над которой шёл ряд розеток, практически не пустовавших. Больше розеток нигде не предусматривалось, за исключением кабинета завхоза, ну и начальника отряда, разумеется. Так же имелась небольшая комната для отдыха-там стоял цветной телевизор на возвышении из деревянной тумбочки, чтобы было удобно смотреть его со всех сторон комнаты. Перед ним как в школе были парты и скамейки. Довольно часто парты убирали, чтобы освободить больше место для желающих посмотреть телевизор. Затем уже собственно и шла казарма.

Нас вызвал завхоз и заполнил какие-то свои бумаги, задавая вопрсы и записывая наши ответы. Чая или чифира он нам не предложил, давая понять, что между нами существует разница и расстояние. Он тоже нам кое-что рассказал о правилах и жизни в отряде, но на свой манер. Создавалось впечатление, что все говорили об одних и тех же вещах, но с другим скрытым смыслом, не договаривая чего-то. Собственно так оно и было-мы поняли это чуть позже.

Так же нас вызвал к себе в кабинет начальник отряда, плотный и тучный мужчина средних лет, в звании капитана. Он принимал нас по одному тоже задавая вопросы и заполняя свои бумаги. На его вопрос за что я попал сюда я не раздумавая и с вызовом выпалил:

– Меня подставили!

Тот недоверчиво хмыкнул, мельком бросив на меня взгяд, оторвав его на мгновение от документов и сказал:

– Пишите жалобу…

Что мне оставалось делать? Разумеется в очередной раз засесть за писанину. Вдумчиво и долго я сочинял очередную жалобу, тщательно подбирая слова и выражения, излагал свои доводы и доказательства, чтобы в конечном итоге попросить об отмене приговора и отправлении моего дела для дополнителного расследования. После отказа из Ижевска моя жалоба должна была идти вверх по инстанции, то есть в Москву. Дело это было неблагодарным и малоперспективным, о чём мне не раз говорили окружающие, но человек живёт надеждой-не был исключением и я.