– Уважаемые пассажиры, говорит капитан корабля. В Екатеринбурге гроза. Из-за погодных условий совершим посадку в Тюмени.
Сели, дозаправились, полетели обратно. Он теребил телефон.
Вбежал на собственный концерт в Екб спустя час, всё шло кувырком. Он удалил её из друзей. Сначала удалил, потом написал ей, как ему плохо. Написал искренне. Попросил прощения, предложил поговорить. Сидел где-то между Пермью, Екб или Челябинском, в мрачном здании вокзала, среди очередных бродяг и надоевшей России. И она ответила, что да, да, давай поговорим, как приедешь. Он был так счастлив. А после концерта в Перми в аэропорту, когда он так хотел домой, оказалось, рейс отменили из-за ветра. Он поменял билет, улетел под утро. Приземлился никакой от недосыпа, аэроэкспрессом домой, она готовила завтрак, он сказал какую-то глупость, они сильно поссорились, кричали, разбили кофейник, потом он извинялся, просто сильно устал, так сильно устал от всего, от бесполезных разъездов, тратит здоровье, скоро тридцать, а он так ничего и не – и тут разревелся – по-детски, до самых жгучих слёз, рухнул на пол в пальто, что надел пять минут назад, чтобы уйти, и плакал в её коленях, среди осколков френч-пресса, так устал, Ксюша, так устал, прости меня, она гладила по голове, он плакал у неё в коленях, да, он завидует ей, и эти концерты на тридцать человек его убивают, но он же не умеет ничего другого, разве он виноват, что поёт такие плохие песни? И она говорила, что песни не плохие, и потом они были вместе, впервые за всё время – были вместе, и в тот день он при ней написал «Не успел», на ту мелодию – пронзительную горькую, где он не успел на поезд, он так обнажился перед ней в этой песне, и она опять достала айфон и сняла, как он поёт.
Зачем ты снимаешь, не надо. Саш. Что? Давай я сниму док про тебя. Что? Я хочу снять фильм про тебя.
И она сняла.
3. Саша и Алина
– Саш. Ты понимаешь, что ты всех сейчас подводишь?
– Алин.
– Всех.
– Алин, всё.
– У нас организаторы в пяти городах.
– «Организаторы»! Которые с вокзала не могут встретить? Почему, блядь, меня все могут на хую вертеть, а я нет? Почему я всё делаю, а они нет? Почему меня все могут иметь, а я должен приехать, выступить, и улыбаться, и быть хорошим и ответственным, я всегда был хорошим и ответственным, я устал быть…
– Не всегда.
Молчание.
– Саш.
– Всё. Алин. Всё.
– Второй раз, Саша. Подумай о зрителях. О лояльности, о твоём имидже…
– Да в рот я ебал лояльность! Тридцать человек везде. Мне надоело. Я устал. Значит – бездарен. Значит – такая цена тому, что пою. Хватит.
Молчание.
– А обо мне ты подумал?
Молчание.
– Я, столько сил положила на это. На этот сранный тур. Чтобы ты выступил, чтобы люди после прошлой отмены захотели с нами работать, пришли на концерты, я по ночам не спала, после офиса делала – встречи, рассылки, орги, я для чего это всё? Я же верила в это всё, Саша! Верила в тебя, блядь.
– Прости. Прости.
Молчание.
– Прости, Алин.
Молчание.
– Но теперь точно, Алин. Всё… Походу…
– Ты из-за сториз этой, с афишей?
– Нет!
– А что тогда?
– Ну… всё.
– Я не дам тебе так просто угробить себя, понял?
– Я уже.
– Саш.
Молчание. Шелест.
– Ты и вина привезла, что ли? О, моё любимое.
– Саш. Ты разве не понимаешь, что эта классическая история. Вспомни ain't no sunshine. 33 года. Всю жизнь туалеты ремонтировал.
– Штопор на кухне… Ладно, я так.
– Да прочитай про любую группу – уже хотели забросить, разойтись. В самый трудный момент – приходит. Всегда так. Вселенная тебя сейчас проверяет. Держишь ли ты удар. Сможешь ли подняться в самый сложный момент. Поверить в себя.
– Застряла пробка…
– Иначе всё это дерьмо гроша ломанного не стоит, понимаешь? Если не выдерживаешь это последнее отчаяние. Как там, блин, – самый тёмный час перед рассветом. Если сейчас так плохо, значит скоро всё придёт. Я верю. Верю в тебя. В тебя и в твою музыку.
– Бля, не могу без штопора. Щас всю простынь… Можешь, на кухне там…
– Саш!
– Да что?! Что?! Ты сейчас себя убеждаешь. В жопу мою музыку. В жопу всё. Давай выпьем.
– Саш. Ладно.
Молчание.
– Ладно. Ты не крутой.
– О! Открыл.
– Не рок-звезда.
– Так, уже лучше.