Никто не знает Сашу

Она говорила, что они выложили трейлер, не согласовав с ней. Она звонила в редакцию, но там не понимали, чего она хочет. Она извинялась перед ним, звонила организаторам фестиваля, пыталась всё уладить.

В своих самых сладких мечтах он ехал автостопом из Москвы в Восточную Европу, нелегально пересекал границу, покупал у румынских мафиози потёртый, но надёжный «Калашников», приезжал в Прибалтику, где в семикомнатной квартире находилась редакция «Гидры», и в костюме доставщика пиццы – новоявленный Геракл нашего времени – хладнокровным шуттингом прижигал комнату за комнатой, отрубая головы мерзкой рептилии.

В реальности же, в комментариях к трейлеру уже вскакивали как прыщики едкие редкие – каждый врезался Саше в память вместе с аккаунтами типа Alter Ego1 или yy fky или user1488:

«уж лучше это чем ваш сквиртонит (на самом деле нет)» (24 лайка)

«когда забыл, что на дворе 2к18» (20 лайков)

«почему в кадре нет костра» (16 лайков)

«жену дома ждёт серьёзный разговор» (52 лайка)

«когда гидра довела пару до развода» (71 лайк)

В реальности же, когда она дозвонилась до Горизонтовой, та начала нахваливать её трейлер и просила выслать хотя бы черновой монтаж – как можно скорее, а она улыбалась и кивала, он пытался сказать ей – попроси удалить трей… – т-с-с-с! – шипела она на него, корчила страшную гримасу, махала рукой, уходила в кухню, улыбалась голосу, говорила трубке «да-да, конечно, я понимаю», он психанул, стал одеваться, чтобы уйти.

– Куда ты собрался, что случилось.

– Ты сказала им удалить трейлер?

– Она за это не отвечает, я позвоню в редакцию, Саш, тут ещё…

– Когда.

– Сейчас попробую ещё раз. Тут ещё…

– Что.

– Она просит разместить тизер на сайте «Горизонта».

– Что?

– Ей очень понравился тизер, и герой, она хочет разместить его и несколько других на сайте.

– Ты отказала?

– Саш, это мой шанс, чтобы…

– Что?!

– Саш…

– Ты же мне обещала? Сколько тебе, блядь, ещё нужно шансов? Сколько? Зачем ты меня убиваешь. Мы же договорились…

– Саш.

– …что мы важнее! У тебя есть всё! Заказы, фестивали, всё есть. У меня нет ничего, надо мной все смеются из-за этого тизера…

– Да кто, блядь, надо тобой…

– В комментариях, кто!

– Три человека?

– А тебе мало?

– Они ещё фильма не видели…

– Да они и не увидят его!

– Что?

– Я запрещаю тебе публиковать фильм со мной. И тизер.

– Ебать.

– Да.

– Я опубликую, Саш

– То есть, тебе насрать на меня?

– Нет – это тебе насрать на меня и мой фильм! А мнение трёх сранных комментаторов тебе важнее мнения жены-профессионалки…

– Ахуеть! «Профессионалка»! Режиссёрка, блядь,....

– … потому что ты всегда ведёшься на чужое мнение и мнение других людей тебе важнее…

– …смешала мужа с говном, видимо, чтобы угодить трендам…Что?

– …а не родного человека… что?

– Да пошла ты нахуй!

– Да пошёл ты в пизду!

Если застенаграфировать все их ссоры, и проранжировать такой архив ругани по степени ужаса, этот двухстраничный протокол даже не казался бы самым тяжким – они говорили друг другу вещи и похлеще. Но они уже устали. Устали оба. Любой, кто оказался бы с ними незримым оком – а ему теперь вся жизнь мерещилась докфильмом про абьюзера-неудачника, и невидимый зрачок камеры жёг край глаза – любой бы услышал в этой ссоре – всё.

Это было в том, как подрагивали их голоса. Как её глаза стали колюче-зелёными от гнева. Как у него тряслась губа. Они просто устали кружить в этой петле и решили выйти. Устали оба и решили оба. Они оба сделали это. Так он себе это объяснял потом. Они оба, оба, повторял он, поспешно одеваясь, бросая первые попавшиеся вещи в сумку, хлопая дверью, сбегая по лестнице, они оба, повторял он это себе сейчас, после ухода Алины, докуривая траву на Щёлковской, они оба, повторял он и тогда в Непале, на Випассане.

Они оба, думал он тогда, обкуриваясь с Ритой на её хате, они оба, думал он про неё всё время, и даже тогда утром, проснувшись на полу, в грязной одежде, липком белье, он думал про неё. Ему стало стыдно, нестерпимо стыдно, как не было стыдно ещё никогда в жизни, это была ещё не вина, но стыд. И Рита опять что-то говорила про Индию, запалила первый косяк, давай уедем, перезимуем, я так каждый год делаю, что здесь ловить, что тебе здесь ловить, тем более, после этого фильма, ты говоришь, она тебя в нём высмеяла, да? Зачем она тебе нужна, и он лежал, уставившись в грязные цветастые шторы, в дым от благовоний, в статуи индийских божков, и стыд не умещался в нём, казалось, стыд сейчас опрокинет все эти полки и статуэтки, и «водный» на грязной кухне, и он поспешил к ней, побежал прочь от этого кошмара, Индии, травы.

Да, это были дни тумана, особенно потом – дни тумана, сумрака, всё смешалось в какой-то ком, но ту ссору он помнил отчётливо. Как отпечаток в цементе на ступенях их дома в Горловом, куда пришёл раньше её на полчаса. У подъезда, где воровато оглянулся. Словно в последний раз – на знакомый двор.

День был солнечный и морозный, самое начало ноября. Солнце лежало на стенах домов, балконах, торцах и всё было таким резким, объёмным. Мальчик и девочка играли на детской площадке. Девочка отчитывала мальчика – ты не по правилам играешь. Мальчик виновато улыбался.

Дома никого не было, он испугался, что она съехала, но вещи были на месте. Он написал ей, она сказала, что будет через полчаса.