Васька лежал ни жив ни мертв.
– Сие что за животина?
– Ученик, ваше царское величество. С фабрики.
– Вон что!
Петр поманил Ваську пальцем, но тот еще глубже забился в угол…
– Боюсь…
– Ростом с жеребенка, а боишься! Вылазь, авось не съем.
– Ваше величество, дозволь отлежаться. Приглянусь к тебе малость, тогда, ей-богу, вылезу.
– Ладно, уважу! – рассмеялся государь. – А мы покудова, Петрович, чарочкой перекинемся.
Беседа быстро наладилась. Под конец Турка до того освоился, что больше сам говорил, чем слушал.
– Да, преславный, забивает нас крестьянское рукомесло. Им что? Они у себя в избе робят. У них какие расходы?
– Ну все же, не с неба им валится.
– А не с неба, тогда пущай они все пошлины наравне с нами несут. А то что ж так, вроде утайкою торговать. Нам от того чистый убыток. Так цены сбавили, хучь плачь.
Турка не зря отвалил Петру тысячу на «христолюбивое воинство».
– А вы бы фабрик понастроили больше, – посмеивался государь.
– Строим. Почитай, всюду, где силен мелкий промысел, строим.
– И каково?
– Худо. У нас и работные, и всякая пошлина. Мы, преславный, по ихней цене никак товар спущать не можем.
– Зато и товарец похуже у вас.
Турка так и вцепился в последние слова:
– Истину говоришь, хуже. Ей-богу, хуже! Потому нету мастеров настоящих. Бегают работные с фабрики на фабрику, когда токмо вздумают. Его обучишь, ан глядь, уж и нету его, убег к другим компанейщикам…
– Ты про что разговор повел? – оборвал его разглагольствования Петр.
– Про то, чтобы…
– Крестьянишек к фабрикам прикрепить?
– Истина глаголет твоими устами, ваше царское величество.
Петр записал что-то в постоянно находившуюся при нем замусоленную тетрадку и положил руку на колено хозяина:
– Добро! Я купчинам, сам знаешь, друг. Чего-нибудь сотворим. Только не торопитесь.
Сунув ногу под лавку, царь выгреб оттуда Ваську:
– Так, сказываешь, ученик?
– Ученик.
– А чего страшишься меня?
– Тебя как не страшиться? Ты – царь.
– А чей же сам будешь?
Турка поспешил рассказать все, что знал об ученике.
– Во-он что, – деловито протянул Петр. – Да из него и впрямь будет толк.
И, подумав, приказал Ваське идти за ним.
Вдоволь нашагавшись по городу, царь зашел к Шафирову.
– Вот тебе чадушко для обучения, – представил он Ваську.
– Чему обучать, государь?
– Манирам галантным! Дурак. Не ты ли с Апраксиным и Евреиновым задумал фабрики строить?
– С твоего соизволения, государь.
– Ну, так и бери его. Через него, как в зеркале, все будешь видеть, что на фабрике деется. Клад, а не паренек.
В тот же день Васька был зачислен челядинцем к Петру Павловичу.
В Преображенском государя дожидался только что приехавший из Константинополя подьячий Дешин. Едва взглянув на гостя, Петр понял, что его ждут недобрые вести.
– Каково Толстой поживает?
– Денно и нощно трудится, – поклонился подьячий. – Токмо как ни заботится о деле своем, а турки все свое гнут. По всему видать, надумали они рушить мир с нами.
– Ру-шить?
Заглохшее было недоверие к бывшему споручнику царевны Софьи, Петру Андреевичу Толстому, вновь пробудилось.
– А Петр Андреевич всеми помыслами служит тебе, ваше царское величество, – перекрестился Дешин. – Тому Бог свидетель.
– К примеру?