Спаситель, злодей, жертва, или Портрет диктатора
Константин Олегович Филимонов
Драматическая пьеса написана ещё в 2001-м году, но правилась (редактировалась) до 2016-го, а затем и 2020-го. Актуальная пьеса – особенно сегодня и особенно в России!
Константин Филимонов
Спаситель, злодей, жертва, или Портрет диктатора
Светлане – жене, другу – посвящаю…
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
ЧЕТ ДОУ – художник,
МОЛЛИ – его экономка,
СТЕП РОУЗ – лейтенант Черной Гвардии.
-–
В небольшом и небогатом государстве Энляндия произошел переворот. В результате путча было свергнуто демократическое правительство. Президент Уилл Бар убит. К власти пришли Черные Гвардейцы во главе с генералом Пеликаном.
События пьесы развиваются в доме всемирно известного, но всеми забытого художника Чета Доу.
-–
Сцена первая:
МАСТОДОНТЫ
(Доу и Молли сидят у камина. Он – в кресле, укрывшись тяжелым выцветшим пледом. Она сидит рядом на стуле.)
ДОУ: Эх, Молли, Молли!.. Моя беда в том, что в свои шестьдесят три года я все еще нахожусь в здравом уме. Хотя иногда кажется, что уж лучше б я спятил, лучше б не замечал этой вакханалии, которая творится вокруг с того самого дня, как этот бурбон генерал Пеликан возомнил себя диктатором и с помощью своей гвардии захватил власть в Энляндии… Хм… Кстати, ты не знаешь: Пеликан – это фамилия или прозвище?
МОЛЛИ: Вы уже много раз спрашивали меня об этом, господин Доу, и я отвечала Вам: я не знаю.
ДОУ: Вот и я не знаю… Хотя, сказать по правде, этот новоявленный мизантроп, этот провинциальный выскочка с наполеоновскими амбициями, действительно походит на пеликана! У него такой же уродливый провисший подбородок, заостренный нос, а походка и повадки, словно у хищника… Да, да, он очень походит на пеликана… Молли, а ты видела его?
МОЛЛИ: Вы уже спрашивали меня и об этом. Нет, я никогда не видела генерала Пеликана. Только на фотографиях в газетах и по телевизору.
ДОУ(с тихой злостью): Солдафон!.. Невежда!.. Господи, да как же так случилось, что этот безмозглый скунс захватил нашу страну? Неужели это будет продолжаться вечно?.. Хм… Как ты думаешь, Молли, сколько это будет продолжаться?
МОЛЛИ: Я уже отвечала Вам, господин Доу: я не знаю – сколько это будет продолжаться. А вот Вам не стоило бы так волноваться, иначе у Вас опять случится сердечный приступ, а лекарств у нас больше нет. Они закончились еще на прошлой неделе. И денег у нас тоже нет. А аптекарь Виллс ни за что не даст в долг ни снотворного, ни сердечных капель… Этот аптекарь такой скупой, что даже яда в долг не даст…
(Молли тайком достает из кармана фартука большую пачку денег. Но, поглядев на Доу, тяжело вздыхает и нерешительно прячет деньги.)
ДОУ: Яда?.. Нужно быть очень не практичным человеком, чтобы давать людям в долг яд!..
(Некоторое время они молчат. Каждый думает о своем.)
ДОУ: …Ты знаешь, Молли, с некоторых пор у меня такое чувство, будто за мною кто-то подглядывает. И самое страшное, что я понимаю свою беспомощность, невозможность спрятаться от этого наглого всевидящего ока. И тот, кто за мною подглядывает, все это тоже понимает, поэтому и ведет себя издевательски надменно – не показываясь, а лишь обозначая свое присутствие. Я – в панике, а он – в диком восторге!..
МОЛЛИ: Эх, господин Доу! Беспокоит меня Ваше здоровье! Сидите Вы целыми днями дома, спать ложитесь поздно, просыпаетесь рано… вон – осунулись весь, мешки под глазами… С таким к себе отношением, понятно, что угодно может привидеться. Как еще по Вам черти табунами не скачут?!
ДОУ: …Со мною уже было нечто подобное. Только давно, очень давно – в детстве. Лет десять или двенадцать мне было. Заболел я тогда страшно. Температура под сорок, меня колотит, как в лихорадке, и сознание рассеяно. Полусон, полуявь, полубред… А когда кризис миновал, температура немного спала, вот здесь и появилось это странное ощущение, будто кто-то всесильный и невидимый подглядывает за мною…
Говорят, что Пикассо постоянно жил с этим странным чувством – ему всегда казалось, будто незримый Некто наблюдает за ним со стороны. Может быть поэтому Карл Юнг назвал Пикассо «гением идиотов»…
МОЛЛИ: Да-а!.. Идиотов сейчас много!..
ДОУ: Один цирковой артист… по-моему, он был акробатом… ну, это неважно… так вот, этот акробат рассказал мне однажды, что в цирке есть неписанный закон – когда циркачи репетируют, оттачивают какой-нибудь номер или трюк, то ни в коем случае нельзя уходить с манежа пока трюк не получится. Работай до седьмого пота, до полного изнеможения, но выполни трюк хотя бы раз… Хм, да… хотя бы разок!..
МОЛЛИ: Что Вы сказали, господин Доу?
ДОУ: Да, так… ничего!.. (грустно усмехаясь) Просто… мне всегда казалось, что на глазах у тысяч восторженных зрителей я выполняю какой-то суперсложный трюк или номер, а теперь получается, что и номер-то мой – так себе, и выполнял я его кое-как, да и зрителей в цирке нет… ни одного человека…
МОЛЛИ: У-у, что Вы, господин Доу! Сейчас даже на рынке людей нету!.. Одни торгаши стоят и своими ценами друго-дружку кусают…
ДОУ: Молли, а ты видела Пеликана?
МОЛЛИ: Где? На рынке?..
ДОУ: …А я видел его. Я ведь встречался с ним ранее. Впервые – еще лет десять назад, когда писал первый портрет нашего през… нашего бывшего президента Уилла Бара. И, представь себе, я совершенно не помню пеликанского лица. Вот помню, что он крутился вокруг президента, а лица его не помню. В то время Пеликан был капитаном гвардии и, по-моему, отвечал за личную безопасность Уилла Бара, но я не могу вспомнить ни самого Пеликана, ни его глаз, его мимики… Хм… Знаешь, Молли, я уверен, что Ломброзо был не прав. Самые отъявленные убийцы, маньяки и насильники обладают не какой-то выдающейся, а самой что ни на есть заурядной внешностью. Это уже потом, после разоблачения, когда преступник сидит на скамье подсудимых и его вина практически доказана, бездарные графоманы-журналисты начинают приписывать подсудимому страшные черты лица. Ну, что-нибудь типа, «узкий лоб» или «острый нос». И, хотя и лоб у преступника совершенно нормальный, и нос ничуть не острее, чем у остальных, но обыватели с легкой руки репортеров обнаруживают все эти штампы на лице убийцы. Каково, а?! Вот так и создается то, что называется «общественным мнением»… А между тем у преступника совершенно ничем не примечательная физиономия. Серая вонючая мышь – не более того…
МОЛЛИ: Да!.. Мыши очень вонючие!.. Бр-р-р…
ДОУ: Я ведь несколько раз видел Пеликана, что называется воочию, но абсолютно его не помню!.. О чем это говорит? Да о том, что у нашего безмозглого диктатора внешность серой мыши… Это сейчас я, как те графоманы, начинаю замечать на его лице отвратные черты: пеликанский провисший подбородок, все тот же узкий лоб, заостренный на кончике нос и другие дежурные для диктатора-кровопийцы штампы-детали портрета. Но еще полгода назад… ты слышишь меня, Молли, всего лишь полгода назад я проходил мимо него словно мимо пустого места. Я не замечал его, Молли!.. Наверное, точно также германские бюргеры с кружками пива в руках проходили мимо маленького тщедушного человечка по фамилии Шикльгрубер. Они в упор глядели, но не замечали того, чей облик в скором времени сделается тотемом Третьего Рейха… Кстати, Молли, а ты знаешь – кто такой Адольф Шикльгрубер?
МОЛЛИ: Откуда же мне знать какого-то Шикарубара, если я никогда не была в Германии?
ДОУ: Адольф Шикльгрубер – это настоящее имя Гитлера. А ты знаешь, как он стал Гитлером?.. Или как Иосиф Джугашвили превратился в Сталина? Знаешь?.. Нет, ты не знаешь этого! Потому что эта великая тайна превращения из серой вонючей мышки в диктатора известна только нам – художникам! Это мы – портретисты – придаем обрюзгшим невыразительным лицам наших вождей суровые мужественные черты. И, таким образом, мы, создавая ложный образ, создаем ложное «общественное мнение». И люди вдруг начинают «видеть» на примитивной, непрезентабельной физиономии диктатора то, чего там никогда не было. Вот так-то!.. Джугашвили был усредненным низколобым уродцем с сухой рукою и противным рябым лицом, а мы – художники – сделали его красавцем! И, поверь мне, когда русские видели воочию своего рябого вождя, они не замечали в его внешности ни примитивизма, ни уродства. Потому что мы зомбировали их!..
МОЛЛИ: Господи, да что Вы такое на себя наговариваете!?
ДОУ: Нет, Молли, ты не понимаешь!.. Ты многого не понимаешь!.. Искусство – это самое сильное и самое эффективное оружие политиков! Для удержания власти необходима своя (!) культура, которая отныне будет отражать национальную идею. О-о, это очень тонкий и очень страшный инструмент власти! Самый страшный!.. И не только потому, что искусство – это прежде всего метаморфоза, а еще и потому, что оно действует на сознание масс, как удав на кролика… Есть такая притча… хм… вот только не помню – где я ее прочитал?.. По-моему, у Бомарше… Ну, да не важно!.. Итак, слушай, Молли, притчу:
На огромном корабле, который перевозил через океан рабов, вдруг закончилась провизия. В трюмах – понятно – смрад, стенания. Того и гляди, рабы обезумеют от жажды и голода, взломают решетки и вздернут на реях капитана и его команду. И тогда хитрый капитан спустился в свою капитанскую каюту и достал из кованого сундука пыльных пронафталиненных тряпичных кукол. Он собрал рабов и стал показывать им кукольный спектакль. Странное дело, но представление было настолько увлекательным, что рабы забыли о голоде. А если рядом умирали их товарищи, то рабы не замечали этого…
У этой нехитрой, в общем-то, притчи двойное резюме.
Во-первых, если на корабле закончилась провизия, рабам начинают показывать кукольный спектакль.
И обратное, второе резюме: если нам показывают кукольный спектакль, значит, на нашем корабле давно уже закончилась провизия…
МОЛЛИ: Так он довез их?
ДОУ: Кто?..
МОЛЛИ: Ну, этот капитан довез своих рабов? Они не умерли?..