Помолчали. Я рассматривал уже всё философски, и, не заморачиваясь на обидном, всё-таки не удержался:
– Вадим муж, а Аркаша его охранник? – а сам подумал: «ни фига он тебе не муж».
Она посмотрела удивлённо, как будто только меня заметила.
–
Это не важно.
Отвернулась.
Я потрогал губу – как новокаин вкололи. Надо хоть посмотреть…
– Есть зеркальце?
– Болит? – повернулась, спросила она.
– Неприятно.
– Глупо всё получилось.
– Да сам виноват, – признал я, – засмотрелся, зазевался… А Аркаша этот, ни фига не зевает, сука…
Ощупал языком рассечение, опухоль от удара. Ну, пройдёт, чего меня так «шатнуло» то? Разбито, конечно. Потерялся. Не «включился». Ладно… Но «эти» – "серьёзные".
– Он нормальный, просто за своих всегда такой… – попыталась объяснить Лена, – вспыльчивый что ли… – достала свои сигареты, (где такие берут?), я чиркнул ей зажигалкой, она прикурила, кивнула.
– Вспыльчивый, – подтвердил я, – Он не злопамятный?
Улыбнулась. Нормально дело идёт.
– Сколько вам лет? – спросил я.
– Это зачем? – не понравилось ей, затем, явно заканчивая со мной разговоры, спокойно ответила: – Двадцать восемь.
Машины неслись как угорелые. Больше, значит, беседовать не будет. Жаль. Но я удивился сам, и задумчиво признался:
– Я бы дал больше.
– Это почему? – отвлеклась она от дороги. Первый раз такое слышу.
Правильные какие брови… Я пожал плечами.
– Мне двадцать четыре. С шестьдесят шестого что ли?
– Ну, и что?
– Я думал – лет тридцать-тридцать пять…
– Ничего себе…
Она хотела что-то добавить, но не стала, заинтересовалась видами из окна, и пятном на груди. Спросить, что ли, почём пальто брала?
– Вот там, чуть дальше, у салона остановите, – попросила она водителя.
Водила оглянулся, развернулся. Взял деньги, кивнул на её благодарность
Над задрапированными витринами, красовалась витиеватая, с отливающими бронзой вензелями, в стиле модерн, вывеска: «Салон Элен». Ага…Свой салон что ли? Видать. А Вадим здесь, наверное, «крыша», – «по ходу». Ничего тётка. Со своим салоном. Ну, не плохо дело прёт. Лишь бы только Аркадон не заявился…
– Сейчас приведём вас в порядок, – сухо пообещала она мне.
– Можно на ты – сообщил я ей.
Взявшись за дверную ручку, она не решительно остановилась.
– Да ладно, чего там, – сказала она, по-моему, сама себе.
Когда мы вошли, я понял, почему она несколько замялась на входе. Много интерьерной искусственной подсветки, зеркал. Бесчисленно отражались цветы, (не понять уже где пластиковые, где настоящие), рыбки из аквариума на стене, и респектабельно одетые женщины в креслах. Женщин оказывается, как рыбок. Не сосчитать в этих отражениях. Шум улицы не проникал сюда. На нас бы обратили внимание и без входного колокольчика. Ещё раз пересчитал женщин. В зеркалах они умножались, как цветы и рыбыки.
Лена с кем-то дважды непринуждённо поздоровалась, – (подумаешь, с «вампиром» зашла), жестом остановила открывшую рот девушку и направилась в левый угол комнаты. Толкнула неприметную дверь. Я, с платочком, чинно следовал за ней, и чуть не наскочил на неё.
Она покраснела, кажется, смутилась. В светлой кафельной комнатке, в пол оборота к нам, спиной у зеркала стояла коротко остриженная черноволосая девушка в свободно распахнутой белой блузке. Её пальцы манипулировали с брючной застёжкой на бедре. Бюстгальтер ей действительно не нужен.
Света извини пожалуйста, выйди на минуту, – попросила Лена. Наш поспешный отход отсюда она видимо посчитала для публики более не приемлемым.
Слепой бы девушкой не заинтересовался, а я отметил, что Света не плоха, и не стеснительна. Она смотрела на меня. Две родинки: на животе, и одна между ними. Секунду она ещё оставалась не движимой, затем спохватилась:
– Да-да, конечно, – застёжка была оставлена в покое, тёмный маникюр коротко впорхнул по мелким, как семечки, частым пуговичкам.
– И, постой… Попроси пожалуйста, что бы никто не входил, – Лена с опаской посмотрела и на кабинки.
– Конечно-конечно, – закивала-пообещала девушка. Мой вид вызывал у неё разумное удивление, но не изумление.
Я поднял ей левую бровь.
– Умывайтесь, – обернулась ко мне Лена.
Кровь уже давно не шла. Я умылся, вода тёплая, приятная, приятная комнатка, белое мыло пахло чем-то душистым, и незнакомым. Зачем я прополоскал её платок и вернул ей, – не знаю зачем.
– Пойдёмте, – она, завернула свой платочек в салфетку и бросила его в урну.
Мы вышли из туалета, (я подмигнул на дверях Свете), прошли мимо дам с рыбками в аквариумах, и, по узкому коридору попали, судя по всему, в её кабинет, наверное.
Здесь уже никого не было. Она сказала мне: «я сейчас», и ушла.
Уютная обстановка. Тёмные, под старину, ореховые панели, кремовые стены. Чёрный, матовый, письменный стол с телефоном и современной лампой выглядел изящно. Репродукция Климта «Поцелуй», на стене, миниатюрные в рамках плакаты похожие на рисунки Лотрека, зеркало. Жёсткий, бордовый с розовым, ворс ковра на полу. Два светлых, небольших объёмных кресла «зажимали» журнальный столик. Журналы «не по русски», пепельница, пачка слабых сигарет. Я сел в кресло, закурил.
Она вернулась минут через пять без пальто. С ней зашли ещё две девушки.